И сама засыпает навечно.
В этом сне одинок
Неприкаянный лист,
И надежды блуждают по лужам;
В этом сне ты и Бог,
И нелепый каприз —
Тёплый враг наступающим стужам.
Снится что ноябрю?
Как поставить печать
На чело неродившихся песен,
Как раскрасить зарю,
Разучиться молчать
В этом сером сыром поднебесье.
Под мерцающей тьмой —
Однотонный узор,
Лишь снежинка кружится упрямо;
Страшный слышится вой,
Светлый грезится взор
По другую границу экрана.
В сердце – пламень и лёд,
На душе – пустота
И бездонные чёрные дыры;
Всё когда-то уйдёт,
Как уходит вода
Сквозь песок иллюзорного мира.
Ты откроешь глаза,
Даже если умрёшь,
Даже если забудешь о прошлом;
Замерзает слеза,
Обнажается ложь
В этом сне беспробудно-тревожном.
Снова выйдешь в подъезд,
Чиркнешь спичкой о дно
Безнадёжного зыбкого утра;
Сотни проклятых мест
Воплотятся в одно —
Общий дом для всех душ бесприютных.
Хрупкий сон ноября
Обретёт свою плоть
В ожидании зимних пейзажей;
Жизнь, на части дробя,
Обречённый Господь
Уйдёт прочь с самой ценной поклажей…
Птицы
Птицы упали мёртвыми
На недостроенный храм,
Крылья их стали твёрдыми,
Крылья – под стать мостам.
Город укрыли под перьями,
Сумев сохранить тепло,
Что время мгновеньями меряет
Тем, кому повезло
Остаться в небе отравленном
Без веры, считая дни…
Над городом обезглавленным
Так и летят они.
Над реками измельчавшими,
Над редкой порослью трав,
Прощённые и уставшие
От споров, кто будет прав.
А те, что упали мёртвыми,
Всем дали ясно понять:
Что умерли они гордыми,
И этого не отнять.
Вероника Богданова
Десятая жизнь
Лиза
…Настойчивый скребущий звук, доносящийся от окна, проникал в самый мозг, пробуждая желание заткнуть уши подушкой. Лиза так и сделала. Звук не прекратился. Напротив, он стал каким-то более осязаемым. Полночь. Темнота. Одиночество. И кто-то неведомый, скребущий когтём по оконной раме…
Лиза была смелой девочкой и в свои десять лет частенько оставалась дома одна. Мама работала в круглосуточной аптеке, и никто из её коллег не проникался идеей пожалеть одинокую мать и освободить её от ночных смен.
Обычно Лиза быстренько засыпала, укутавшись с головой одеялом: все же знают, что так безопаснее! Но не зря сказано: никогда не говори никогда! И вот наступила ночь, когда кто-то решил поскрестись в окно.
Лиза решительно включила торшер, вынырнула из спасительного кокона одеяла и двинулась к окну: медленно, на цыпочках, задержав дыхание. Мамочка, ну, почему тебе нужно было уйти на работу именно сегодня?! Этот кто-то вряд ли бы осмелился пугать ребёнка в присутствии матери!
Лиза осторожно приподняла край шторы и вгляделась в темноту за стеклом. Взгляд выхватил из сумрака чей-то силуэт, а потом на девочку полыхнули бутылочной зеленью глаза ночного гостя. И Лиза выдохнула: на неё смотрела обычная кошка. Зеленоглазая, худая и очень настойчивая.
Полуночное создание, балансирующее на карнизе – на самой границе света и тьмы, подняло лапку и провело коготками по стеклу, издав звук, который так напугал девочку.
– Ну, заходи, – Лиза распахнула окно и впустила кошку. Та глянула на девочку раскосыми глазищами и уверенно пересекла границу между тенью и светом…
Петрович
– Понимаешь, Петрович, она ведь не просто так ушла. Она нас бросила, понимаешь? А значит – предала. Я так мыслю: не любила она нас! Ну ладно, я всякого по жизни натворил, заслужил. А тебя за что? Ты вон какой! Настоящий боец! Красава! – глубоко нетрезвый мужичок в трениках и грязной футболке потрепал собеседника по спине. Тот брезгливо тряхнул головой.
Петрович был котом. Обычным рыжим гулякой, грозой окрестных собратьев по породе. Вернее, по её отсутствию. Когда-то он был хранителем домашнего очага, горделиво возлегал в кресле и кормился из рук женщины по имени Надежда, которая наивно считала себя его хозяйкой. Она была мягкой и тёплой, заливисто смеялась и иногда даже целовала Петровича в рыжую морду…