Психология человека в современном мире. Том 5. Личность и группа в условиях социальных изменений. Материалы Всероссийской юбилейной научной конференции, посвященной 120-летию со дня рождения С. Л. Руб

Правительственная Концепция модернизации российского образования на период до 2010 г. предусматривает повышение качества образования за счет формирования здоровья, социального благополучия, психологической защищенности, защиты прав личности. В связи с этим психологическая служба образования выступает гарантом обеспечения психологической безопасности всех участников образовательного процесса.

И. А. Баева рассматривает ПБ как состояние образовательной среды, свободное от психологического насилия и способствующее удовлетворению потребностей в личностно-доверительном общении, создающее референтную значимость среды и обеспечивающее психическое здоровье включенных в нее участников. К ПБ также относятся состояние психологической защищенности, способность человека и среды отражать неблагоприятные внешние и внутренние воздействия (Баева, 2006, с. 34).

Представляет интерес оригинальный подход Н. Л. Шлыковой (2004) к проблеме ПБ субъекта профессиональной деятельности, где она дает обобщение системного, деятельностного и субъектного подходов. В данном случае ПБ является составной частью понятия «качество жизни», детерминированного информационными, экономическими и психологическими воздействиями внешней среды. Выделяют низкий и высокий уровни ПБ. Психологическая безопасность также рассматривается в виде целостной системы процессов, результатом протекания которых является соответствие потребностей, ценностей, возможностей субъекта отраженным характеристикам реальной действительности. При этом различные компоненты системы (процессы, образы, ценности и др.) могут выступать в качестве детерминант ее развития в целом и выполнять на разных этапах формирования ПБ подчиненную или ведущую функции. ПБ представляет собой сложно структурированную систему психических процессов, ядром которой выступает отсутствие противоречий между внешними и субъективными требованиями к субъекту и его жизненными ориентациями (Шлыкова, 2004).

Такие противоречия у школьников могут быть вызваны неадекватными педагогическими требованиями со стороны учителей из-за недооценки или переоценки возможностей учащихся, а также из-за нарушения педагогической этики.

С. Л. Рубинштейн писал, что «отношение человека к человеку составляет собственно специальную сферу этики. Однако большая подлинная этика – это не морализованное извне, а подлинное бытие (жизнь) людей, поэтому этика выступает как часть онтологии, как онтология человеческого бытия. Построение такой этики также связано с преодолением отчуждения, но уже не бытия от человека, а человека от человека в результате отчуждения от человека его общественной функции… Это вопрос о месте другого человека в человеческой деятельности (другой человек как средство, орудие, или как цель моей деятельности), вопрос о возможности осознания непосредственных результатов и косвенных последствий любого человеческого действия, поступка» (Рубинштейн, 1973, с. 261).

Безусловно, предъявление педагогических требований должно быть адекватным, учитывающим состояние здоровья школьников. Некоторые авторы отмечают, что показатель «состояние здоровья» является компонентом познавательной активности полноценной личности (Васильева, Филатов, 2001), а также неотъемлемой частью социально-психологической безопасности (Сухов, 2002).

На наш взгляд, целесообразно выделять внешние и внутренние угрозы ПБ школьников. К внешним угрозам относятся: речевая агрессия учителя, профессиональные страхи учителей, патопсихологические черты характера личности учителя, профессиональная некомпетентность педагогов и специалистов-смежников, жестокое обращение с детьми в социально опасных семьях, угрозы психического и физического насилия со стороны сверстников и взрослых, проживание ребенка с психически больными родителями или родителями-инвалидами. Существенную угрозу ПБ школьников представляют учителя, что убедительно показано нами в предыдущих публикациях (Челпанов, 2005).

Прежде чем раскрыть сущность внутренних угроз, обратимся к тезису из работы С. Л. Рубинштейна «Человек и мир» о том, что «…внешние причины действуют через внутренние условия так, что эффект действия зависит от внутренних свойств объекта…, всякая детерминация необходима как детерминация другим, внешним, и как самоопределение, определение внутренних свойств объекта» (Рубинштейн, 1973, с. 359).

