Актуальные проблемы Европы №2 / 2015

48. Sielezin J.R. Obraz Rosji i Rosjan w polskiej opinii publicynej i w webranych syntezach historii Polski i publicystyce w XX wieku // Obraz Rosji i Rosjan w Polsce XIX–XX wieku. Opnia publiczna. Stosunki polsko-rosyjskie. Pamiec historyczna. – Lublin, 2012. – S. 167–188.

49. Skorupska A. Polska opinia publiczna o Rosji i rosjanach // Polacy i rosjanie: Przezwyciezanie uprzedzen. – Lоdz, 2006. – S. 50–55.

50. Skorupska A. Wizerunek Rosji i rosjan w mediach // Polacy i rosjanie: Przezwyciezanie uprzedzen. – Lоdz, 2006. – S. 76–383.

51. Skwieczynski P. Kompleks Rosji // Rzeczpospolita. – W-wa, 2008. – 13–14 wrzes. – S. 13–15.

52. Smolar A. Kuda idiosz, Rossija? // Gazeta wyborcza. – W-wa, 2008. – 23–23 sierp. – S. 20–21.

53. Stefaniak J. Obraz Rosji i Rosjan w historiografii PRL (twolucja postaw ideowo-politycznych) // Obraz Rosji i Rosjan w Polsce XIX–XX wieku. Opnia publiczna. Stosunki polsko-rosyjskie. Pamiec historyczna. – Lublin, 2012. – S. 189–202.

54. Stobiecki R. Rosja i rosjanie w polskiej mysli historycznej XIX i XX ww. // Katalog wzajemnych uprzedzen polakоw i rosjan. – W-wa, 2006. – S. 159–201.

55. Tokarz T. Sowiety czyli Rosja. Teza kontynuacyjna w publictyce polskiego wychodstwa // Przeglad humanistyczny. – W-wa, 2007. – N 4. – S. 98–118.

56. Tusk D. Mamy do czynienia z wojn. – Mode of access: http://www.tvn24.pl/wiadomosci-z-kraju,3/tusk-o-ukrainie-mamy-do-czynienia-z-wojna-choc-bez-wypowiedzenia,424408.html

57. Tusk D. Dobrze ze polacy martwia sie Ukraina. – Mode of access: http:// www.tvn24.pl/wiadomosci-z-kraju,3/tusk-dobrze-ze-polacy-martwia-sie-ukraina,426853.html

58. Tusk D. Nie pomagajcie sie Putinowi. – Mode of access: http://wyborcza.pl/1,75478,15928040,Tusk_do_PiS_i_eurosceptykow__Nie_pomagajcie_Putinowi.html

59. Ukrainska pobudka Uni. – Mode of access: http://wyborcza.pl/1,75968,15851753,Ukrainska_pobudka_Unii.html

60. Wildsztejn B. Hodowanie rosyjskiego monstrum // Rzeczpospolita. – W-wa, 2008. – 5 wrzes. – S. 14.

61. Wierzbicki A. Nacjonalizm i geopolityka w Turopie Wschodniej // Geopolityka w stosunkach polsko-rosyjskich. – W-wa, 2012. – S. 87–122.

62. Wlodkowska-Bagan A. Konfliktowosc w stosunkach polsko-rosyjskich jako stygmat geopolityczny // Geopolityka w stosunkach polsko-rosyjskich. – W-wa, 2012. – S. 45–64.

63. Zakowska M. Rosia i rosjanin w publicystyce polskiej po 1989 r. // Polacy i rosjanie: Przezwyciezanie uprzedzen. – Lоdz, 2006. – S. 360–373.

64. Zdziechowski M. Wplywy rosyjskie na dusze polska // Duzsa polska i rosyjska: Antologia. – W-wa, 2002. – S. 151–173.

65. Zientara B. Dawna Rosja: Despotyzm i demokracja. – W-wa, 1995. – 350 s.

Общество и политические элиты Чехии о России

    Ю.А. Щербакова

Аннотация. В статье рассматривается отношение чешского общества и представителей элит к России. Значительное место уделено освещению позиции чешских средств массовой информации. Анализируется влияние украинского кризиса 2013–2014 гг. на формирование представлений о современной России.

Abstract. The article examines the attitude of the Czech’s society and the representatives of the elites towards Russia. Special attention is paid to the analysis of Czech’s mass-media positions. The impact of the Ukrainian crisis of 2013–2014 and the events of August 1968 are also investigated here.

Ключевые слова: Россия, Украина, общественное мнение, Чехия, президент, русофобия.

