Короткий век Павла I. 1796–1801 гг.

Почему обучения закона, есть несумненно наиважнейший пункт добраго воспитания, – следовательно избранной к тому наставник – должен иметь речь внятную и ласковую, душу прямую и безкорыстную, разсудок здравой, и был бы чужд всякаго предуверения и суеверства, вещь, свойственная одним ложным законам, разорительная же нашему благочестию, где вера с добрыми делами неразрывно сопряжена. <…>

Между первыми, где гистория будучи по справедливости почитаема лучшим руководством для тех, кои рождены к общему благополучию, и потому она достойна особливаго места в сем воспитании и начаться должна без упущения времени нарочными краткими и внятными сочинениями – предпочтительно о своем отечестве. Что касается о добром научении собственнаго нашего языка хотя б Россия еще и не имела Ломоносовых и Сумароковых, то б, при обучении закона, чтение и одной древняго писания псалтири, уже отчасти оное исполнило. Притом сначала малыя и легкия письменныя экзерциции мыслей и разсуждений его императорскаго высочества тому же поспешествовать будут; а имеющие честь быть к нему приставленными, должны прилежно наблюдать, чтоб его высочество не привыкал к употреблению подлых наречений и слов, ниже б поносныя и язвительныя из уст его выходили.

Нашего времени обычай и множество изрядных книг, учинили в Европе общим французской язык; немецкой же в России надобен в разсуждении соседства и завоеванных провинций; но и тому и другому, яко живым языкам, возможно в детстве обучать больше наслышкою разговоров, дабы без нужды не тратить дорогое время воспитания. А когда лета дойдут до той зрелости, где без отягощения понятия научение грамматических правил способны будут, тогда его высочество найдется в состоянии сам себя поправлять в тех погрешностях, кои почти завсегда в разговорах попадаются.

Кавалерския экзерциции также по мере возраста употребляемы быть должны, по натуральной же веселаго дитяти склонности к невинным забавам, танцам и рисовальному художеству надо дать первенство.

Во время, когда его императорское высочество достигнет помощию Божиею тех лет, в которыя всем пристойным наукам сам обучаться изволит в обыкновенном порядке, тогда будет весьма полезно учинить особливое разсуждение, каким способнейшим образом приступить к прямой государственной науке, то есть: к познанию коммерции, казенных дел, политики внутренней и внешней, войны морской и сухопутной, учреждений мануфактур и фабрик, и прочих частей, составляющих правление государства его, силу и славу монаршу <…>

Всеподданнейшая ревность и усердие не дозволяют ничего оставить на совести, и преодолев рабскую несмелость, заставляют при заключении сего росписания, всенижайше представить, как малое мое понятие мне воображает, что сходственнее быть может с мудрым ея императорскаго величества намерением о воспитании государя великаго князя, если всякое излишество, великолепие и роскошь, искушающия молодость, от него отдалены, и не инако ему представляться будут, как надеждою будущаго награждения в тех летах, когда воспитание окончится за усердное соответствование в том всевысочайшей воли и желанию ея императорскаго величества; комнату же его высочества, или двор сочинить так, чтоб сравненно с его природным достоинством, чин, благопристойность и добронравие были всему украшением. <…>

* * *

КНЯЗЬ Я. П. ШАХОВСКОЙ, ГЕНЕРАЛ-ПРОКУРОР СЕНАТА, О ИЕРОМОНАХЕ ПЛАТОНЕ. Я, государыня, с ним о разных материях разговаривал, он на все столь исправно ответствует и все столь основательно решает, что меня удивил. И как я его о многом и до иных стран касающемся вопрошал, он все так объяснял, как будто в чужих краях учился. Он говорит, что нигде не был, а учился только в Москве в Спасской школе (академии, которая помещалась в Заиконоспасском монастыре). Сие все, государыня, меня удивило, что сей монах, в столь молодых летах, столько знания имеет…

* * *

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ МИТРОПОЛИТА ПЛАТОНА Великий Князь был горячего нрава, понятен, но развлекателен. Разные придворные обряды и увеселения немалым были препятствием учению. Граф Панин был занят министерскими делами, но и к гуляньям был склонен. Императрица самолично никогда в сие не входила. Однако, высокий воспитанник, по счастию, всегда был к набожности расположен, и рассуждение ли или разговор относительно Бога и веры были ему всегда приятны. Сие, по примечанию, еще ему внедрено было со млеком покойною Императрицею Елизаветою Петровною, которая его горячо любила и воспитывала приставленными от нее весьма набожными женскими особами. Но при том Великий Князь был особо склонен и к военной науке и часто переходил с одного предмета на другой.

