Книга тысячи и одной ночи. Арабские сказки

И когда Hyp ад-Дин лежал в конюшне, скованный и в путах, он вдруг увидел обоих коней и заметил на глазах одного из них бельмо. А у него были некоторые знания о делах с конями и применении к ним лечения, и он сказал про себя: «Вот, клянусь Аллахом, время воспользоваться случаем! Я встану, и солгу везирю, и скажу ему: «Я вылечу этого коня!» И я сделаю что-нибудь, от чего его глаза погибнут, и тогда везирь убьет меня, и я избавлюсь от этой гнусной жизни». И потом Hyp ад-Дин дождался, пока везирь пришел в конюшню, чтобы взглянуть на коней, и когда он вошел, Hyp ад-Дин сказал ему: «О владыка, что мне с тебя будет, если я вылечу этого коня и сделаю ему что-то, от чего его глаза станут хорошими?» – «Клянусь жизнью моей головы, – ответил везирь, – если ты его вылечишь, я освобожу тебя от убиения и позволю тебе пожелать от меня». – «О владыка, – сказал Hyp ад-Дин, – прикажи расковать мне руки». И везирь приказал его освободить, и тогда Hyp ад-Дин поднялся, взял свежевыдутого стекла, истолок его в порошок, взял негашеной извести и смешал с луковой водой, и затем он приложил все это к глазам коня и завязал их, думая: «Теперь его глаза провалятся, и меня убьют, и я избавлюсь от этой гнусной жизни». И Hyp ад-Дин проспал эту ночь с сердцем, свободным от нашептываний заботы, и взмолился великому Аллаху, говоря: «О господин, мудрость твоя такова, что избавляет от просьб».

А когда наступило утро и засияло солнце над холмами и долинами, везирь пришел в конюшню, и снял повязку с глаз коня, и посмотрел на них, и увидел, что это прекраснейшие из красивых глаз по могуществу владыки открывающего. И тогда везирь сказал Hyp ад-Дину: «О мусульманин, я не видел в мире подобного тебе по прекрасному умению! Клянусь Мессией и истинной верой, ты удовлетворил меня крайним удовлетворением, – ведь бессильны были излечить этого коня все коновалы в нашей стране». И потом он подошел к Hyp ад-Дину и освободил его от цепей своей рукой, а затем одел его в роскошную одежду, и назначил его надзирателем над своими конями, и установил ему довольствие и жалованье, и поселил его в комнате над конюшней.

А в новом дворце, который везирь выстроил для Ситт-Мариам, было окно, выходившее на дом везиря и на комнату, в которой поселился Hyp ад-Дин. И Hyp ад-Дин просидел несколько дней за едой и питьем, и он наслаждался, и веселился, и приказывал, и запрещал слугам, ходившим за конями, и всякого из них, кто пропадал и не задавал корму коням, привязанным в том стойле, где он прислуживал, Hyp ад-Дин валил и бил сильным боем и накладывал ему на ноги железные цепи. И везирь радовался на Hyp ад-Дина до крайности, и грудь его расширилась и расправилась, и не знал он, к чему приведет его дело, а Нур ад-Дин каждый день спускался к коням и вытирал их своей рукой, ибо знал, как они дороги везирю и как тот их любит.

А у кривого везиря была дочь, невинная, до крайности прекрасная, подобная убежавшей газели или гибкой ветке. И случилось, что она в какой-то день сидела у окна, выходившего на дом везиря и на помещение, где был Нур ад-Дин, и вдруг она услышала, что Нур ад-Дин поет и сам себя утешает в беде, произнося такие стихи:

