Актуальные проблемы Европы №1 / 2015

Еще большее развитие получили теории избирательного (ограниченного) права на отделение, постулирующие легитимность даже вооруженной сецессии при наличии особых обстоятельств, по аналогии с внеконституционным правом на революцию. Среди таких условий разные авторы называют историческую несправедливость (теория «исправляющего права» А. Бьюкенена); дискриминацию и массовые нарушения базовых прав человека (12); гражданскую войну или неспособность государства обеспечить элементарный правопорядок; стремление к демократии в условиях недемократического режима; непреодолимое взаимное ожесточение групп («аргумент Чейма Кауфмана») и их «фундаментальную несовместимость» (17).

Эти теории положили начало интенсивным дискуссиям о допустимости изменения границ в разных социальных дисциплинах и среди экспертов-практиков. Основные их положения многократно подвергались аргументированной и жесткой критике – за внутренние противоречия и неясности, невозможность объективного применения; создание почвы для манипуляций; потенциально провокационное влияние на этнические отношения; оторванность от реального опыта. По словам Д. Горовица, «не случайно большинство исследователей этнической политики проявляют заметно меньший энтузиазм в отношении сецессии, нежели международные юристы и философы» (13, с. 200). Но у теорий права на сецессию появляются и новые сторонники, продолжающие их разработку.

Так или иначе, они дали сепаратистскому тренду мощную идейную подпитку. Концептуальную базу – в основном идеологизированную и спорную – получила дифференцированная и пристрастная оценка легитимности конкретных движений. О продолжающейся практике «двойных стандартов» сказано уже так много, что этот факт вряд ли нуждается в доказательствах.

Восприятие каждого геополитически значимого случая, как показывают примеры постсоветских конфликтов, распада СФРЮ, Косова, Крыма и Украины, остается глубоко поляризованным. Причем субъективность предопределяется, помимо часто упоминаемых геополитических интересов, идеологическими и мировоззренческими расхождениями, которые во многом задают исходные координаты исторических и политических оценок.

Многие юристы сегодня без колебаний публично формулируют позицию, которая раньше существовала скорее на уровне обыденного сознания: сецессия бывает правомочной, но общих абстрактных правил здесь нет. «Сепаратизм – феномен, известный почти всем регионам мира, – отмечает швейцарский профессор международного права Э. Гризель. – В зависимости от обстоятельств он выглядит подрывным, мятежным, даже преступным либо, наоборот, совершенно легитимным. То есть он подлежит политической оценке» (11).

В рамках данной статьи мы смогли остановиться лишь на некоторых из основных линий возможного исследования многообразия сепаратизма в целом и в современной Европе в частности. Как говорилось вначале, таких линий гораздо больше.

Рассматривая сепаратизм (сецессионизм) в его вариациях, Ф. Попов отметил отсутствие у этого класса движений собственного концептуального базиса и выдвинул следующий тезис: «Сецессионизм как планетарное явление – это, скорее, особый класс движений, выделяемый на основе общности формы преследуемых целей, – стремление к сецессии, тогда как содержание целей отличается от группы к группе» (5, с. 45).

Трактовка сецессионизма как формы не кажется удачной. С точки зрения политико-территориальной организации социума, распределения ресурсов и власти стремление к смене суверенитета в пределах данной территории – не форма, а самый что ни на есть содержательный компонент. Тем не менее в процитированном тезисе подразумевается мысль, с которой приходится согласиться. Единственным всеобщим признаком явлений, описываемых абстракцией «сецессионизм» («сепаратизм»), оказывается импульс к государственному отделению.

Речь идет не о форме, а о содержании, но собственное содержание сепаратизма действительно чрезвычайно узко. И его вариативность невелика. Практически она ограничивается набором искомых статусов: собственная государственность или присоединение к другому государству плюс разве что неустойчивые либо неапробированные промежуточные варианты типа конфедерации или «суверенитета-ассоциации». Из этого ряда выбивается лишь «Европа регионов», но об амбивалентном соотношении этой модели с классическим сепаратизмом мы уже говорили.

Общее узкое содержание сепаратизма и предопределяет его высокую вариативность, поскольку оно неизбежно оказывается вплетенным в систему целеполагания и действия, основанную на ценностях, интересах, принципах, доктринах другого порядка, другой природы, которые могут быть совершенно различны.

Своеобразие каждого из сепаратистских движений – это не просто уникальность единичного, определяемая, при сходных родовых и видовых признаках, индивидуальными нюансами. В случае с сепаратизмом складываются многочисленные комбинации разных существенных черт.

Многовариантность этих комбинаций очень осложняет полную классификацию сепаратистских движений с распределением их на интегрированные типы. Хотя выделить основные комплексные типы, каждый из которых обладает рядом ведущих признаков, вполне можно.

Ф. Попов предложил полную классификацию, разделив сецессионистские движения на 12 географических типов, включая «западноевропейский», «североамериканско-австралийский» и «постсоциалистический» (5). Однако эта типология обнаруживает явные недостатки, в частности, применительно к Европе и за пределами политико-географической призмы. Фактически речь идет о «зонах распространения сецессионизма», характеристика которых построена во многом на пространственной динамике, а вовсе не о его типах.

