Тайные письма великих людей

Если ув?ренность, созданная мною на основанiи искренности вашего обхожденiя со мною, черезчуръ отважна и посп?шна, то не бойтесь сказать мн? это. Я удовольствуюсь т?ми надеждами, которыхъ вы у меня не отнимите. Скажите, любите ли вы меня, – ибо къ чему вамъ ст?сняться? Разв? я нечестный челов?къ, Вильгельмина?

Собственно, – я хочу вамъ чистосердечно признаться, Вильгельмина, – что бы вы о моемъ тщеславiи ни подумали, – собственно, я почти ув?ренъ, что вы меня любите. Богъ в?даетъ, однако, какой странный рядъ мыслей внушаетъ мн? желанiе, чтобы вы мн? это открыли. Я думаю, что буду въ восторг?, и что вы доставите мн? минуты самой чистой, самой полной радости, если ваша рука р?шится написать мн? эти три слова: я люблю васъ.

Да, Вильгельмина, скажите мн? эти три восхитительныхъ слова: я буду жить ими всю остальную жизнь. Скажите мн? ихъ разъ, и разр?шите намъ вскор? дойти до того, чтобы не нуждаться больше въ ихъ повторенiи. Ибо не въ словахъ, а въ поступкахъ выражается истинная в?рность, истинная любовь. Дозвольте намъ съ вами сердечно сблизиться, чтобы мы могли узнать вполн? другъ друга. У меня н?тъ ничего, Вильгельмина, въ душ? моей н?тъ ни одной мысли, въ груди ни одного чувства, которое я боялся бы сообщить вамъ. А что могли бы вы скрывать отъ меня? И что могло бы васъ подвинуть къ нарушенiю перваго условiя любви – дов?рiя? Итакъ, будьте чистосердечны, Вильгельмина, будьте всегда чистосердечны. Во всемъ, что мы чувствуемъ, думаемъ и желаемъ, – ничего неблагороднаго быть не можетъ, и потому будемъ добровольно вс?мъ этимъ другъ съ другомъ д?литься. Дов?рiе и уваженiе – неразд?льныя основы любви, и безъ нихъ она не можетъ существовать; безъ уваженiя любовь не им?етъ ц?ны, а безъ дов?рiя не им?етъ радости.

Да, Вильгельмина, уваженiе является неизб?жнымъ условiемъ любви. Поэтому неустанно будемъ стремиться не только поддерживать, но и усиливать то уваженiе, которое мы питаемъ другъ къ другу. Ибо эта ц?ль, придающая любви ея высшую ц?нность, является первою: черезъ любовь мы должны д?латься все лучше и благородн?е, и если мы этой ц?ли не достигаемъ, Вильгельмина, то мы другъ друга не поняли. Будемъ же неустанно, съ кроткою челов?чностью и строгостью, сл?дить за обоюднымъ нашимъ поведенiемъ. Отъ васъ, по крайней м?р?, я требую, чтобы вы откровенно говорили мн? все, что во мн? вамъ могло бы не понравиться. См?ю над?яться, что выполню вс? ваши требованiя, ибо не боюсь, что они будутъ чрезм?рны. Продолжайте, по крайней м?р?, вести себя такъ, чтобы я мое высшее счастье полагалъ въ вашей любви и вашемъ уваженiи; тогда вс? хорошiя впечатл?нiя, о которыхъ вы, быть можетъ, ничего не подозр?ваете, но за которыя т?мъ не мен?е я вамъ искренно и сердечно благодаренъ, – удвоятся и утроятся.

Поэтому я хочу работать и надъ вашимъ образованiемъ, Вильгельмина, хочу еще бол?е возвысить и облагородить достоинство д?вушки, которую люблю!

Еще важный вопросъ, Вильгельмина. Вы уже знаете, что я р?шилъ готовиться къ д?ятельности, но не знаю еще къ какой. Я пользуюсь каждымъ свободнымъ часомъ, чтобы размышлять по этому поводу. Стараюсь стремленiя сердца уравнов?сить требованiями моего разума; но чаши в?совъ колеблются подъ неравными тяжестями. Сл?дуетъ ли мн? изучать право, – ахъ, Вильгельмина, я хот?лъ недавно поднять въ естественномъ прав? вопросъ о томъ, могутъ ли им?ть значенiе договоры между любящими, всл?дствiе того, что они были заключены подъ влiянiемъ страсти. Что могу я получить отъ науки, которая ломаетъ себ? голову надъ т?мъ, существуетъ ли въ мiр? собственность, и которая научитъ меня только сомн?ваться въ томъ, смогу ли я когда-либо съ правомъ назвать ее своею?