Внутренние угрозы представляют собой различные последствия психологической травматизации школьников другими участниками образовательного процесса. В частности, социопатия, как следствие алкоголизации и наркотизации; школьная дезадаптация, дидактогенные неврозы и дидактопатии, возникшие на фоне систематического нарушения педагогического такта со стороны учителей (тактики «вредного действия» и «вредного бездействия» – позиции невмешательства педагога). Авторский взгляд на дидактогенные психосоматические расстройства и дидактопатии, как последствия негативных педагогических влияний, изложен в статье «Дидактогенные психосоматические реакции и расстройства у младших школьников» (Челпанов, 2007). Особенно опасными последствиями является страх перед учителем, перед классом, боязнь учебного предмета и суицидальное поведение.

Угрозы психического и физического насилия над детьми в семье и школе формируют у школьников виктимное поведение (поведение жертв), которое изучается виктимологией. Одной из основных задач ПБ образования является защита и избавление детей от привычек виктимного поведения. Виктимность или виктимогенность – «приобретенные человеком физические, психические и социальные черты и признаки», которые «могут сделать его предрасположенным к превращению в жертву преступления» (Шнайдер, 1994, с. 357).

К сожалению, никто не учит школьника правилам поведения и общения с психически больными родителями или родителями-инвалидами. Однако рассматривая проблему психолого-педагогической классификации минимальной мозговой дисфункции (ММД) и синдрома дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ), нам удалось установить несколько диагностических маркеров поведения детей из социально неблагополучных семей: двигательная расторможенность, отгороженность, гипоактивность с нарушением познавательной деятельности. По нашим данным, 16 % детей (208 чел.) из 1300 учащихся МОУ СОШ № 5 г. Курчатова Курской обл. с диагнозом СДВГ, поставленным психоневрологом, воспитываются в социально неблагоприятных семьях (Челпанов, 2007, с. 66).

Отметим, что образовательное пространство школы является частью конкретной городской среды. Поскольку школы города Курчатова находятся на территории тридцатикилометровой зоны безопасности Курской атомной электростанции (КуАЭС), то у школьников, проживающих в городе-спутнике КуАЭС, наблюдаются радиофобия (страх радиационного заражения) и онкофобия (страх заболеть раком). Это наглядный пример того, как внешняя угроза ПБ превращается во внутреннюю угрозу личности в форме страхов. Таким образом нарушается психическое здоровье школьников, формируется внутренняя картина болезни (ВКБ) при различных психосоматических расстройствах. Поэтому некоторые относительно здоровые школьники имеют только вторую группу здоровья, а остальные – третью, четвертую и даже пятую группу, которая ранее не выделялась.

Анализ и обобщение литературных источников, рассматривающих разные аспекты ПБ, позволяет расширить перечень внешних угроз. Описывая их, соотнесем выявленные нами составляющие феномена ПБ с последствиями ее нарушения: 1) последствия нарушений информационной составляющей ПБ: информационная неадекватность в поведении, познавательной активности и профессиональной деятельности человека; информационные стрессы и дистрессы, информационные перегрузки; 2) последствия нарушений медицинской составляющей ПБ: потеря трудоспособности, формирование внутренней картины болезни (ВКБ), уход в болезнь, депрессия; 3) последствия нарушений социальной составляющей ПБ: социальная дезадаптация, социопатия, фобии (русофобия, ксенофобия и др.); 4) последствия нарушений технической составляющей ПБ: снижение производительности труда, несчастные случаи, производственный травматизм, техногенные катастрофы; 5) последствия нарушений экономической составляющей ПБ: изменение социального статуса личности в обществе (безработица, потеря смысла жизни, девальвация профессии); 6) последствия нарушений политической составляющей ПБ: изменение социальной ценности личности и независимости ее жизнедеятельности; 7) последствия нарушений педагогической составляющей ПБ: дидактогении, дидактопатии, школьная дезадаптация (ШД) участников образовательного процесса; 8) последствия нарушений экологической составляющей ПБ: фобии (радиофобия, онкофобия и др.), особенно в городах-спутниках АЭС; 9) последствия нарушений юридической составляющей ПБ: потеря доверия к государству, правоохранительным органам, криминализация общества, чувство беззащитности, агрессивность, насилие над личностью; 10) последствия нарушений личностной составляющей ПБ: деиндивидуализация и саморазрушаемость личности, деградация.

Для цели нашего теоретического и эмпирического исследования представляется важным установить соотношение между видами безопасности и компонентами образовательной среды. Был использован подход А. А. Криулиной, согласно которому в образовательном пространстве принято различать: искусственную рабочую/учебную среду, информационную среду, социальную среду и внутреннюю среду (Криулина, 2001, с. 51).

