Плавучий мост. Журнал поэзии. №2/2019

не согревает нас.
Помолчать – это лучшее,
что предстоит сейчас.

Это жуткая каторга —
так вот молчать вдвоём.
Но судьба, сволота, карга,
стоит на своём.

Я давно ко всему привык.
Вон исход на носу.
Но лучше я проглочу язык,
чем хоть слово произнесу.

В печке рушатся один за другим
золоченые города…
Что могу я сказать – все дым.
Что ты можешь сказать – все вода.

«Хоть газетный лист на голову надень…»

Хоть газетный лист на голову надень.
Не хватает мне здесь липы иль осины.
Пальма – дерево не щедрое на тень,
И сдаётся мне, что место ей в России.

Мало солнышка – вот русская беда.
Так считал когда-то Розанов. Согласен.
Русский март приносит свет лишь иногда.
А октябрь в России попросту опасен.

Нам побольше бы тепла, лучей, игры
солнца с листьями. Но наш народ умерен.
И, конечно, чересчур большой жары
он не вынес бы – уж в этом я уверен.

Вот и хочется нам без высоких слов
сознавать, что смерти русичи не имут,
ясным золотом высоких куполов
компенсируя бессолнечный наш климат.

Долгий снегопад

Осыпается чайная роза.
Лишь вчера встала в вазу она.
В состоянии анабиоза
этот дом. И Москва. И страна.

Все замедлилось. И слава Богу.
Сколько можно, трава не расти,
приходить от истока к итогу,
пропуская всю прелесть пути.

Этот снег от Находки до Бреста,
бесконечный его марафон,
наконец-то поставил на место
суетливую смену времён.

«На Садовом эти домики…»

На Садовом эти домики
в сотне метров друг от друга.
На крылах силлаботоники
по Москве гуляет вьюга.
Жизнь – тайга, саванна, прерии,
чёрный рэп Оксимирона.
Чехов был соседом Берии.
Слава Богу, не синхронно.
Узкий дом окошком косится
на широкого соседа.
Третий день чересполосица
снегопада-снегоеда.
Ежегодная эмпирика
там даёт ходьбе сноровку,
где февраль и март сцепились, как
два шофёра за парковку.
Что за дни: сырые, гиблые…
Как у вас дела, Европа?
А у нас дела, как в Библии
от Созданья до Потопа.

«Прочтут иль не прочтут – не в этом дело…»

Прочтут иль не прочтут – не в этом дело,
а в том, чтобы строка летать умела,
не опускаясь в жижу тех болот,
где тоже – жизнь, но ей живет лишь тело,
людской души пленительный оплот…
А впрочем, этот ход мой – тоже плод
мозгов.

Перо не этого хотело.
Перо? Причем оно, когда давно
рождение стихов сопряжено
с холодным четким шрифтом на айпаде.
И превращение воды в вино,
свершенное когда-то веры ради,
теперь, к всеобщей, видимо, досаде,
должно забытым делом стать.
Должно!