Н?тъ, н?тъ, Вильгельмина, я не хочу изучать право, – шаткое, нев?рное, двусмысленное право разсудка; буду придерживаться правъ моего сердца, по нимъ буду жить, чтобы ни возражали противъ этого вс? системы философовъ. Или посвятить себя дипломатической миссiи? Ахъ, Вильгельмина, я признаю лишь одинъ высшiй законъ, – честность и правдивость, а политика знаетъ только выгоду. Къ тому же пребыванiе при иноземныхъ дворахъ было бы плохою сценою для счастiя любящихъ. При дворахъ царствуетъ мода, а любовь б?житъ безстыдной насм?шницы. Или посвятить себя финансамъ? Это им?ло бы еще смыслъ. Хотя мн? и въ настоящую минуту звонъ катящихся монетъ не дорогъ и не прiятенъ, но пусть! Созвучное бiенiе нашихъ сердецъ вознаградитъ меня, и я не отвергаю этого поприща, если оно приведетъ къ нашей ц?ли.

Предо мною стоитъ еще одна почтенная д?ятельность, которая въ то же время дала бы мн? массу научныхъ наслажденiй; но, разум?ется, это не очень блестящая карьера, указывающая путь не какъ сд?латься гражданиномъ государства, а какъ сд?латься гражданиномъ вселенной, – я разум?ю карьеру академическую. Наконецъ, мн? остаются еще занятiя экономикой, – изученiе важн?йшаго искусства, съ малыми средствами вызывать крупныя событiя. Если бы я могъ изучить это великое искусство, я могъ бы быть совершенно счастливъ, Вильгельмина, я могъ бы тогда, будучи свободнымъ челов?комъ, посвятить всю мою жизнь вамъ и моей высшей ц?ли, или, точн?е говоря, такъ какъ этого требуетъ порядокъ чинопочитанiя, – моей высшей ц?ли и вамъ.

Такъ, стою я сейчасъ, подобно Геркулесу, на перекрестк? пяти дорогъ и раздумываю, какую мн? выбрать. Значенiе ц?ли, которую я им?ю въ виду, д?лаетъ меня робкимъ при выбор?. Я хот?лъ бы быть счастливъ, Вильгельмина, а разв? нельзя бояться при этомъ не узнать настоящей дороги? Я думаю, что на каждой изъ этихъ дорогъ я былъ бы счастливъ, если бы только могъ проходить по ней вм?ст? съ вами. Но кто знаетъ, Вильгельмина, н?тъ ли и у васъ особыхъ желанiй, которыя заслуживали бы также быть взв?шенными?

Поэтому прошу васъ сообщить мн? ваши мысли объ этихъ планахъ и ваши желанiя въ этомъ направленiи. Мн? было бы дорого узнать отъ васъ, чего вы, собственно, ожидаете отъ будущаго рядомъ со мною. Я не об?щаю безусловно выполнить то желанiе, которое вы мн? сообщите; но я об?щаю при одинаково благопрiятныхъ условiяхъ выбрать тотъ путь, который всего бол?е соотв?тствуетъ вашимъ желанiямъ. Пусть то будетъ трудн?йшiй, безпокойн?йшiй путь, Вильгельмина, – я чувствую въ себ? мужество и силу преодол?ть вс? препятствiя; если съ висковъ у меня будетъ струиться потъ, если отъ постояннаго напряженiя ослаб?ютъ силы, то пусть въ вид? ут?шенiя мн? улыбнется образъ будущаго, и новое мужество и новую силу вдохнетъ въ меня мысль: в?дь я работаю для Вильгельмины.

Генрихъ Клейстъ.

Къ вышеприведенному письму была приложена сл?дующая записка:

Это письмо я р?шилъ передать завтра вечеромъ вашему отцу. Со вчерашняго дня я чувствую, что не могу остаться в?рнымъ своему об?щанiю не д?лать ничего для моей любви, что не было бы обманомъ вашихъ достойныхъ родителей. Стоять передъ вами и не см?ть говорить, потому что другiе не должны слышать этой р?чи, держать въ моей вашу руку и не см?ть говорить, потому что я не хочу разр?шить себ? этой р?чи, – такую муку я хочу и долженъ прекратить. Поэтому-то я и хочу узнать, могу ли я любить васъ съ правомъ, или не любить васъ совс?мъ. Если посл?днее, то я р?шилъ выполнить об?щанiе, данное вашему отцу въ посл?днихъ строкахъ моего письма. Если этого н?тъ, то я счастливъ, Вильгельмина! Лучшая изъ д?вушекъ! Разв? я черезчуръ см?ло говорилъ съ вашей душой въ письм? къ вашему отцу? Если вамъ въ немъ что-либо не нравится, скажите мн? завтра, и я изм?ню.