Таким образом, техническая и экологическая безопасность соотносятся с искусственной рабочей средой для педагогов, являющейся искусственной учебной средой для школьников. Здесь практический психолог сталкивается с проблемами организации работы кабинета психологической помощи, игровой зоны, созданием коррекционных площадок.

Информационная безопасность необходима для создания оптимальной информационной среды участников образовательного процесса. При этом практический психолог решает задачи преобразования психологических знаний в информацию, доступную клиентам, проблему релевантности психологической информации запросам потребителей (Челпанов, 2006, с. 51).

Такие виды безопасности, как социальная, политическая, педагогическая, экономическая и юридическая, обеспечивают комфорт социальной среды образовательного учреждения. Социальная среда включает в себя решение проблем школьников, родителей детей, семейного воспитания, обучения и развития учащихся, а также педагогические запросы психологу, решение психологических проблем педагогов и администрации школы.

Экологическая, медицинская, личная безопасность обеспечивают психогигиену внутренней среды каждого участника образовательного процесса. Поэтому практический психолог занимается изучением возрастных кризисов и особенностей участников; педагогическими проблемами коллектива; профилактикой психологических причин неуспеваемости и прогулов; предупреждением и разрешением педагогических конфликтов; школьной дезадаптацией учащихся; коррекцией задержек психического развития (ЗПР), синдрома дефицита внимания с гипо- и гиперактивностью (СДВГ), причинами поведенческих девиаций.

Возвращаясь к анализу ПБ социальной среды, отметим, что А. А. Реан и Я. Л. Коломинский предложили авторскую схему двухканальной связи в системе предметного педагогического взаимодействия: учитель – учебный предмет – ученики (Реан, Коломинский, 2008, с. 434–435). На наш взгляд, эта схема может быть представлена в виде модели «проблемного педагогического треугольника», по аналогии с «треугольником доктора Стефана Карпмана» (Karpman, 1968, р. 15).

В модели «проблемного педагогического треугольника» все межличностные взаимодействия преломляются через овладение учителем содержательных сторон понятия психологическая безопасность образовательной среды (социальная, педагогическая, информационная и др.); через отношение учителя к своему предмету, к ученикам, к трудовой дисциплине, к руководителю класса, в котором он преподает, к родителям учащихся; через знание учителем методики преподавания своего предмета, индивидуальных особенностей темпа освоения предмета каждой личностью ученика, междисциплинарного построения предметных связей определенной области науки; через меру педагогических воздействий, включая тактичное оценивание индивидуального вклада каждого ребенка; через права и свободы личности, в частности, право высказаться и быть услышанным и др. Все это должно быть автономно встроено в структуру индивидуального стиля педагогической деятельности.

Заслуживает внимания и точка зрения В. Ф. Моргуна (2000), обозначающего две причины стрессогенности повседневной жизни детей: объективную (стрессогенность окружения) и субъективную (склонность детей чрезмерно драматизировать ту или иную ситуацию, которая с точки зрения усредненного и толерантного большинства стрессогенной не является). В контексте собственной многомерной структуры личности он говорит о трех типах стресса: стресс на уровне чувств; стресс на уровне эмоций; стресс аффективный. По мнению автора, стрессогенные изменения форм реализации деятельности (моторной, перцептивной, речемыслительной) заключаются в том, что дороговизна игрушек порождает «детей неиграющих», дороговизна средств изобразительного искусства (рисования) порождает «детей нерисующих», дороговизна книг, газет и журналов порождает «детей нечитающих». Заметим, что на этом фоне появилось большое количество «детей виснущих или зависающих» в «аське», «инете», на игровых порталах и порносайтах.

Таким образом, В. Ф. Моргун приходит к выводу о том, что вышеперечисленные стрессогенные обстоятельства, являющиеся, на наш взгляд, внешними угрозами ПБ школьников, способствуют повышению следующих угроз: 1) раздвоения личности, 2) социальной аномии, 3) утраты ценности труда.

Полагаем, что к числу детерминант нарушения ПБ школьников наряду с уже названными можно отнести: 1) алкоголизацию и наркотизацию; 2) виртуализацию реальности; 3) бездуховность и социоапатию; 4) снижение уровня интеллекта, проблему психической нормы и психогенетики; 5) дискредитацию науки и образования; 6) качественные нарушения дифференциальной психофизиологии девушек и юношей в части искажения формирования соответствующих психотипов поведения (в том числе деформации психолингвистического, полоролевого стереотипа поведения); 7) деструктивность СМИ и массовой поп-культуры, вызывающую информационную стерилизацию общества методами социального программирования самой уязвимой части общества – детей и подростков (молодежи); 8) глобальные изменения в мире и психологии.

