Горячие точки

А зря. Хоть история и не терпит сослагательных наклонений, но тем не менее: если бы мы тогда взяли Амина – а мы бы наверняка его взяли, куда б он делся! – то многих неприятностей можно было бы избежать. Так, верный наш друг Тараки остался бы жив… Правда, надолго ли? Наверняка не пришлось бы вводить в Афганистан наши войска. Сколько народу бы и у нас, и у них уцелело! Был бы подписан договор ОСВ-2: американцам просто некуда было бы отступать.

А так – декабрьский ввод войск предрешил судьбу этого многострадального договора.

Таким образом, небольшое «хирургическое» вмешательство, принесение на «жертвенный алтарь» спокойствия десятка жизней спасло бы жизни сотням тысяч людей, сгоревших в афганской бойне. И кто знает, может быть, именно афганские события ускорили метастазы в престарелом организме руководства великой державы, способствовали дальнейшему развалу экономики, спровоцировали распад страны.

Вечером «перегоревшие», уставшие от ожидания и с головной болью от огромного количества выкуренных сигарет, мы возвратились на свою виллу. Поужинали. Почти все свободные от дежурства ребята легли спать.

А мне не спалось. Вот уж и ночь наступила, а я сидел на веранде и в полудреме слушал по приемнику Би-Би-Си на английском языке. Вдруг в сводке последних новостей диктор скороговоркой сообщил, что, по полученным данным, сегодня в Кабуле по причине болезни был отстранен от власти президент Афганистана Нур Мухаммед Тараки.

Я тут же помчался к Долматову, разбудил его и сообщил новость.

– Там ведь не по-русски говорили? На английском, да? А ты уверен, что правильно понял? А не брешут они? – переспросил он.

– Конечно, уверен! А насчет брешут или нет – кто знает?

– Так. Давай сообщим нашим в посольство.

По рации мы связались с дежурным посольства, сообщили новость. Через полчаса по Би-Би-Си пошел повтор новостей, который мы уже слушали «консилиумом»: собрались все ребята, кто владел английским. Все точно. Слово в слово. Мы даже записали на листок короткое сообщение о Тараки.

Я не знал, что в посольстве на радиоперехвате сидела целая группа и что они тоже перехватили сообщение диктора Би-Би-Си. Срочно был поднят с постели резидент, представитель КГБ. По их указанию дежурный разбудил посла. Тут же связались с Москвой. Через полчаса посольские, так же, как и мы, повторно прослушали сообщение.

Через пять минут из посольства по рации пришла команда – «в ружье!»

Мы срочно нацепили на себя всю амуницию, заняли места по боевому расчету. В окутанном ночной сентябрьской прохладой городе все было тихо. Время от времени слышались отдаленные выстрелы, где-то взревел на высоких оборотах двигатель автомашины, вдали лаяли собаки, иногда до нашего слуха доносились приглушенные расстоянием истошные крики местных патрулей «Дрэш!». Все как обычно.

Глава 16

И вместе с тем все уже давно изменилось. Оказывается, еще с утра Амин посадил Тараки под «домашний арест» в одном из помещений дворца. Всем было объявлено, что президент приболел, поэтому не показывается на людях.

Тараки был обречен.

Сначала по-тихому, без шума и криков, перебили его охрану, секретарей, помощников. Часть трупов вывезли и закопали на окраине города, несколько человек закопали у задней стены дворца. Одновременно по известным адресам выехало несколько оперативных групп, которые арестовали и доставили в загородную тюрьму Пули-Чархи всех родственников клана Тараки. Кое-кого сразу же расстреляли.

Потом, как стемнело, начальник личной охраны Амина с двумя своими подчиненными зашел в комнату к Тараки.

Услышав звуки отпираемой двери, президент встал из-за стола, за которым что-то писал. Наверное, он подумал, что к нему пришел в очередной раз Амин, требуя отречения от власти. А может быть, он пришел просить прощения? Президент заранее придал своему лицу соответствующее моменту мудрое и оскорбленно-гордое выражение. За ним стоят советские друзья, которые никогда не дадут его в обиду! Его обласкал совсем недавно в Москве сам Леонид Ильич Брежнев! Был званый обед, заверения в обоюдной дружбе, поцелуи, торжественные встреча и проводы в аэропорту.

