Веревочкой горе…
Загуляй да запей,
Топи тоску в море!
Вновь унылый перебор,
Звуки плачут снова…
Для чего немой укор?
Вымолви хоть слово!
Я у ног твоих – смотри —
С смертною тоскою,
Говори же, говори,
Сжалься надо мною!
Неужель я виноват
Тем, что из-за взгляда
Твоего я был бы рад
Вынесть муки ада?
Что тебя сгубил бы я
И себя с тобою…
Лишь бы ты была моя,
Навсегда со мною.
Лишь не знать бы только нам
Никогда, ни здесь, ни там
Расставанья муки…
Слышишь… вновь бесовский гам,
Вновь стремятся звуки…
В безобразнейший хаос
Вопля и стенанья
Всё мучительно слилось.
Это – миг прощанья.
Уходи же, уходи,
Светлое виденье!..
У меня огонь в груди
И в крови волненье.
Милый друг, прости-прощай,
Прощай – будь здорова!
Занывай же, занывай,
Злая квинта, снова!
Как от муки завизжи,
Как дитя от боли,
Всею скорбью дребезжи
Распроклятой доли!
Пусть больнее и больней
Занывают звуки,
Чтобы сердце поскорей
Лопнуло от муки!
<1857>
Любовь цыганки
Любовь цыганки, —
Все нам твердят, —
Самой смуглянке,
Самой смуглянке
И рай и ад!
И рай и ад.
Знавали ль Хмару,
Найдете ль пару
В Москве еще таких очей;
Такой певуньи,
Такой плясуньи
Теперь уж нет нигде, ей-ей,
А пела, пела,
Что твой соловей.
Любовь цыганки —
Все нам твердят, —
Самой смуглянке,
Самой смуглянке
И рай и ад!
И рай и ад.
Она молчала,
Когда, бывало,
Ее дивятся красоте;
А сердце билось,
Оно просилось
Сказать «люблю»,
Сказать «люблю».
Всё он наяву,
Всё он наяву,
Наяву и в мечте.
Любовь цыганки, —
Все нам твердят, —
Самой смуглянке,
Самой смуглянке
И рай и ад!
И рай и ад.
В ней сердце ныло,
Она любила,
Он день и ночь за ней следил,
Но лицемерно
Любил, неверный:
Она цыганка, он барин был,
Ее разлюбил,
Ее разлюбил,
Разлюбил и погубил.