Keywords: Russia, Ukraine, public opinion, Czech, president, Russophobia.

Восприятие России в чешском обществе

В конце 1990-х годов ХХ в. Россия, по мнению граждан Чехии, проводила на международной арене «непредсказуемую», а потому опасную политику. В это время российская внешняя политика «не вызывала подозрений» лишь у 2% чехов. В 1999 г. 26% населения Чешской Республики (ЧР) рассматривали Россию в качестве основного источника военной угрозы для своей страны (для сравнения – около 40% считали таковым Германию) (30). В мае 2014 г. 41% опрошенных чехов считали, что современная Россия представляет в настоящее время и будет еще как минимум десять лет представлять угрозу чешским национальным интересам, 59%, соответственно, придерживались противоположного мнения (16).

Начиная с 2000 г. Центр по изучению общественного мнения Социологического института АН ЧР публикует данные опросов о том, как чешское население оценивает отношения Чехии с зарубежными странами, в том числе с Россией. В 2012 г. их положительно оценили 54% чехов, примерно так же как и в 2010 г. (56%). В 2011 г. соотношение положительных и отрицательных оценок составило 63:27 (17). Из приведенных данных можно сделать два вывода. Во-первых, в чешском обществе растет число тех, кто испытывает опасения, связанные с политикой современной России, и, во-вторых, оно разделено практически пополам в восприятии нашей страны. Одна его часть опасается России, несмотря на то что Чехия является членом НАТО и ЕС, а другая не видит с ее стороны угрозы чешским национальным интересам. Те, кто не испытывает страха перед Россией, по мнению чешского историка и политолога Т. Крыстлика, находятся под влиянием российской пропаганды (28).

Важную роль в распространении пророссийских настроений, по мнению ученого, играет чешский «национальный инстинкт», сформированный в ХIХ в. деятелями чешского Возрождения и в настоящее время овладевший чешским обществом на уровне бессознательного. Содержательно он состоит из утверждения, что на Востоке располагается могучий славянский (русский) дуб, на который чехи как славяне могут опереться в случае опасности. «Следствием этого заблуждения являлось убеждение чешского населения в годы немецкого протектората, что чехам жилось бы лучше при советском коммунизме, чем при немецком национал-социализме, потому что в обоих случаях чехи теряли свою государственность, но при Советах им оставили бы язык как самый значимый атрибут народа». Далее Т. Крыстлик продолжает: «Те, кто сомневается в действенности русской пропаганды, пусть послушают высказывание 35-летнего мужчины, который говорит, что лучше быть оккупированным путинской Россией, чем эксплуатироваться Европейским союзом» (28).

То, что чешский историк определяет как «национальный инстинкт», по существу является проявлением идеологии панславизма, широко распространенной в чешской общественно-политической мысли в ХIХ в. Согласно идеям панславистов, России отводилась роль объединительницы и защитницы славянства. В монографии, посвященной геополитическим проблемам Центральной Европы, известный чешский политолог О. Крейчи пишет: «Чувство сопричастности, славянской взаимности, которая вырастает из общности психической организации, языка и истории, имеет огромный потенциал для возрождения. Оно характерно для многих чехов и словаков и сегодня» (26, с. 153).

«Стереотипы чешского отношения к русской политике, – отмечает З. Зборжил, политолог и историк, – имеют не только 200-летнюю традицию, но снова и снова удивляют нас постоянным интересом, который они вызывают, высокой эмоциональностью, которой они насыщены, полярностью оценок и своей постоянностью» (40, с. 16). К характерным чертам чешского восприятия русской политики и ее интерпретации автор относит использование наряду с метафорами и эвфемизмами политических лозунгов и сентенций. Самая распространенная в Чехии модель восприятия России, на его взгляд, это отношение к ней как к «мифу и пространству» в некоем летописно-сказочном варианте.

Если бы мы проанализировали все попытки чехов понять русскую политику на протяжении последних двух столетий, то смогли бы обнаружить существование практически неизменных взглядов о величии русской истории, с одной стороны, и ее незначимости – с другой, пишет З. Зборжил (40, с. 17). Эта дихотомия, по его мнению, типична для восприятия России и в других центральноевропейских странах. Именно через призму подобного восприятия, по мнению автора, следует расценивать воспетый Йирасеком поход русской армии после третьего раздела Польши через Силезию, Моравию, чешские земли, через приветствующую русские войска Прагу. Мало кто в настоящее время вспоминает о том, что временное пребывание русских войск на территории Чехии в конце 1799 – начале 1800 г. вызвало у русофилов «восторг и желание писать кириллицей» (40, с. 17).