Обращаясь к монографии «Стратегическая психология глобализации: психология человеческого капитала», заметим, что ее авторам удалось спрогнозировать отдаленные пагубные последствия различных влияний на психику подрастающего поколения. Они отмечают, что в условиях глобализации отчетливо формируются определенные реакции психики человека на искусственную реальность, состоящую из следующих эквивалентов природной реальности: 1) информация как эквивалент разума; 2) китч («дурной вкус») как эквивалент бессознательного; 3) лицедейство как эквивалент веры; 4) деньги как эквивалент воли (Юрьев, Шевякова, Бурикова с соавт., 2006, с. 14–36).

Завершая анализ исследуемой проблемы, подчеркнем, что ПБ в сфере духовного производства имеет прямое отношение к следующим объектам активности профессиональной деятельности участников образовательного процесса: 1) психической реальности клиентов (включая внутреннюю картину здоровья (ВКЗ) и внутреннюю картину болезни (ВКБ); 2) критериям нормы: социальной, юридической, психической и адаптивной; 3) рабочим гипотезам и категориям практического психолога и специалистов-смежников; 4) мере психолого-педагогических и социальных воздействий, а также социальной ответственности специалистов за результативность своих профессиональных действий; 6) правам и обязанностям участников образовательного процесса как субъектам правоприменения.

Литература

Баева И. А., Бурмистрова Е. В., Лактионова Е. Б., Рассоха Н. Г. Обеспечение психологической безопасности в образовательном учреждении: практическое руководство / Под ред. И. А. Баевой. СПб.: Речь, 2006.

Васильева О. С., Филатов Ф. Р. Психология здоровья человека: эталоны, представления, установки. М.: Академия, 2001.

Криулина А. А. Спасти образование. Как? (Размышления психолога). Курск: Изд-во Курского гос. пед. ун-та, 2001.

Моргун В. Ф. Стрессогенность повседневной жизни детей: современные тенденции в Украине // Наука и освiта. Одесса, 2000. № 1. С. 227–229.

Реан А. А., Коломинский Я. Л. Социальная педагогическая психология. СПб.: Прайм-ЕВРОЗНАК, 2008.

Рубинштейн С. Л. Человек и мир // Проблемы общей психологии. М.: Педагогика, 1973. С. 255–419.

Сухов А. Н. Социальная психология безопасности. М.: Академия, 2002.

Челпанов В. Б. Информационная основа профессиональной деятельности практического психолога образования // Человек. Сообщество. Управление. Краснодар: КубГУ, 2006. Спецвыпуск № 1.

Челпанов В. Б. Психолого-педагогический анализ поведенческих стилей учителей // Вестник Костромского государственного университета им. Н. А. Некрасова. Серия психологические науки «Акмеология образования». 2005. Т. 11. № 3. С. 156–162.

Челпанов В. Б. Психолого-педагогическая классификация минимальной мозговой дисфункции и синдрома дефицита внимания у школьников // Журнал прикладной психологии. 2007. № 4. С. 61–67.

Челпанов В. Б. Дидактогенные психосоматические реакции и расстройства у младших школьников // Системные исследования в науке и образовании / Сб. науч. трудов. Курск. гос. ун-та. Курск: МУ Издательский центр «ЮМЭКС», 2007.

Шлыкова Н. Л. Психологическая безопасность субъекта профессиональной деятельности: Автореф. дис. … докт. психол. наук. М., 2004.

Шнайдер Г. Й. Криминология. М., 1994.

Юрьева А. И., Шевякова Л. П., Бурикова И. С. с соавт. Стратегическая психология глобализации: психология человеческого капитала // Учеб. пособие. СПб.: Logos, 2006.

Karpman St. B. Fairy Tales and Script Drama Analysis // Transactional Analysis Bulletin. 1968. Vol. 7. № 26. Р. 39–43.