Последнее время Амин активно наседал на него, убеждал, угрожал, требовал передать ему власть. Тараки был человеком мягким, слабовольным и в целом достаточно сговорчивым. Настырность Амина его сначала испугала. В одной из бесед с советским послом и представителем КГБ, после очередного «крупного разговора» с Амином, Тараки, чтобы прощупать позицию СССР, даже сказал, как бы размышляя и советуясь:

– Дети мои. Я свое дело сделал, революция победила. Я уже стар, болен. Может, действительно мне уйти. Пусть теперь пробуют другие.

Его тут же с жаром принялись отговаривать. Ну что вы? Как можно! Вы – признанный народный лидер, у вас – международный авторитет в рабочем и коммунистическом движении! Вас ценит лично Леонид Ильич!

Отговорили. И он согласился. Еще бы: кто добровольно отдает власть?. А с Амином мы разберемся, заверили советские друзья.

Да. Действительно, Амин полностью потерял чувство меры. Эх, Хафизулла! А ведь как хорошо все начинали! Вместе, коллегиально, по-хорошему, по-партийному. Конечно же, была куча неувязок, но ведь все обошлось! И что тебе не живется спокойно? Зачем рвать кусок изо рта? На всех хватит, еще и внукам останется! Лучше бы направил свою энергию на борьбу с контрреволюцией.

Вообще-то, Тараки в глубине души понимал, что ему тягаться с Амином трудно. Конечно, Амин и похитрее, да и кругозор у него пошире. Везде поспевает, все знает. А что касается твердости в достижении поставленных целей – здесь у Хафизуллы равных не было.

Одна надежда – на советских друзей да на свое окружение. Вокруг много преданных людей, которые обязаны ему, Тараки, своими нынешними должностями, доходами. Что говорить, конечно, эти преданные люди злоупотребляли своим положением, приворовывали. Когда это ему докладывали о начальнике таможни? Ага, это было еще до поездки в Гавану. Как его звали? Забыл. Но не это главное. Там вроде фигурировали огромные суммы взяток. Но дело-то житейское, тем более, эти взятки дают те, у кого есть лишние деньги: ведь не у народа же последний кусок отнимают!

Да. Приворовывают. Да что там приворовывают – тащат все, что под руку попадется. Это, конечно, плохо! Но что делать? Эти люди долго жили в нищете, в бедности. По крайней мере действительно богатых среди революционеров и сподвижников было не так уж много. Но ничего страшного, пусть вознаградят себя и своих близких за долгие годы лишений и борьбы. Тем более что Советский Союз помогает и будет нам помогать всегда!

Хотя и нехорошо все это. Как-нибудь надо будет поднять вопрос о финансовой дисциплине. Чтобы дать понять, что все они у меня на заметке. Пусть знают, боятся и. любят. А если что – можно ведь и дать ход судебной машине.

Но это все потом. Сейчас надо объясниться с Амином. Может быть, действительно самому отдать ему власть? Ну его, пусть пользуется. А то ведь и убьет – ему это раз плюнуть! У этого кровопийцы руки уже по локоть в крови. И уехать отсюда куда-нибудь подальше, в Европу, например… Деньги на счету в Швейцарии есть…

Подслеповато щурясь (в полумраке комнаты горела только стоящая на столе настольная лампа), Тараки вглядывался в лица вошедших. Амина среди них не было.

«Кто это?» – удивился президент. Какие-то офицеры, глаза бегают, у одного с лица – пот градом. Волнуется, что ли? Зачем они пришли? Что им надо?

– В чем дело, товарищи. – начал он и внезапно замолчал. Он увидел выражение их лиц, и. страшная догадка пронзила его мозг! Он понял, зачем они пришли! И он узнал одного из пришедших – это был офицер из личной охраны Амина по имени Джандат.

