Четвертое направление курса «нравственной психологии» связано с темой «праздник в жизни человека». В праздничной культуре каждого народа сохраняются и передаются от поколения к поколению нравственные ценности, особенно важные для данного народа, однако передача происходит не путем назиданий и объяснений, а через эмоционально насыщенный опыт участия в самом праздничном действии, четко организованном в соответствии с традициями. Праздник может выступать той естественной формой организации жизни семьи, этноса, народа, в которой максимально проявляется условие свободы личности – при очень определенных и четко закрепленных в народной традиции правилах его организации. Правила эти можно сопоставить с каноном в иконописи: при обязательном следовании канону художник свободен в своем творчестве. Канон обеспечивает свободу следования по духовному пути и отсекает проявления творчества, снижающие уровень человека. В субъективных переживаниях праздника для человека раскрывается то, что его действительно радует до глубины души, что является для него самым ценным, дающим смысл жизни. Причем это «экзистенциальное вхождение в радость» не всегда осознаваемо самим человеком, но всегда оставляет память о позитивном переживании. Анализ такого позитива открывает путь к вершинам человеческого духа. Праздник существует на многих уровнях, взаимосвязанных и взаимозависимых: субъективно-личностном, общественном, социально-психологическом. Причем каждая из общностей имеет в празднике свою подструктуру. В нем представлены и семья, и социальная группа, и народ, и этнос, т. е. праздник по-своему преобразуется на каждом из этих уровней и сам преобразует эти уровни.
Литература
Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. Человек и мир. М.; СПб: Питер, 2003.
Флоренская Т. А. Мир дома твоего: Человек в решении жизненных проблем. М.: Русскiй Хронографъ, 2006.
«Миры образов» в интегральном образе реальности: некоторые духовно-нравственные и метафизические аспекты
А. А. Гостев (Москва)
Современный кризисный мир в качестве главных задач психологической науки все настоятельнее выдвигает изучение возможностей человека в духовно-нравственном совершенствовании. Эти задачи предполагают исследование основных форм существования внутреннего мира человека, их познавательного и регулятивного потенциала. Одной из таких форм выступает образная сфера человека (ОСЧ/ОС). Именно в изучении закономерностей образных явлений внутреннего мира личности мы видим важное направление поиска «резервов души» в ее противостоянии современному «пиру во время чумы». Одна из главных проблем связана с осмыслением роли ОСЧ в формировании человеком картины мира.
Огромной значимостью в осмысление связи человека и окружающего его мира обладает психологическое наследие С. Л. Рубинштейна. Один из венцов его творчества так и называется «Человек и мир». Эта работа несет глубокие прозрения по проблеме формирования картины мира. Выдающийся психолог своим творчеством наполнил психологическим содержанием и адекватной научной терминологией известную древнюю идею о связи микрокосма-человека и макрокосма-Реальности. В данной статье мы делимся некоторыми размышлениями о формировании человеком картины мира.
Введенное нами (Гостев, 1992, 2007, 2008) понятие ОСЧ как совокупности/сферы вторичных образов помогает осмыслять многообразие образного опыта. ОСЧ – это многомерная, многоуровневая динамическая подсистема психики, «элементы-образы» которой в комбинации друг с другом выполняют специфические функции в процессах психического отражения и регулирования в соответствии с жизненной ситуацией субъекта. Понятие вторичного образа охватывает образы памяти, воображения и фантазии, сновидения, образы измененных состояний сознания, социальные представления. Речь идет о внутренних образах, определяемых в широком смысле как образы предметов, ситуаций, произвольно воспроизводимых человеком «в уме» либо непроизвольно появляющихся в отсутствии непосредственно воздействующего их стимула-прообраза.
Человек стремится к целостной картине окружающего его мира, к некоему интегральному образу реальности (ИОР) (в психологии известны «терминологические воплощения» термина). Образный опыт – один из главных видов «строительного материала». Сложность формирования ИОР определяется переработкой (параллельной и последовательной) на уровне ОСЧ отдельных отображений Реальности. ИОР к тому же является «призмой», которая, фильтруя текущую информацию из внешних и внутренних источников, определяет содержание образного опыта. Психический образ является и обусловленным, и обуславливающим, подчеркивал С. Л. Рубинштейн (1957, 1976, 1989). Иными словами, процесс психического отражения и его текущие результаты (конкретные элементы образного опыта) опосредствовано ИОР. При этом образы более высокой обобщенности выступают «призмой» для образов меньшей обобщенности. ОСЧ – это безграничный спектр «сверхмногообразного» проявления ИОР.