Человек в мире социальных иллюзий

Л. В. Шукшина (Саранск)

Современная наука, культура, социум, многообразие форм человеческого творчества раскрывают перед нами не только существующую реальность, но и иллюзии. «Сегодня ясно, – пишет В. А. Лекторский, – что существует вовсе не одна, а много разных реальностей. Это не только та реальность, с которой имеет дело наука, но и реальность повседневной жизни, обыденного знания. Есть субъективная реальность. Есть реальность идеальных объектов культуры: научных и философских теорий, произведений искусства… межиндивидуальных отношений, коммуникаций (с нею иногда связывают мир интерсубъективности). Наверное, можно говорить сегодня о появлении виртуальной реальности как особого типа межчеловеческой коммуникации…» (Круглый стол…, 2001, с. 31). Эпоха очередной «информационной революции» (перефразируя У. Эко, переход «от Гуттенберга к Интернету») и в самом деле заставляет задуматься над тем, существуют ли по-прежнему сколько-нибудь четкие границы между реальным и иллюзорным мирами. «Игры разума» в «век неразумия» перестают быть лишь невинной забавой интеллектуалов, заставляя поверить в реальность иллюзорного, сюрреального и гиперреального (Ищенко, 2005, с. 3). Экзотическая еще в недавнем прошлом позиция, согласно которой различные типы реальности никак не коррелируют друг с другом, а научный принцип в его классическом понимании в отношении к реальности уступает место «иным типам отношения к действительности (игровому, мистическому и др.)» (там же, с. 3), сегодня уже кажется недостаточной. В современной науке, культуре отчетливо слышны мотивы тоски по утраченной реальности, целостности и простоте описания мира, гармоничного и совершенного в своем единстве, ностальгии по настоящему. Человек живет в современном мире, стремительно мимикрирующем, ежеминутно утрачивающем и воссоздающем свои границы и приобретающем новые очертания реальности иллюзий.

Наиболее последовательное развитие идея плюралистичности реальности, множественности «возможных миров» получает в концепции Н. Гудмена, оказавшей значительное влияние на современную философскую мысль и гуманитарные науки. Его концепция стала центром самых жарких дискуссий, посвященных проблемам реальности во второй половине XX в. Гудмен считает, что мир состоит скорее из способов описания мира, нежели из самого мира и множества различных миров: «Мы можем… предположить, что реальный мир – это мир одной из альтернативных правильных версий (или групп версий, связанных некоторым принципом сводимости или переводимости), и расценивать все другие версии как версии этого же самого мира, отличающиеся от стандартной. Физик принимает свой мир за реальный, а изъяны, дополнения, нерегулярности, переакцентирования, свойственные другим версиям, приписывает несовершенству восприятия, практической спешке или поэтической специфике. Феноменалист признает мир, с которым человек знакомится при помощи данных органов чувств, а изъятия, абстракции, упрощения и искажения, присущие другим версиям, считает продиктованными научными, или практическими, или художественными соображениями. Для «человека с улицы» большинство версий, выдвигаемых наукой, искусством и чувственным восприятием, определенным образом отклоняется от знакомого, пригодного для использования мира, слепленного на скорую руку из фрагментов научной и художественной традиции и своей собственной борьбы за выживание. В самом деле, этот мир чаще всего принимают за реальный, поскольку действительность в мире, подобно реализму в изобразительном искусстве, является в значительной степени вопросом привычки» (Гудмен, 2001, с. 137). Иначе говоря, гудменовский плюрализм простирается как на сферу эпистемологии, так и на область онтологии. В его концепции наблюдается инверсия классической эпистемологической парадигмы, предполагавшей предзаданность объекта познания, вытекающую из существования единственной реальности. Согласно Н. Гудмену, никакой предзаданности в познании не существует, мы всегда изначально структурируем то, что затем приобретает статус познавательного объекта в данной исследовательской сфере.

Как отмечает М. В. Лебедев, «согласно Гудмену, действительность не скрыта от нас; однако постигать ее можно не только одним способом, но множеством способов. Конечно, существуют системы, не согласующиеся с нашим опытом; но вместе с тем имеется и множество различных систем, которые «соответствуют» миру, причем некоторые из них представляют собой полностью равнозначные альтернативы» (там же, с. 363). Признание множественности версий мира в различных концептуальных системах приводит к выводу о невозможности существования какого-либо одного полного описания реальности. Любой познавательный объект, по Н. Гудмену, может иметь различные характеристики в различных категориальных «сектах», причем их «совмещение» может оказаться в некоторых случаях невозможным, так как различные систематизации могут представлять собой взаимно несовместимые альтернативы. В связи с этим также пересматривается проблема истинности/правильности тех или иных суждений о реальности, поскольку говорить о них в подобных категориях, согласно Н. Гудмену, имеет смысл лишь относительно определенного способа описания (интерпретации), предполагаемого в данном эпистемологическом акте.