Некоторый опыт изучения этнонациональных конфликтов в странах Запада (в том числе – с сепаратистским компонентом) дает нам основания полагать: никакого единого «западноевропейского» и «североамериканско-австралийского», как и «постсоциалистического», типа сецессионизма не просматривается, хотя бы потому, что у действующих в каждом из этих ареалов сецессионистских движений не обнаруживается ни одного общего для всех существенного параметра классификации, кроме географической привязки. Как нет у них и доминантных черт, которые бы притом отсутствовали (или почти отсутствовали) во всех остальных географических ареалах.

Отдельные условные разновидности сепаратизма действительно можно ассоциировать преимущественно с той или иной частью мира, но далеко не всегда с географической, и с серьезными оговорками. Например, политически институционализированный, системный сепаратизм характерен больше всего для сегодняшнего Запада, повстанческие формы, особенно затяжные, – для определенных регионов так называемого Юга, а государства де-факто, полностью контролирующие свою территорию и с максимальным уровнем поддержки сецессии населением, – для постсоветской (но не всей постсоциалистической) части Европейского континента. Однако ни то ни другое ни третье само по себе еще не определяет многоликий образ сепаратизма в этих ареалах.

Даже тот более чем неполный обзор его вариаций, который мы провели, показывает это достаточно ясно. Что касается Европейского континента – Большой Европы, – то при всех различиях между западной и восточной частями, и там, и тут сепаратизм представлен в широком спектре принципиально важных типов. Как на востоке континента, так и на западе присутствует сепаратизм мирный и вооруженный, этнонациональный и региональный, националистический и постнациональный, целевой и игровой, протогосударственный и постгосударственный, влиятельный и маргинальный и т.д.

Развитию типологии сепаратизма теоретически могла бы помочь перекрестная классификация движений с использованием многих параметров. В случае корректного ввода данных можно было бы таким образом выделить «кластеры» характеристик, чаще всего сопутствующих друг другу, и на этой основе – агрегированные модели сепаратизма. Но колоссальное разнообразие контекстов, различия в методиках оценки исходных параметров и неразвитость самих баз данных делают это маловыполнимым.

Простая классификация сепаратистских движений и сецессий на основании отдельных критериев также далека от завершения. Между тем ее разработка важна не только для всесторонней оценки отдельных случаев, но и для интегральных исследований, тем более что, как точно заметила российский политолог И. Кудряшова, проблематика сецессии «обречена иметь междисциплинарный характер» (3).

Разнообразие и сепаратистского сознания, и его проявлений предостерегает против слишком общих недифференцированных схем и помогает увидеть, как огромен и многоаспектен тот контекст, в который вплетен этот феномен. Но это – не хаотический калейдоскоп. Разные «лики» сепаратизма имеют свои закономерности. Их анализ предполагает сопоставление разных дисциплинарных и концептуальных ракурсов. И без него едва ли можно понять, что порождает сепаратизм, каковы его перспективы и какое влияние он может оказать на мировой политический ландшафт.

Список литературы

1. Бьюкенен А. Сецессия: Право на отделение, права человека и территориальная целостность государства. – М.: Рудомино, 2001. – 239 с.

2. Горовиц Д. Разрушенные основания права сецессии // Власть. – М., 2013. – № 11. – C. 189–191. – Режим доступа: http://www.isras.ru/files/File/Vlast/2013/11/Horowitz.pdf.

3. Кудряшова И.В. Мир воображаемых границ // РСМД. – 28.03.2013. – Режим доступа: http://russiancouncil.ru/library/?id_4=91#1.

4. Нарочницкая Е.А. Терроризм и демократия. (На примере этнического терроризма в странах Запада) // Актуальные проблемы Европы / РАН. ИНИОН. – М., 2003. – № 1. – С. 27–59.

5. Попов Ф.А. География сецессионизма в современном мире. – М.: Новый хронограф, 2012. – 672 с.

6. Тишков В.А. Сепаратизм: Кровь и слезы // Русское воскресение. – Режим доступа: http://www.voskres.ru/idea/separ.htm.

7. Тишков В.А. Поздний национализм как политический проект // Блог В.А. Тишкова. – Режим доступа: http://www.valerytishkov.ru/cntnt/publikacii3/lekcii2/lekcii/pozdnij_na.html#

8. Хенкин С.М. Испания: Испытание Каталонией // Перспективы / Фонд исторической перспективы. – 14.01.2013. – Режим доступа: http://www.perspektivy.info/book/ispanija_ispytanije_katalonijej_2013-01-14.htm.

9. Это не война, а несчастливый брак // Maxpark. – 02.07.2014. – Режим доступа: http://maxpark.com/community/politic/content/2836655.

10. Forsberg O.J. On the classification of ethnic groups as proto-terrorist // Kvasaheim. – Mode of access: http://www.kvasaheim.com/docs/oceg.pdf.