В свою очередь, любые образы, как результаты взаимодействий человека с внешней и внутренней средами, оставляют в следы в ИОР (любой элемент ОСЧ, включен в ИОР). Формирование любого образа является включением его в существующую систему представлений. В ОСЧ, непрерывно осуществляющей взаимодействие субъекта с объектом, отражается бытие, идеально представленное в человеке (Б. Г. Ананьев, А. Н. Леонтьев, С. Л. Рубинштейн). Изучение феноменологии ОСЧ конкретизирует это важнейшее теоретическое положение, ибо вторичные образы могут показывать результаты взаимодействия человека с действительностью и самим собой. Изучение психологических закономерностей, обусловливающих эффект внешних воздействий, подчеркивал С. Л. Рубинштейн, составляет фундаментальную задачу психологии.
Определяющая роль ИОР по отношению к конкретным образам не отрицает его уточнения, исправления, перестройки, обогащения за счет «жизненных впечатлений», влияния ОСЧ. Искусство прекрасно иллюстрирует влияние ОС автора на его ИОР. Городские пейзажи или природа в изображении художников – представителей различных культур – будут различаться. Театральные декорации более несут печать текущей эпохи, чем той, к которой относится действие спектакля (см. анализ таких данных Гостев, 2007). Весьма успешно влияют на ИОР фантазии и особенно образы измененных состояний сознания при религиозно-мистическом опыте. Глубокие переживания образов в любом из классов ОСЧ трансформируют представления о мире в целом, порой переворачивая привычную картину мира. Именно поэтому так актуально изучение нравственных аспектов функционирования ОСЧ.
Целостное многоуровневое рассмотрение образного опыта с точки зрения его переживаемости, осознаваемости и понимаемости человеком раскрывается нами в так называемом феноменологически герменевтическом подходе к «миру образов» (Гостев, 2007, 2008). Напомним, что С. Л. Рубинштейн подчеркивал: психическое объективно существует как субъективное. Также он говорил о том, что внутренний мир человека одновременно выражает субъекта и отражает объект. Это дает возможность рассматривать ОСЧ как факт объективной реальности и, соответственно, понимать внутренний образный опыт как отношение в самой действительности (Слободчиков, Исаев, 1995).
В изучении проблемы взаимоотношений ИОР и «мира образов» особое значение приобретет учет индивидуальных особенностей ОСЧ, дающих специфику формы внутренней образности, влияющей на ИОР. Роль индивидуальных особенностей ОСЧ в построении ИОР демонстрируется, например, психологией межличностного восприятия. Два режиссера при обсуждении сценария могут не понимать друг друга потому, что воображение рисует им различные сцены из будущего фильма, которые каждый будет считать самоочевидными. Значимый фактор – особенности полимодальности ОСЧ. Например, приобщенность людей к опере или балету усилит визуализацию музыки, и таковых могут не понимать те, кто слушает музыку на концертах. Трудности в общении усилятся при различии в способности к синестезии. Важно учитывать доминирующую сенсорную модальность образов: «визуализатор» и «вербализатор», люди с доминированием слуховых или кинестетических образов могут не понять друг друга. Мир покажется различным для людей с ригидными и «живыми» образами. В первом случае картина мира «застывшая»; человек чувствует себя не в состоянии влиять на окружающее. При высокой подвижности ОСЧ ИОР изменчивый и человеку кажется, что в мире нет ничего надежного (см. подробнее Гостев, 2007).
Влияние индивидуальных особенностей образного опыта на ИОР усиливается на уровне «персонификации» ОСЧ. Любой образ не существует вне личностной оценки – отношения к объекту. Аксиологический аспект особенно проявляется в ИОР как некой интегральной системе обобщенных представлений, лежащей в основе базовых личностных образований (убеждений и идеалов) и определяющей способ видения мира личностью, его оценку, способы действия.