Чешскими политиками национального освобождения от Австро-Венгрии середины XIX в. Россия воспринималась в образе единого славянского государства. Скорректировал «фантастический» образ России талантливый журналист К. Гавличек-Боровский. Осенью 1842 г. он уезжал в Москву как восторженный русофил, а вернулся спустя полтора года разочарованным политикой самодержавия. Гавличка в Россию пригласил историк М.П. Погодин; он долгое время жил в семье историка литературы С.П. Шевырева и благодаря ему познакомился с московскими славянофилами: Киреевскими, Бодянским, Хомяковым. Молодой чех восхищался русской литературой, особенно произведениями Н.В. Гоголя. Тем не менее со славянофилами он разошелся (2).

Чешские политики, как замечает З. Зборжил, не пригласили российских представителей на Всеславянский съезд в Праге (1848). «Их иллюзии были развеяны К. Гавличком, побывавшим в России. Позже подобный опыт приобрели и члены чешской делегации, возглавляемой Ф. Палацким, предпринявшие неудачное с политической точки зрения путешествие в Москву (май 1867 г.). Пожалуй, именно тогда чешские политики впервые столкнулись с российским самодержавием и осознали, что представляют собой имперские интересы России» (40, с. 17).

Палацкий, пишет чешский историк В. Доубек, автор одного из самых значимых чешских исследований о месте России в чешской внешнеполитической концепции в ХIХ в., исходил из необходимости усиления роли Австро-Венгерской империи, если это могло способствовать созданию иного, помимо России, мощного славянского центра. Для чехов было нежелательно чрезмерное усиление как Российской империи, так и объединяющейся Германии. Поэтому в противовес прежнему романтическому образу независимой России создавался стереотип державы угнетенной, обнищавшей и агрессивной. В 1849 г. разговоры о чешской самостоятельности были пресечены Веной. Министр внутренних дел А. Бах придерживался либеральных экономических принципов, но твердо выступал против автономии. В. Доубек считает, что ограничения и даже подавление общественной жизни привело чехов к очередной переоценке ценностей, связанных с отношением к России. Сравнивая положение чехов, ограниченных в своих исторических возможностях, и ситуацию в России, потерпевшей поражение в Крымской войне, он указывает на вновь возникшую между ними близость (2).

Реформы Александра II пробудили в чешском обществе большие надежды. Возобладала уверенность, что либерализация общества приблизит Россию к Европе, а это соответствовало чешским интересам. Чешская печать убеждала, что это новая Россия «востребует» чехов. Ежедневная газета «Глас» писала в 1862 г.: «Россия открыла дверь идеалам нашего времени, вступив на дорогу спасительных реформ, которые обязательно приведут к большей образованности сельского населения, и образованность эта не может идти неславянским путем. Россия должна будет взяться за славянскую политику. Потом, вероятно, европейское сообщество устроится по-другому… Если не мы, то, несомненно, потомки наши обязательно достигнут успеха в новоустроенной русской империи. Это – вера, надежда и утешение наше. Под солнцем русской свободы взойдут потом буйно и всходы тех славянских и европейских народов, которые ныне изнемогают под ярмом угнетения» (2).

Подобный взгляд выражался в чешской, а позднее и чехословацкой политике вплоть до прихода к власти коммунистов в 1948 г. Как подчеркивает Доубек, чехи всегда хотели видеть Россию сильной, свободной, демократичной, процветающей страной, образцом государства, к которому они испытывали бы полное доверие. Динамично развивающаяся Германия была для них наглядным примером: жесткое государственное образование, экономически мощное, культурно процветающее, но – немецкое. Чехи в своих мечтаниях придавали будущей России именно эти черты европейской страны при сохранении исконного статуса державы славянской (2).

В подобном духе писалось большинство чешских репортажей и дневников из России второй половины XIX в. Журналист Й. Тоужимский и публицист и переводчик Я. Грубый («Письма из русской деревни», 1893) шли по следам первого пропагандиста ежедневной газеты «Народные листы» С.Б. Геллера. Его дневник «Жизнь в России», опубликованный в 1868 г., представлял целую гамму размышлений о русском величии, отождествляемом с гипотетической силой славянства. Под сенью этого величия вырастет чешская самобытность. «Россия не достигла еще полного расцвета, но теперь становится на ноги, усиливается, короче говоря, она еще растет. Россия и славянство вообще смогут в будущем, возможно, достаточно скором, сыграть великую роль, смогут овладеть течением событий в Европе, как другие народы того уже достигли» (2).