Я вижу, что новая заря моего сердца пылаетъ слишкомъ ярко, и черезчуръ зам?тна. Безъ этого письма я могъ бы пом?шать вашему призванiю, которое мн? все же дороже всего на св?т?. Пусть будетъ то, что пошлетъ мн? небо. Я спокоенъ, будучи уб?жденъ, что поступаю правильно.

Генрихъ Клейстъ.

Если завтра вы не откажетесь отъ прогулки, то я могъ бы узнать, что вы думаете и какъ судите о моемъ шаг?. О путешествiи моемъ я не упоминалъ по причинамъ, которыя вы сами извините. Поэтому молчите о немъ и вы! Мы в?дь понимаемъ другъ друга.

Франкфуртъ на Одер?. 10 апр?ля 1802.

Дорогой Генрихъ! Я не знаю въ точности, гд? твое теперешнее м?стопребыванiе, и потому мало в?роятiя, что письмо еще застанетъ тебя тамъ, гд?, какъ я слышала, ты находишься; но дольше молчать я не могу. Если я напишу напрасно, то не моя вина, что ты не получишь обо мн? в?сти. Бол?е двухъ м?сяцевъ провела твоя семья въ Гульбен?, и даже отъ нея я не могла узнать, странствуешь ли ты еще среди смертныхъ, или обм?нилъ уже т?сныя одежды этого мiра на лучшiя?

Наконецъ они снова зд?сь, и такъ какъ я черезъ огромную боль поняла, насколько мучительно ничего не знать о томъ, что всего ближе сердцу, то не буду медлить и скажу теб?, какъ я живу. Хорошаго узнаешь мало.

Ульрика писала теб?, что я им?ла несчастье потерять внезапно любимаго брата, – о томъ, какъ это было мн? больно, нечего и говорить. Ты помнишь, что мы съ ранняго д?тства были лучшими друзьями и очень любили другъ друга. Еще такъ недавно веселились мы съ нимъ на серебряной свадьб? нашихъ родителей; онъ покинулъ насъ совс?мъ здоровымъ, и вдругъ получаемъ изв?стiе о его кончин?. Первое время я словно окамен?ла, не говорила, не плакала. Алеманъ, часто бывавшiй у насъ въ это печальное время, говоритъ, что его очень пугала моя каменная улыбка. Природа не выдержала этого ужаснаго состоянiя, и я тяжко забол?ла. Однажды ночью, когда Луиза послала за докторомъ, такъ какъ у меня было сильное удушье, и я ежеминутно могла задохнуться, – мысль о смерти была мн? совс?мъ не страшна.

Но голосъ изъ глубины души: «о теб? будутъ печалиться любимые тобою, и одного ты можешь еще осчастливить», – вдохнулъ въ меня новыя силы, и я радовалась тому, что врачебное искусство возстановило мое здоровье. Въ ту пору, дорогой Генрихъ, письмо отъ тебя могло бы значительно облегчить мое состоянiе, но твое молчанiе усилило мою муку.

Вид?ть родителей, досел? всегда счастливыхъ, – вид?ть ихъ вдругъ такими убитыми, и особенно вид?ть мать в?чно въ слезахъ, – это было слишкомъ. Сверхъ того, мн? предстояло вынести еще большую борьбу. Въ Линдов? скончалась настоятельница. И такъ какъ о стар?йшей въ монастыр? черезчуръ много говорили, а я была второю, можно было ожидать, что настоятельницею буду я. Д?йствительно, меня спрашивали, хочу ли я быть ею; матушка сов?товала мн? занять этотъ постъ, для меня чрезвычайно выгодный, межъ т?мъ какъ я не могла еще опред?лить моего будущаго. Но мысль жить постоянно въ Линдов? (что было бы въ такомъ случа? необходимо) и воспоминанiе об?щанiя, даннаго мною теб?, – не жить тамъ – заставили меня избрать въ настоятельницы фрейлейнъ фонъ Рандовъ, которая вскор? и займетъ это м?сто.