Итак, взаимная детерминация ИОР и «мира образов» при акценте на определяющую роль первого изучена недостаточно. Однако ясно, что индивидуальные особенности ОСЧ приводят к различиям во вторичных образах разных классов и, тем самым, играют важную роль в индивидуализации ИОР. Отношения ОСЧ и ИОР – это неразрывная взаимная детерминация. Предстоит, однако, много сделать, чтобы наполнить это общее понимание конкретным содержанием.
Одним из необходимых шагов для этого является осмысление духовных и метафизических аспектов связи ОСЧ и ИОР. «Белые пятна» в научном знании об ОСЧ относятся именно к глубинным механизмам психического отражения-регулирования, «размыкающимся» на метафизику духовного бытия, сокрытую для «повседневного сознания». Психология недостаточно осмысливает образ как носитель духовно-нравственных смыслов в религиозно-мистическом опыте, а потому она либо игнорирует метафизику ОСЧ, либо превозносит роль образов в психической жизни (Гостев, 2008). Поэтому сегодня, когда духовно-нравственная проблематика начинает возвращаться в психологическую науку, возникает вопрос: а достаточно ли ей знания о природе духовности, о ее онтологии? Не следует ли психологии привлечь знания, полученные человечеством по другим «познавательным каналам», в частности накопленным религиозными традициями? Ведь духовность человека – это его сущность, указывающая на высший смысл жизни, толкающая на поиск единства с мирозданием и Творцом бытия. Эта «вертикаль» требует от психологической науки соотнесения ее методологических оснований со сферой метафизического, привлечения категорий, отражающие сверхчувственный мир.
Было бы естественным полагаться на отечественную духовную почву и выстраивать систему психологического знания (ПЗ), привлекающую православно-христианскую (ПХ) традицию (далее ПХПЗ). ПХПЗ опирается на признание божественного статуса человеческой души, ее метафизических связей, в частности, учитывает влияния и благодати и отрицательного метафизического фактора (ОМФ), соотносится с «искаженной природой» людей (Гостев, 2007б).
ПХПЗ помогает видеть связи ОСЧ с ИОР с духовно-метафизической точки зрения. Метафизика ОСЧ свидетельствует о «созерцаниях горнего мира» и вместе с тем предупреждает об искажениях в познании духовных смыслов через образный опыт. Так, одним из важнейших элементов ПХПЗ является понятие о «духовно-нравственном прельщении», на психологическом языке понимаемое как когнитивные, эмоциональные искажения в познании духовных смыслов с соответствующей поведенческой неадекватностью. Прельщение хорошо раскрывается образным опытом человека: образы, на фоне «высоко душевных» переживаний принимаются за божественное откровение. ОСЧ-прельщение возникает во взаимодействии факторов внутренних («фантазии о небесном», ожидания «божественных видений») и внешних (социальное окружение, энергоинформационная экология, включая отрицательные метафизические воздействия). Иными словами, прельщенный человек свои возбужденные эмоциональные состояния и порождаемые ими ложные виде?ния, принимает за действие благодати Божией, открывающей «истину»; люди пребывают в иллюзии контакта с «высшим», принимая собственные фантазии за созерцания «божественных тайн», по сути же творя иллюзорный опыт псевдодуховного содержания. При этом теряется способность сознавать заблуждение: образы кажутся «добрыми и святыми».
ПХПЗ изучает проблему различения божественных виде?ний от фантазий и от образов демонической природы. «Видения от Бога» приносят внутреннюю тишину, благоговение и т. п.; образы, связанные с прельщением, рождают самомнение, экзальтацию или едва заметное смущение. ПХПЗ, однако, говорит и о возможности имитации «небесных образов». Образ может предложить человеку свое принятие как «благого» в качестве тонкой лести (как удостоившегося виде?ния). Тема мистических псевдооткровений и истинных пророческих видений приобретает особую актуальность в связи с претензией лидеров религиозных сект на получение «божественных посланий». Поэтому ПХПЗ осмысливает «визионерство» как прельщения и отмежевывается от мистицизма – попыток овладеть дарами Святого Духа без должной чистоты сердца.