Дискуссии по поводу гудменовских идей продолжаются до сих пор и не потеряли остроты. Нас же концепция множественности миров интересует в контексте взаимодействия с категорией «иллюзия». Мы придерживаемся той точки зрения, что множественность не уничтожает мир, в котором мы живем, а наоборот, помогает понять его и изменить. Мир вокруг нас предстает в разных «ипостасях». Только от человека, от его выбора зависит, как и при помощи чего он будет познавать его и жить в нем. Мы считаем, что иллюзия – это одна из составляющих множественности миров, посредством которой человек может познавать окружающий мир, действительность и самого себя. Без подобной «множественности» иллюзий личности и социума не может быть подлинной «встречи с миром», так как реальность не может быть понята однозначно раз и навсегда. Создавая собственные иллюзии, человек рефлексирует, надеется, ищет выход, и тем самым познает реальность, постичь которую только рациональными методами невозможно.

Сегодня становится ясно, что вопросы реальности существования социума, внешнего мира тесно связаны с проблемой развития и формирования социальных иллюзий. На сегодняшний день ее нельзя назвать разработанной, так как не раскрыты механизмы формирования иллюзий, факторы, влияющие на их развитие, истоки возникновения, механизмы преодоления, а также их влияние на отдельного человека и социум. К тому же нет ясности и в определении самого термина. Так, в «Словаре русского языка» С. И. Ожегова иллюзия понимается как обман чувств, нечто кажущееся, несбыточное, мечта (Ожегов, 1985, с. 240). «Новый энциклопедический словарь» трактует иллюзию как «искаженное восприятие действительности, обман восприятия» (7, с. 425). Она является следствием несовершенства органов чувств, свойственного всем людям; обусловлена особым состоянием психики (например, страхом), наличием ложно воспринимаемого реального объекта, который отличается от галлюцинаций; связана с определенными социальными установками индивида. Иллюзии как ложное представление, как несбыточная надежда. В философии существует следующее определение: «Иллюзия (лат. Illusio – обман) – поверхностное представление, чистая фантазия; в практической жизни – облегчающий самообман («предаваться иллюзиям») вместо трезвого взгляда на факты» (Философский словарь, 1991, с. 160). Иллюзии – это предмет постоянных непрекращающихся споров в различных областях знаний: философии, социологии, психологии и т. д. Часто их связывают и отождествляют с заблуждениями, мифами, утопиями, обманом. Попытаемся выявить специфические черты этих понятий. Чаще всего, на наш взгляд, иллюзию отождествляют с заблуждением, в ряде научных работ они являются синонимами.

По мнению ряда ученых (Ф. Гарифуллин, А. Ослон и др.), все мы живем в мире иллюзий и манипуляций (Гарифуллин, 1997, с. 13). Именно этот мир отличает нас от животных. Иллюзии – это искаженное восприятие объекта. В качестве объекта может выступать все возможное, начиная с мыслей человека и заканчивая историей человечества. Автор приводит также собственную классификацию иллюзий. Манипуляции являются сознательным процессом создания субъектом иллюзий о себе и окружающем мире, социуме. Таким образом, по мнению ученого, манипуляции являются производными от иллюзий и не отделимы от них. В работах А. В. Курпатова дается психотерапевтический анализ данного феномена и, прежде всего, таких человеческих иллюзий, как иллюзии опасности, страдания, счастья, взаимопонимания и любви (Курпатов, 2006, с. 231).

С. Л. Рубинштейн подчеркивал, что «личность в высших своих проявлениях связана со сложной внутренней работой, переносом центра тяжести от внешней стороны к внутренней» (Рубинштейн, 1997, с. 121). Следовательно, осознание собственных иллюзий, умение находить в них как положительные, так и отрицательные стороны, умение преодолевать их связаны с волевыми усилиями индивида. Таким образом, социальные иллюзии – это не изначальная данность, а результат реального социально-психологического развития человека, в ходе которого, осмысливая различные стороны социальной жизни, человек сталкивается с необходимостью пополнять свой опыт и извлекать из него уроки. Проблема функции любого явления позволяет ответить на вопрос, каков смысл данного явления для человека и общества, для чего оно существует. Применительно к нашей проблеме вопрос о функции социальных иллюзий позволяет глубже понять их сущность. Исходя из определения социальных иллюзий в широком смысле, главная их функция заключается в отражении и дополнительной ориентации субъекта в мире.