Неужели теб? меня не жаль? Мн? пришлось много вынести. Ут?шь меня поскор?е радостною в?стью о себ?, подари мн? какъ-нибудь два часа и напиши побольше.

Отъ сестеръ твоихъ слышу только, что ты пишешь имъ р?дко, и самое большее, что могу узнать отъ нихъ, – это названiе твоего м?стопребыванiя; поэтому можешь себ? представить, какъ хочется мн? услышать побольше о теб?.

Радостей у меня мало; порою наша маленькая Эмилiя доставляетъ мн? счастливыя минуты. Она начинаетъ уже говорить, и когда я спрашиваю: «что д?лаетъ твое сердечко?» она отв?чаетъ отчетливо: “mon coeur palpite”, и при этомъ держитъ правую ручку на сердц?. Когда я спрашиваю: «гд? Клейстъ?» она раскрываетъ книгу и ц?луетъ твой портретъ. Обрадуй меня скор?е письмомъ, я очень нуждаюсь въ ут?шенiи.

Весна вернулась, но не принесла съ собою счастливыхъ минутъ, которыя она у меня отняла. Но я буду над?яться. Р?ка, которая никогда не течетъ обратно, катится черезъ пустыни и скалы, но въ конц?-концовъ доходитъ до прекрасныхъ, плодородныхъ странъ. Почему бы и мн? не ждать отъ р?ки-времени, что, наконецъ, и она приведетъ меня къ прекрасн?йшимъ берегамъ? Желаю теб? какъ можно больше счастливыхъ дней въ твоемъ путешествiи, а зат?мъ, наконецъ, и радостнаго отдыха.

Об? картины Л. и книга со стихами хранятся у меня, остальныя вещи у твоего брата. Думали, что он? принадлежатъ Карлу, и потихоньку переслали ихъ мн?.

Напиши скор?е твоей Вильгельмин?.

Ааринзель, близъ Туна, 20 мая 1802 г.

Дорогая Вильгельмина!

Къ новому году получилъ я твое письмо, въ которомъ ты снова, съ большою сердечностью, требуешь, чтобы я вернулся на родину, и съ безконечною н?жностью напоминаешь мн? о твоемъ родномъ дом? и о слабости твоего здоровья, какъ о причинахъ, м?шающихъ теб? посл?довать за мною въ Швейцарiю, и заканчиваешь словами: «Прочитавъ все это, д?лай, какъ знаешь». Я же, им?я нам?ренiе прiобр?сть зд?сь землю, не жал?лъ, съ своей стороны, просьбъ и объясненiй въ ц?ломъ ряд? предшествующихъ писемъ, такъ что отъ дальн?йшаго письма ждать было ужъ нечего; такъ какъ изъ твоихъ словъ мн? показалось яснымъ, что и ты не ожидаешь отъ меня дальн?йшихъ настоянiй, то я избавилъ и тебя и себя отъ непрiятности письменнаго объясненiя, которой, однако, только что полученное письмо отъ меня требуетъ.

По всей в?роятности, я никогда не возвращусь на родину. Вы, женщины, не понимаете одного слова въ н?мецкомъ язык?; оно гласитъ: честолюбiе. Я могу вернуться лишь въ одномъ случа?, а именно, если смогу отв?тить ожиданiямъ людей, которыхъ я легкомысленно раздражилъ ц?лымъ рядомъ хвастливыхъ шаговъ. Это возможно, но пока нев?роятно. Короче говоря, если я не могу съ честью появиться на родин?, то этого никогда и не будетъ. Это такъ же неизм?нно, какъ характеръ моей души.

Я им?лъ нам?ренiе купить себ? небольшое им?ньице въ Швейцарiи, и Паннвицъ уже переслалъ мн? для этой ц?ли остатки моего состоянiя, какъ вдругъ за нед?лю до полученiя мною денегъ отвратительное народное возстанiе отпугнуло меня отъ этого. Я сталъ считать счастьемъ, что ты не захот?ла посл?довать за мною въ Швейцарiю, уединился въ домик? на островк? на р?к? Аар?, гд? теперь, съ радостью или безрадостно, долженъ приняться за писательство.

Межъ т?мъ, въ ожиданiи того, что мн? посчастливится, – если мн? вообще когда-нибудь посчастливится, – мое маленькое состоянiе все убываетъ, и черезъ годъ, по всей в?роятности, я буду совс?мъ б?днякомъ. Въ этомъ положенiи, когда у меня, кром? горя, которое я д?лю съ тобою, есть еще и другiя заботы, теб? совс?мъ неизв?стныя, вдругъ приходитъ твое письмо и пробуждаетъ во мн? вновь воспоминанiе о теб?, къ счастью, немного ослаб?вшее.