Изучение метафизики ОСЧ предполагает рассмотрение важного вопроса: как мир идеальных объектов и духовных смыслов, религиозный символизм культурных традиций и т. п. – отражается в ОСЧ и каковы когнитивные, эмоциональные, поведенческие последствия от переживания людьми подобного опыта, прежде всего в плане влияния на ИОР? Поиск ответов опирается на введенное нами понятие трансляционной функции ОСЧ (ТФОС). Данная функция осуществляет контакт внутреннего мира личности с Реальностью (видимой и невидимой ее сферами), представленной в человеке. ТФОС связана с потенциальными возможностями в символическом познании «невидимого духовного мира» на основе развития духовно-нравственного потенциала человека. Речь идет об отражении метафизических сил, «горних прообразов». Образы могут символически выражать: ценности этического, философско-мировоззренческого порядка, неявные (на уровне обыденного сознания) аспекты окружающего мира, трансперсональный опыт, религиозно-мифологический символизм и т. п.
Важное в раскрытии ТФОС – изучение переживания и понимания человеком «образного послания». Поскольку образный опыт выражает субъективное и отражает объективное, образ предстает перед исследователем как событие внутреннего мира, переживаемое и понимаемое человеком как некая сущность. Такая постановка проблемы позволяет выйти на онтологический статус ОСЧ – на понимание любого ее элемента как имеющего самоценностное бытие. В этой связи нас не может не интересовать бытийный статус реальности, открывающейся в религиозно-мистическом опыте. Проблема предполагает осмысление каналов метафизического влияния «невидимого духовного мира» на человека. В практическом плане понятна актуальность соотнесения точек зрения, подчеркивающих позитивную роль образов в духовном опыте, с воззрениями, говорящими об опасностях, поджидающих «любопытствующего визионавта».
ПХПЗ говорит о способности человека отражать «горние прообразы» – ОСЧ при определенных условиях может становиться особым восприятием невидимого духовного мира, духовной перцепцией метафизической реальности. В святоотеческой традиции мы находим образы явления «посланцев горнего мира» для охранения, предупреждения, совета, разъяснения, укрепления людей. Мы встречаемся с образами сокрытых икон и святых источников, с описаниями «ловушек» на духовном пути, материальными свидетельствами «небесных посещений». С другой стороны, ПХПЗ осторожно относится к образам, и особенно к роли ОСЧ в религиозном опыте. На фоне неизжитых страстей и под действием ОМФ образы могут стать проводниками разрушительных влияний, источником духовно-душевно-телесной патологии.
Значимый аспект рассматриваемой в статье темы – психология сновидений. В снах могут встречаться «дольний» и «горний» мир (о. Павел Флоренский). Надо учитывать и «небесные послания» во сне – информирование, предупреждение и пр. Однако признание таких возможностей делается с учетом феномена прельщения. ПХПЗ предупреждает об опасности «принятия в себя» демонического образа, но при этом указывается на грань, отделяющую эту возможность от варианта, при котором «бегство из ночного кошмара» лишает человека возможности проработать что-то важное в себе.
Отметим и то, что содержание образов в рамках ПХПЗ корректирует картину посмертной реальности на опыте клинической смерти, спиритизма, оккультных практик.
Духовно-нравственные аспекты связи ОСЧ с ИОР очевидны и при рассмотрении ОСЧ как инструмента, помогающего находить скрытые измерения внутреннего мира. ПХПЗ определяет рамки использования ОСЧ в личностном развитии: образы выступают и помощью на путях самопознания, и «подводными камнями». Подчеркнем значимость теоретико-методологических вопросов практической работы с ОСЧ с нравственных и мировоззренческих позиций (Гостев, 1998, 2007). В работе с ОСЧ следует особо учитывать измененные состояния сознания. Психологией недостаточно понимается, что в этих состояниях человек включен в еще не осмысленное наукой взаимодействие с метафизической реальностью невидимого духовного мира.
Духовно-нравственные аспекты связи ОСЧ и ИОР охватывает и образы социального восприятия. Человек живет в некой порожденной СМИ, рекламой, компьютеризацией, «интернетизацией» имаго-символосфере, «обволакивающей» человека образами/символами. Это предполагает, в частности, изучение следующих вопросов: 1) Закономерности взаимодействия ОСЧ с реальностью новых информационных технологий (НИТ), трансформирующей психику и выступающей в качестве психозомбирующего канала информационно-психологического оружия. 2) «Война семантик образов», происходящей во всех сферах жизнедеятельности: с одной стороны образов, способствующей нравственному развитию личности и, с другой – нравственно деструктивных. 3) Социальные представления о «глобальной перестройке», в частности представлений людей о духовной сущности происходящих в мире процессов, и о субъективном факторе в создании «нового мироустройства». 4) Представлений людей о надвигающемся на них «глобальном виртуальном Зазеркалье» – источнике иллюзорной картины мира, ложных смыслов, подменяющих реальную жизнь.