Активность России в чешском вопросе, по мнению Доубека, неуклонно снижалась. Многие российские политики, исходя из сложившейся геополитической ситуации, готовы были оставить чехов в сфере германских интересов. Однако, как утверждает З. Зборжил, иллюзии относительно России и в ХХ в. не были развеяны окончательно. Достаточно вспомнить, пишет он, представления К. Крамаржа о политическом устройстве Европы, суждения о славянстве Э. Бенеша, а также одержимость величием Советского Союза и восхищение И.В. Сталиным, спонтанно возникшие в гуще народных масс (40, с. 17).

Важную роль в определении отношения Чехии к Советскому Союзу сыграл второй чехословацкий президент Эдвард (Эдуард) Бенеш, известный как «президент-созидатель», сподвижник основателя чехословацкого государства Т.Г. Масарика. В настоящее время Бенешу предъявляются обвинения в том, что именно он являлся виновником мюнхенской капитуляции и ликвидации государства, что он добровольно «сдал» Сталину Чехословакию еще во время войны и тем самым ускорил советизацию остальных государств Восточной Европы. Современные критики Бенеша зачастую ставят ему в вину симпатию к сталинскому режиму. Известный российский славист В.В. Марьина так объясняет эту симпатию: Бенеш считал, что СССР боролся за свободу, демократию, европейский мир, как и Чехословакия. Поэтому сталинский СССР он рассматривал в качестве гаранта независимости Чехословакии (7, с. 174).

Весьма примечательными являются выводы, сделанные в ходе изучения современного положения русского меньшинства в Чехии (38). В очередной раз было подтверждено, что для чехов не существует содержательных различий между понятиями «советский» и «русский». Отождествление этих понятий подрывает влияние России в Центральной Европе. По мнению Зборжила, как апология, так и критика российской государственной власти основываются на неизменных положениях, высказанных еще Т.Г. Масариком о константе русской политики: «Царь представляет собой высший и святейший авторитет, все, что он делает, – хорошо и законно, его поступки не должны оцениваться по их последствиям, а кто этого не понимает – не христианин и не русский. С небольшой корректировкой данное положение относится ко всем русским властителям, независимо от того, как они назывались – комиссары, секретари, генералы или президенты» (40, с. 18).

Результатом практически любых контактов с Россией являются несбывшиеся ожидания чешских политиков, а чешское общество получает представление не о реальных тенденциях русской политики, а только о представлениях по их поводу. В прошлом критика Советского Союза приравнивалась к предательству социалистических идеалов. В настоящее время позитивная информация о России расценивается как свидетельство дурного воспитания. «Туман из слов и воспоминаний, в котором теряются реальные очертания России, – пишет Зборжил, – на самом деле весьма удобен, так как позволяет нам легко впадать в заблуждение и так же легко находить ему оправдание. Однако достаточно одного-единственного конфликта вокруг газопровода, и популярное издание выходит с заголовком “Вместо танков – газ!“» (40, с. 18).

Еще одним поводом для выражения отношения к России стала публикация чешского перевода книги Н.А. Нарочницкой «За что и с кем мы воевали»[14 - Narocnickaja N. Rusko а jeho misto ve svete. Za co a s kym jsme bojovali. – Praha, 2006. – 207 s.]. В рецензии политолог М. Романцов пишет, что, «по мнению многих наблюдателей, Россия, отказавшись от марксизма-ленинизма, с не меньшей энергией средствами геополитики возрождает свои великодержавные позиции» (34, с. 115). В Чехии, по его мнению, долго недоставало работы, которая с достаточной убежденностью представила бы главные контуры современного российского внешнеполитического курса. Автор рецензии видит главную и единственную цель работы в обосновании тезиса, что любая территория, которой Россия/СССР овладевала в процессе своего исторического существования, становилась российской «на вечные времена». Эти земли России нужны не только для себя, а для выполнения своей исторической миссии – быть препятствием на пути агрессивных держав к установлению мирового господства. После монголов, Наполеона и Гитлера сегодняшними агрессорами являются англосаксонские державы и НАТО. Вызывает ироническую критику Романцова и тезис Нарочницкой о том, что Россия и россияне «в традиционных интенциях своего ортодоксального или большевистского миссионерства представляют собой единственную моральную альтернативу сегодняшнему испорченному обществу потребления» (34, с. 116). В целом автор рецензии видит в монографии российского историка откровенную защиту неоимпериалистической доктрины.