Дорогая, не пиши мн? больше. У меня н?тъ въ настоящее время иныхъ желанiй, кром? желанiя скор?е умереть.

Г. К.

(Берлинъ, посл? дня Св. Михаила 1810).

Моя Іетточка, мое сердечко, моя возлюбленная, моя голубка, моя жизнь, ясная и милая моя жизнь, св?тъ моей души, мое все, мои имущества, мои замки, пашни, луга и виноградники, о, солнце моей жизни, луна и зв?зды, небо и земля, мое прошедшее и будущее, моя нев?ста, моя д?вочка, моя дорогая подруга, моя душа, кровь моего сердца, сердце мое, моя з?ница, о, любимая, какъ мн? тебя еще назвать? Мое золотое дитятко, моя жемчужина, мой драгоц?нный камень, моя корона, моя королева и государыня. Возлюбленн?йшая моей души, мое высочайшее и дражайшее, моя жена, моя свадьба, крещенiе моихъ д?тей, моя трагедiя, моя посмертная слава. Ахъ! Ты – мое второе, лучшее «я», мои доброд?тели, мои заслуги, моя надежда, прощенiе моихъ гр?ховъ, мое будущее и мое блаженство, о, дочь неба, мое божье дитя, моя покровительница и заступница, мой ангелъ-хранитель, мой херувимъ и серафимъ, какъ я люблю тебя!

Бёрне – Генрiетт? Герцъ

Людвигъ БЁРНЕ (1786—1837), изв?стный публицистъ и критикъ, шестнадцати л?тъ прi?халъ въ Берлинъ учиться медицин? къ профессору Герцу – въ жену котораго, красивую и талантливую Генрiетту, молодой Бёрне влюбился со вс?мъ пыломъ юности и отчаянiемъ безнадежности. Оставивъ домъ Герца, Бёрне продолжалъ дружескую переписку съ Генрiеттой.

(Я уб?жденъ, что было бы совершенно безплодно, если бы молодой челов?къ сд?лалъ попытку насильно вырвать изъ своего сердца пылкую любовь; и это было бы самоубiйствомъ, если бы попытка удалась. Это – р?шенiе моего разсудка; оно можетъ быть нев?рнымъ, но я торжественно зав?ряю, что сердце мое ни мал?йшимъ образомъ въ немъ не участвуетъ).

… Я – челов?къ. Вы произнесли мн? приговоръ: я не могу больше жить. Вы пролили масло въ огонь, и пламя сжигаетъ мое сердце. Я долженъ погибнуть, если останусь дольше вблизи васъ. Я хочу у?хать отсюда и напишу объ этомъ отцу.

Вашъ разумъ меня осудитъ, ваше сердце меня пожал?етъ! Вы см?етесь?.. Да покинетъ васъ память въ вашъ смертный часъ, чтобы вы не вспомнили этого событiя.

Луи.

У меня дрожитъ рука, тоскливо замираетъ сердце. Я не могъ дольше выдержать. Домъ объятъ огнемъ, я долженъ спасаться, иначе погибну.

Когда я приду къ вамъ, не упоминайте ни словомъ объ этой записк?, прошу васъ.

Мартъ 1803 г.

Прочтите эту записку и не гн?вайтесь! Это – посл?днiя слова въ этомъ род?, которыя я пишу вамъ. Отв?тъ, данный мн? вами передъ этимъ, такъ же придавилъ меня, какъ я жаждалъ, чтобы вы меня обрадовали; вы сказали, что не можете обрадовать меня. Это было невозможно для вашего сердца, ибо кто другой, какъ не вы, являясь причиной моего горя, могъ бы быть и источникомъ моей радости? Такъ какъ я люблю васъ невыразимо, то какъ можете вы сердиться на меня за то, что я полагаю мое высшее счастье въ вашей благосклонности, и что ожиданiе этого счастья – мое единственное, мое самое горячее желанiе? Вы были н?когда такъ ласковы, такъ сердечны, такъ участливы ко мн?. Отчего вы относитесь теперь ко мн? иначе? Разв? мн? не больно? О, сжальтесь надо мною, чтобы жизнь моя не проходила такъ горестно, такъ безрадостно.