В связи с последним аспектом возникает важный вопрос: как на уровне виртуальной картины мира изменятся закономерности взаимной детерминации ОСЧ и ИОР? Виртуальные реальности неотделимы от сферы фантазии, которая часто выступает инструментом искажения познания реальности. Искажения ИОР усиливаются за счет личностных проекций в образный виртуалопыт. С этим связана нравственная проблема вседозволенности в виртуальной реальности. Совершаемое в ней может быть аморально, но не противоречить правовым нормам. Но человек грешит мысленно, а вредит себе реально. Поскольку же виртуальная реальность дарит человеку яркие образы, удовлетворяющие страсти-желания, реальный мир, который не обладает такими возможностями удовлетворения «похотей души», обесценивается. Ценности виртуального мира оказываются приоритетными; пребывание в виртуальной реальности становится смыслом жизни (возникает аналог наркозависимости). Виртуализация внутреннего мира человека на своем максимуме ухода от действительности представляет собой предельное изменение (помрачение) сознания: «человек – образ Божий» не желает пребывать в мире, созданном Творцом, и отдается миру вымысла. Предпочтение информационного сетевого общества является нравственной проблемой будущих поколений.
Итак, рассмотрение духовно-нравственных и метафизических аспектов ОСЧ углубляет научные представления о ее роли в построении человеком ИОР. Исследователь призывается к большему вниманию к деструктивной роли ОСЧ в познании духовных смыслов, в частности при религиозно-мистических переживаниях. Рассматриваются и потенциальная способность человека к коммуникации с невидимым миром, и опасности экстрасенсорных его созерцаний. ОСЧ – это «окно» в неявные, невидимые аспекты реальности – объективной, идеально представленной в человеке, и субъективной. Однако смотреть в это «окно» в целях познания мира и самопознания следует очень осторожно, понимая факт искажения видения и опасностей самого «смотрения». Это и позволяет ставить вопрос о метафизических аспектах изучения связи ОСЧ и ИОР как методологической проблеме психологии.
Литература
Гостев А. А. Дорога из Зазеркалья: психология развития образной сферы. М., 1998.
Гостев А. А. Образная сфера человека. М.: ИПРАН, 1992.
Гостев А. А. Психология вторичного образа. М.: ИП РАН, 2007а.
Гостев А. А. О проблемах становления религиозно ориентированного психологического знания» //«Психология». № 4. 2007б.
Гостев А. А. Психология и метафизика образной сферы человека. М.: Генезис, 2008.
Леонтьев А. Н. Психология образа. Вест. МГУ. № 2. 1979. С. 3–13.
Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. М., 1957.
Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. В 2 т. М., 1989.
Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. М., 1976.
Рубинштейн С. Л. Человек и мир. М., 1997.
Слободчиков В. И., Исаев Е. И. Психология человека. Основы психологической антропологии. Введение в психологию субъективности. М., 1995.
Смирнов С. Д. Мир образов и образ мира. Вестник МГУ. Сер. 14. Психология. 1981. № 2. С. 15–29.
Нравственный аспект организационного поведения
Т. И. Дрынкина (Санкт-Петербург)
В ряде психологических исследований последних лет, являющихся отражением социальной нестабильности, кризисного характера общественного развития и возросшего понимания значения «человеческого фактора», нравственный аспект выделяется в качестве важнейшей составляющей политической и экономической реальности.
Понятие нравственности в отечественной психологии принято рассматривать как фундаментальное проявление отношения к миру и к другому человеку, важнейшую характеристику личности (Рубинштейн, 1973), при этом в общетеоретическом плане нравственная сфера личности является наиболее сложной несмотря на то, что этот вопрос привлекал к себе пристальное внимание еще античных философов. Вполне очевидно, что в теоретическом плане эта область находится на стыке философии; еще И. Бентам, П. Рикер, П. Козловски в своих концептуальных походах отмечали, что этика – это отрасль философии и практики хозяйственной деятельности.