В другой своей работе М. Романцов сравнивает поведение двух значимых акторов международных отношений – США и России (12). По его мнению, оба государства являются империями, но Россия «этого не стыдится». «Те государства, которые, возможно, окажутся под контролем американской империи, если американцы признают ее существование и начнут ее систематически строить, имеют реальный шанс, что дела будут развиваться в позитивном направлении. Та часть света, которая окажется в орбите влияния России или Китая, наоборот, должна быть уверена в том, что с ее обитателями случится именно то, что эти державы делали со своим собственным народом» (12).

Взгляду на Россию как на «империалистическую сверхдержаву» противостоит осознание того, что современная глобализация создает новый миропорядок. И Чешская Республика – маленькая страна, которая всегда от кого-то зависела, – в этом мире не зависит от конкретного государства, ведь капитал не знает границ, пишет В. Пророк, преподаватель политологии Пражского государственного экономического университета (10). «Вопрос только в том, сможет ли ЧР использовать свои преимущества в отношении России или будет постепенно вытеснена другими странами из этой сферы. Очень интересно наблюдать за такими странами, как Франция и Германия, которые ищут пути кооперации с Россией в надежде, что экономические и другие формы сотрудничества сгладят острые углы непонимания и произойдет сближение ценностей, что в свою очередь создаст условия для возникновения единого европейского пространства. Мне кажется, что в интересах ЧР присоединиться к этой политике» (10).

Несмотря на то что россияне и чехи не являются непосредственными соседями, чешско-российские отношения имеют свои традиции. Отсутствие общей границы снижало риск возникновения конфликтов, общие корни создавали условия для возникновения чувства панславянского родства, особенно у чехов, которые были частью онемеченной Центральной Европы. «Географическая отдаленность обоих народов, ограничивающая знание реальной жизни большого восточного брата, пробуждала ряд иллюзий и нереальных ожиданий части чешского общества по отношению к России» (10). К факторам, которые омрачили российско-чешские отношения, по мнению Пророка, принадлежат победа в России в 1917 г. коммунистов и включение после Второй мировой войны территории Чехословакии в сферу влияния СССР. Он отмечает, что оценка этих факторов как отрицательных никогда не была всеобщей, особенно в связи с опытом экономического кризиса 1930-х годов, мюнхенским диктатом, оккупацией Чехии фашистской Германией и значительным вкладом СССР в освобождение Чехословакии во Второй мировой войне.

Наиболее чувствительным фактором, проблематизирующим чешско-российские отношения, стала интервенция войск Варшавского договора в августе 1968 г., которую осудила и часть коммунистов, поддерживавших союзнические отношения социалистической Чехословакии с СССР. Пророк полагает, что в настоящее время в Чехии постепенно снижается уровень недружелюбного восприятия России, созданного коммунистической фазой чешско-российских отношений и событиями 1968 г. (10).

Россия глазами чешских лидеров

Отношение к России в Чехии, таким образом, имеет идеологическое и политическое измерение. Особый интерес представляет отношение чешской политической элиты, представители которой оказывают решающее воздействие на принятие решений в международной политике.

В последние два десятилетия в ЧР сменилось три президента: Вацлав Гавел, Вацлав Клаус и общенародно избранный в 2013 г. Милош Земан. В соответствии со ст. 63 и 41 чешской Конституции президент обладает в области внешней политики широкими полномочиями. Он назначает председателя и членов правительства, в том числе министра иностранных дел, и принимает их отставку. Президент является гарантом суверенитета Чешской Республики и представляет ее за рубежом; подписывает международные договоры и назначает послов. Президент также является Верховным главнокомандующим, а это значит, что он оказывает влияние на оборонную политику своей страны.

Гавел характеризовал Россию как сильного независимого партнера, обладающего огромной территорией, значительным военным потенциалом, богатыми культурными традициями, принадлежащего, однако, к иной, чем Евроатлантическая цивилизация, среде. Являясь непримиримым критиком идей коммунизма и социализма, Гавел был убежден, что одним из источников этих идеологических концепций является Россия. Уйдя с президентского поста, В. Гавел продолжал доказывать, что Россия добивается включения Чехии в сферу российских интересов. При этом влияние России в постсоветский период носит более изощренный характер и осуществляется в экономическом проникновении. Гавел являлся одним из немногих чешских политиков, указывавших на отсутствие в России правового государства и на сохранение авторитарных черт постсоветского режима (20).