11. Grisel E. Comment rеussir sa sеcession (dеmocratiquement) // Le Temps. – Geneva, 2012. – 13 dec.

12. Hannum H. The right of self-determination in the twenty-first century // Washington and Lee law rev. – Lexington, VA, 1998. – Vol. 55, Issue 3. – Article 8. – P. 773–780. – Mode of access: http://scholarlycommons.law.wlu.edu/cgi/viewcontent.cgi?article=1515&context=wlulr.

13. Horowitz D.L. Self-determination: Politics, philosophy, and law // National self-determination and secession / Moore M. (Ed.). – N.Y.: Oxford univ. press, 1998. – P. 181–214.

14. Keating M.J. Plurinational democracy: Stateless nations in a post-sovereignty era. – N.Y.: Oxford univ. press, 2001. – 197 p.

15. Ljungquist Ch.S. Сatalan independence and a tumultuous 2014 for Spain // Geopolitical monitor. – 2014. – 30 Jan. – Mode of access: http://www.geopoliticalmonitor.com/catalan-independence-and-a-tumultuous-2014-for-spain-4910/

16. Meyer K. Woodrow Wilson’s dynamite // The New York Times. – N.Y., 1991. – 14 Aug.

17. Tullberg J., Tullberg B.S. Separation or unity? A model for solving ethnic conflicts // Politics and the life sciences. – Bloomington, IN: Indiana univ. press, 1997. – Vol. 16, N 2. – P. 237–248. – Mode of access: http://tullberg.org/wp-content/uploads/2013/03/CivDiv.PLS_.pdf.

Сецессии на постимперском пространстве: Косово, Абхазия, Южная Осетия

    Е.Ю. Мелешкина,И.В. Кудряшова

Аннотация. Данная статья направлена на решение двух задач. Первая предполагает определение теоретического подхода к анализу государственного строительства на имперской периферии, вторая – исследование политических процессов в Косове, Абхазии и Южной Осетии до и после международно-правового признания. В заключение делается попытка установить эффективность частичного признания с точки зрения государственного строительства и определения места «проблемных» государств в международной системе.

Abstract. The article aims to provide analysis of the following issues. First, to determine the theoretical approach to the analysis of state-building in the imperial periphery. Second, to analyse the political processes in Kosovo, Abkhazia and South Ossetia before and after diplomatic recognition. In conclusion is made an attempt to establish the effectiveness of partial recognition in the framework of state-making and the problematic state’s place in international relation.

Ключевые слова: сепаратизм, постсоциалистическое пространство, Косово, Абхазия, Южная Осетия, этнополитические конфликты, международно-правовое признание.

Keywords: separatism, post-socialist space, Kosovo, Abkhazia, South Ossetia, ethnopolitical conflicts, diplomatic recognition.

В 2008 г. на постсоциалистическом пространстве сразу три сецессионистских проекта обернулись частично признанными государствами. Это Республика Косово (РК), Республика Абхазия (РА) и Республика Южная Осетия (РЮО). Масштаб признания у них разный – от 110 государств у РК до 4 у РА и РЮО, и это дает основания западным политикам подчеркивать «особость» косовского случая.

Однако количественная сторона признания в первую очередь обусловлена мировой политической конъюнктурой и по значимости значительно уступает качественной – наличию государства-патрона, способного предоставлять необходимые для государственного существования политические, экономические, военные и культурные ресурсы. В этом измерении все три политии равны: Косово поддерживают большинство членов ЕС и США, Абхазию и Южную Осетию – Россия.

В единый кластер эти государства объединяет не только статус. Среди других общих признаков – длительное нахождение в составе имперских политических образований, наличие социалистического опыта национального строительства, транзитный характер территорий, обусловленный принадлежностью к имперской интерфейс-периферии, возникновение в результате вооруженных этнополитических конфликтов.

На сегодняшний день все республики имеют уже более чем шестилетний опыт развития в новом статусе. Имеющийся эмпирический материал позволяет предпринять попытку оценки их государственной состоятельности[12 - Состоятельность понимается нами как способность власти эффективно контролировать территорию и производить общественные блага (public goods), которые в современных трактовках означают услуги, предоставляемые политическими институтами своим «клиентам» (от граждан до политических, экономических и иных структур) (см.: 1, с. 20–47).] и, отметим особо, влияния на нее частичного признания.

В то же время в свете событий на Юго-Востоке Украины представляется актуальным на примере этого европейского «сецессионистского кластера» показать логику сецессий на постимперском пространстве и выделить закономерности развития территориальных политий в условиях неконсолидированных границ.

Консолидация центров и границ и государственное строительство

Для понимания взаимозависимости консолидированности/неконсолидированности центров и границ и государственного строительства целесообразно обратиться к исследовательским подходам, разработанным норвежским политологом С. Рокканом и его коллегами. В частности, один из них, С. Бартолини, предлагает рассматривать формирование территориальных политий в терминах консолидации центра и границ, определения критериев членства, а также политического структурирования (23). Подобная логика позволяет описать возникновение и развитие государства и нации в любой стране мира как процесс, предусматривающий территориальную консолидацию, формирование социокультурных механизмов объединения сообщества и институциональной структуры политии (включая нормативные основы).