С. Л. Рубинштейн в своей работе «Человек и мир» пишет: «Моральное отношение к человеку – это любовное отношение к нему. Любовь выступает как утверждение бытия человека. Лишь через свое отношение к другому человеку человек существует как человек» (Рубинштейн, 1973, с. 373). «В самой общей форме это вообще характеризует отношение к другому человеку: другой человек, будучи дан как объект, вызывает к себе отношение как к субъекту, а я для него – объект, которого он, в свою очередь, принимает как субъекта. Отсюда обратимость человеческих отношений. Поскольку человек существует как человек только через свое отношение к другому человеку, поскольку человечность человека проявляется в его отношении к другому, отношение к другому должно быть таким же, как к самому себе» (Рубинштейн, 1973, с. 377).
Анализ теоретических работ в области философской этики и психологии достаточно убедительно показал, что на протяжении истории человечества существенно меняется отношение общества к отдельным нравственным нормам. Эта проблема нашла отражение в работах зарубежных и отечественных исследователей. Однако существуют универсальные, общечеловеческие, нравственные нормы, и примером может служить «золотое правило нравственности», один из его вариантов «жэнь» Конфуция гласит: «Не делай другим того, чего не пожелаешь себе» (Шихирев, 2000, с. 18).
В связи с переходом России к построению рыночных экономических отношений проблемы, связанные с нравственной регуляцией организационного поведения, обрели особую остроту. Сама постановка вопроса о нравственной составляющей организационной деятельности связана с проблемой выживания в конкурентной борьбе и коммерческого успеха при соблюдении морально-этических норм. Поскольку нравственность традиционно рассматривалась как социальное явление, то и психологические исследования в этой области в основном развивались в социально-психологическом ключе, затрагивая ценностно-мотивационный аспект личности. В зарубежной психологии наиболее распространенной теорией морали является когнитивно-стадиальная теория морального сознания Л. Колберга.
За рубежом активные дискуссии о нравственной регуляции организационного поведения начались в 60-е годы и уже к 80-м годам приобрели значительные масштабы. Внимание исследователей сосредоточено на изучении содержания моральных суждений работников, на том, как организация может влиять и влияет на поведение индивида и как организации и занятые в них индивиды «сползают» к аморальному поведению. Как показали исследования, управленцы могут быть убежденными сторонниками честного бизнеса и в то же время поддаваться психологическим искушениям, которые ведут к аморальным последствиям. Чем крупнее и серьезнее дилемма, стоящая перед менеджером, тем сильнее когнитивные предпосылки, позволяющие ему оправдать свое поведение. Наоборот, чем острее и проще проблема, чем менее противоречива информация, тем меньше простора остается внутреннему «интуитивному адвокату» для маневра. При изучении поведения в этически сложных ситуациях исследователи обращают внимание как на внешние факторы (влияние «значимых других», особенности социализации и общения внутри социальной группы, повседневные отношения личностей и организаций), так и на внутренние факторы. Так, например, Д. Дж. Фритцше в качестве наиболее значимых внутренних факторов принятия решения в этически сложных ситуациях называет: личные ценности человека и степень его приверженности этим ценностям. Кроме того, Д. Дж. Фритцше экспериментально доказывает, что важным фактором, оказывающим влияние на принятие решений в этически сложной ситуации, является степень риска: этичность решений проблем возрастает по мере усиления риска, сопряженного с принимаемыми решениями. Д. Р. Форсис, исследуя моральные оценки, которые испытуемые выносили действиям того или иного человека, обнаружил, что основное влияние на характер оценки оказывают не ситуационные факторы (последствия оцениваемого поступка), а личностные – степень релятивизма в индивидуальной моральной идеологии. Однако, в целом, эти два вида факторов взаимодействуют, определяя индивидуальные различия в моральных суждениях: чем более экстремальные последствия, тем больше отличаются суждения людей с разной моральной идеологией; чем серьезнее дилемма, стоящая перед менеджером, тем сильнее когнитивные предпосылки (особенности восприятия и отбора информации), позволяющие ему оправдать свое поведение. Кроме того, зарубежными исследователями в качестве групповых феноменов, которые определяют нормативную составляющую организационного поведения, наиболее часто упоминаются организационный климат, а также нравственная политика фирмы.