Мгновенно охвативший страх парализовал волю президента. Он обильно вспотел. Колени подогнулись; чтобы не упасть, он дрожащей рукой попытался схватиться за спинку стула, но стул опрокинулся, и Тараки боком мягко завалился на толстый, с темно-красным замысловатым узором пыльный ковер. Перед самым лицом он увидел до блеска начищенные, остро пахнущие гуталином высокие военные ботинки. Он почувствовал, как чужие, грубые руки больно схватили его и перетащили на стоящую в углу кровать.

Тараки хотел закричать, ему хотелось убедительно объяснить этим идиотам, что его убивать нельзя! Он хотел пообещать им денег, все что угодно! Только жить! Путь власть забирает кто угодно! Ему ничего не нужно!!! Только жить…

Но язык отнялся, и он лишь мычал: «А-а-в-ва, а-а-а…»

Неумолимое время бесстрастно и четко отщелкивало медным, украшенным резьбой маятником на стоящих в полутемной комнате старинных напольных часах последние секунды жизни первого президента ставшей на путь социалистического развития Народно-демократической республики Афганистан Hyp Мухаммеда Тараки.

Двое офицеров, завалив обмякшее тело на кровать, держали его за руки и за ноги, а начальник охраны душил президента подушкой.

Когда все было кончено, труп закатали в ковер, вынесли из здания и затолкали в багажник автомашины.

Руки у Амина были развязаны, и сторонников Тараки начали отстреливать открыто, никого не стесняясь.

Двое министров были убиты прямо в своих кабинетах. В одного стреляли из снайперской винтовки с крыши соседнего дома и одновременно через дверь кабинета из автомата.

Глава 17

Шла вторая половина сентября. Ночи стали прохладнее, небо – еще чернее, а звезды – ярче. Вечерами я продолжал слушать Би-Би-Си. Там говорили о чем угодно, только не об Афганистане. А наше радио и слушать было нечего – сплошная обычная мура.

Однажды, когда уже стемнело, поступила команда всей группе в полном вооружении прибыть в наше посольство. Мы быстро загрузились в два УАЗа и через пять минут были на месте. Потом еще около часа чего-то ждали. Долматов и еще двое, прихватив какой-то пакет, вошли в посольство, а мы остались у машин.

Минут через десять нам поступила команда «к машине!».

Задача: выехать в район Зеленого рынка и там, на перекрестке, дождаться «тойоту» с дипномерами офицера безопасности посольства Бахтурина и еще одну посольскую машину и сопроводить их до посольства. При попытках остановить эти машины кем бы то ни было – огонь на поражение!

По опустевшему к вечеру городу мы быстро добрались до нужного нам перекрестка. Через пять минут показались наши автомашины. Бахтурин притормозил около нас, махнул рукой и прибавил скорость. Мы помчались следом и вскоре без всяких происшествий добрались до посольства.

Обе посольские машины въехали на пандус и остановились прямо около центрального входа в посольское здание (сюда имел право заезжать только посол). По приказу выскочившего из здания Бояринова мы прикрыли их двумя УАЗами с внешней стороны, а сами стали полукругом, заняв оборону. Стоя с автоматом в руках спиной к посольским машинам, краем глаза я заметил, что Бахтурин и еще один парень (по-моему, из нашей резидентуры) открыли багажники и помогли выбраться из них трем афганцам (двое в национальной одежде, один – в спортивном костюме), которые тут же юркнули в посольство. Прошло еще полчаса.

Из посольства выскочил Бахтурин и позвал Долматова. Минут через десять Долматов вышел вместе. с тремя неизвестными нам людьми, одетыми в нашу спецназовскую форму.

– Они пока поживут у нас на вилле, – сказал Долматов, – головой за них отвечаем!

Эти трое были министрами правительства Тараки, которым Амин уже негласно подписал смертный приговор. Здоровенный, знакомый уже мне по Пагману, министр безопасности Асадулла Сарвари, маленький и щуплый министр внутренних дел Гулябзой и среднего роста, худощавый министр погранохраны (забыл его имя). Все они были явно испуганы, подавленно молчали, настороженно озираясь по сторонам.