О мой хулитель, одаренный благомСпокойствия, вкушающий покой.И ты б сказал, когда бы горьким ядомИспил судьбу, беду, позор мирской:Ах, от любви и от ее мученьяГорит душа, как будто в заточенье!Тебя судьбы коварство пощадило,Тебя ее удары обошли,Так не брани того, кому судилаСудьба рыдать и говорить в пыли:Ах, от любви и от ее мученьяГорит душа, как будто в заточенье!Будь друг влюбленного, а не обидчик,Его от злых упреков излечи,Гляди и, страсть его не увеличив,Ему страданий бремя облегчи.Ах, от любви и от ее мученийГорит душа, как будто в заточенье!Я был среди других на всех похожим,Из бессердечных был, из их числа,И жил я под благословеньем божьим,Пока любовь меня не позвала.Ах, от любви и от ее мученьяГорит душа, как будто в заточенье!Тот только знает, что есть униженье,Любовь, безумство, горе и тоска,Чей ум уже в полууничтоженьеИ чье питье – два горькие глотка.Ах, от любви и от ее мученьяДуша горит, как будто в заточенье!О, сколько глаз не знают сна во мраке,О, сколько век покоя лишены.А на щеках извилистые знакиНеутомимых слез проведены.Ах, от любви и от ее мученьяГорит душа, как будто в заточенье!Их, безутешных, жаждущих друг друга,Минует сон, пугаясь их страстей.Любовь одела их в плащи недуга,Сон прогнала, исполнила скорбей.Ах, от любви и от ее мученьяГорит душа, как будто в заточенье!Терпенья нету, – кости истончились,Здоровье со слезами утекло.Мне кажется – на свете замутилосьВсе то, что было ясно и светло.Ах, от любви и от ее мученьяГорит душа, как будто в заточенье!Беда тому, кто под крылами ночиТомится и тоскует так, как я.Упал он в море, волны все жесточе,Должна погибнуть утлая ладья.Ах, от любви и от ее мученьяГорит душа, как будто в заточенье!Блажен, кто обойден любовной мукой,Блажен, кто спасся от ее оков,Кто не истерзан страстью и разлукой.Спокойный и влюбленный – где таков?Ах, от любви и от ее мученьяДуша горит, как будто в заточенье!О Боже, помоги мне стать счастливым,Меня в моей печали не забудьИ сделай твердым, сделай терпеливым,И пособи, и милосердным будь.Ах, от любви и от ее мученьяГорит душа, как будто в заточенье!

И когда Hyp ад-Дин завершил свои последние слова и окончил свои нанизанные стихи, дочь везиря сказала про себя: «Клянусь Мессией и истинной верой, этот мусульманин – красивый юноша, но только он, без сомнения, покинутый влюбленный. Посмотреть бы возлюбленную этого юноши, красива ли, как он, и испытывает ли она то же, что этот юноша, или нет? Если его возлюбленная красива, как и он, то этот юноша имеет право лить слезы и сетовать на любовь, а если его возлюбленная не красавица, то погубил он свою жизнь в печалях и лишен вкуса наслаждения…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала восемьсот восемьдесят восьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что дочь везиря говорила про себя: «Если его возлюбленная красива, этот юноша имеет право лить слезы, а если его возлюбленная не красива, он загубил свою жизнь в печалях». А Мариам-кушачницу, жену везиря, перевели во дворец накануне этого дня, и дочь везиря увидела по ней, что у нее стеснилась грудь, и решила пойти к ней и рассказать о деле этого юноши и о том, какие она слышала от него стихи, и не успела она до конца подумать об этих словах, как Ситт-Мариам, жена ее отца, прислала за ней, чтобы она развлекла ее разговором. И девушка пошла к ней и увидела, что грудь Мариам стеснилась, и слезы текут у нее по щекам, и она плачет сильным плачем, больше которого нет.

«О царевна, – сказала ей дочь везиря, – не печалься, и пойдем сейчас к окну дворца, – у нас в конюшне есть красивый юноша со стройным станом и сладкою речью, и, кажется, он покинутый влюбленный». – «По какому признаку ты узнала, что он покинутый влюбленный?» – спросила Ситт-Мариам. И дочь везиря сказала: «О царевна, я узнала это по тому, что он говорит касыды и стихи в часы ночи и часы дня». И Ситт-Мариам подумала про себя: «Если слова дочери везиря истинны, то это примета огорченного, несчастного Али-Hyp ад-Дина. Узнать бы, он ли тот юноша, про которого говорит дочь везиря!» И тут усилилась любовь Ситт-Мариам, ее безумие, волнение и страсть, и она поднялась в тот же час и минуту, и, подойдя с дочерью везиря к окну, посмотрела в него и увидела, что тот юноша – ее возлюбленный и господин Hyp ад-Дин. И она пристально всмотрелась в него и узнала его как следует, но только он был больной от великой любви к ней и влюбленности в нее и от огня страсти, мук разлуки и безумия любви и тоски и сильно исхудал. И он начал говорить и сказал:

Сердце пленено, глаза в неволе,И у них заступников нет боле.В плаче и в тоске неумолимой,В страсти и в печали о любимой,В слове: «Как мне быть в моей заботе!» —Восемь свойств любимой вы найдете.Назову к ним шесть и пять в придачу.Слушайте, как говорю и плачу:Мысли, вздохи, боль, воспоминанья,Страсти, безнадежность и страданье.Брошенность, безумство, беспокойство,Горе, беды, – вот все эти свойства.Уж мое терпенье истощилось.Гибель для меня – господня милость.Страсть моя растет, мне нет покоя.Ты, кто спрашиваешь – что такоеОгонь в груди, который полыхает? —Знай, что он в слезах не затухает.Утопаю я в морях рыданийИ горю от неземных страданий.

И увидев своего господина Hyp ад-Дина и услышав его разбивающие сердце стихи и дивные слова, Ситт-Мариам убедилась, что это он, но скрыла это от дочери везиря, сказав ей: «Клянусь Мессией и истинной верой, я не думала, что тебе ведомо о стеснении моей груди!»

А затем она в тот же час и минуту поднялась, и отошла от окна, и вернулась на свое место, и дочь везиря ушла к себе. И Ситт-Мариам выждала некоторое время, и вернулась к окну, и, сев у окна, стала смотреть на своего господина Hyp ад-Дина и вглядываться в его тонкость и нежность его свойств, и увидела она, что он подобен луне, когда она становится полной в четырнадцатую ночь, но только он вечно печален и струит слезы, так как вспоминает о том, что минуло. И он произносит такие стихи:

Я ждал свиданья, думал, что оноБессрочно. Нет! Страдать мне суждено.И слез потоки с морем в состязанье.Лишь от хулителей таю рыданья.Разлуки вестник! Если бы я мог,Ему язык без жалости отсек.Виню я дни за их насмешку злую,На их нерасторопность негодую.К кому идти – лишь ты мне дорога?Я сердце шлю – оно тебе слуга.Кто оскорбительницу обуздаетЗа то, что своевольно унижает?Я дал ей душу, чтобы берегла,Но вся судьба разорена дотла.Я жизнь свою истратил на страданья,Хотя б в награду получить свиданье!Газель моя, властительница сил,Довольно расставаний я вкусил.Лицо твое – всей красоты слиянье,Грех на тебе – что я на расстоянье.Зачем я отдал сердце на постой,Сам виноват, что разлучен с тобой.Струятся слезы бурною рекою,Пойду за ними, ибо нет покоя,И умереть лишь потому боюсь,Что навсегда с надеждой расстаюсь.

И когда Мариам услышала от Hyp ад-Дина, влюбленного, покинутого, это стихотворение, пришло к ней из-за его слов сострадание, и она пролила из глаз слезы и произнесла такие стихи:

Свиданья я просила: вот оно,Но я нема, я смущена жестоко.И потому не произнесеноНи одного готового упрека.

И Hyp ад-Дин, услышав слова Ситт-Мариам, узнал ее, и заплакал сильным плачем, и воскликнул: «Клянусь Аллахом, это звук голоса Ситт-Мариам-кушачницы – без сомнения и колебания и метания камней в неведомое…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала восемьсот восемьдесят девятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Hyp ад-Дин, услышав, что Мариам произносит стихи, воскликнул про себя: «Поистине, это звук голоса Ситт-Мариам, без сомнения и колебания и метания камней в неизвестное! Посмотреть бы, правильно ли мое предположение, действительно ли это она или кто-нибудь другой!» И потом усилилась печаль Hyp ад-Дина, и он заохал и произнес такие стихи:

Когда я увидал хулителя любви,Любовь нашла простор и растеклась в крови.Но я не попрекнул любимую ни словом,Несчастный, не умел казаться я суровым.Хулитель произнес: «Так что же ты молчишь!Как подобает, с ней зачем не говоришь?»И я ему в ответ: «Не понимая нас,Влюбленных, для кого советы ты припас?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.