* * *

ПРОТОИЕРЕЙ В. МАГНИТСКИЙ Много приходилось трудиться, чтобы поставить дело религиозного воспитания августейшего ученика на должную высоту. <…>

По расписанию уроки закона Божия должны были быть не каждый день, а лишь по понедельникам, средам и пятницам, когда на эти дни не падали праздники, – продолжались обычно час: с 12 часов дня до часу. Кроме того, по воскресным и праздничным дням перед обедней законоучитель читал своему воспитаннику Евангелие с объяснением. Иногда на уроках закона Божия присутствовала сама Императрица, чаще был воспитатель…

* * *

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ КНЯЗЯ П. А. ВЯЗЕМСКОГО. Военный элемент не преобладал в воспитании и среди лиц, окружавших юного великого князя. Военные упражнения не отвлекали его от занятий. Его не приучали быть прежде всего военным <…> но его обучали военному делу с высшей точки зрения, а не погружали в мельчайшие практические подробности, которые только могли бы сбить и ложно направить ум ребенка.

* * *

МАЙОР АРТИЛЛЕРИИ М. В. ДАНИЛОВ. Бороздин, подполковник, ласковый мой благодетель, был взят из Риги в Петербург. Граф [Петр Иванович Шувалов] <…> приказал <…> ему сделать в артиллерии находящихся орудий со уменьшением калибра для поднесения цесаревичу Павлу Петровичу. Бороздин поручил оную мне комиссию исполнить. Я забрал всякого рода мастеров в артиллерии, учредил оную комиссию в школе, где я жил, и через некоторое время сделал всех находившихся в артиллерии пушек, мортир и гоубиц и к ним всякую принадлежность против натуральной величины в двенадцатую долю калибром, самой хорошей работы, с позолотой и чеканками, серебряными клеймами, с вензелем его высочества; под все оные орудия состроили мы батарею столярную, по пропорции, обили зеленым бархатом, обложили гасом золотым в пристойных местах, и принесли к графу в его дом. Он, увидя батарейку с принадлежностями работы самой чистой и в аккуратной пропорции сделанную, оказал свое удовольствие и похвалу справедливую.

* * *

ПОРОШИН С. А. ЗАПИСКИ…1764 г. Весьма сожалею я, что с самого моего вступления ко Двору Его Императорского Высочества не пришло мне на мысль записывать каждый день упражнения и разговоры вселюбезнейшего Наследника Российского Престолу <…>. Если в сих повседневных записках кому что маловажным покажется, тому я отвечаю, что иногда по-видимому и неважные бы вещи лучше, нежели прямые дела, изображают нрав и склонности человеческие, особливо в нежной младости. <…>

24 сентября. Пятница. <…> Его Высочество, будучи живого сложения и имея наичеловеколюбивейшее сердце, вдруг влюбляется почти в человека, который ему понравится; но <…> как никакие усильные движения долго продолжаться не могут, если побуждающей какой силы при том не будет, то и в сем случае оная крутая прилипчивость должна утверждена и сохранена быть прямо любви достойными свойствами того, который имел счастье полюбиться. Словом сказать, гораздо легче Его Высочеству вдруг понравиться, нежели навсегда соблюсти посредственную, не токмо великую и горячую от него дружбу и милость.

30 сентября. Четверг. Поутру изволил Его Высочество учиться по-обыкновенному. <…> У меня очень хорошо учился; начали вычитание долей <…>. Сего дни при учении у меня сам Его Высочество изволил сделать примечание, что когда неравное число или нечетное вычтешь из числа равного или четного, остаток всегда будет нечет. Его Высочеству и прежде неоднократно сему подобные острые примечания делать случалось. Если б Его Высочество человек был партикулярной и мог совсем предаться одному только математическому учению, то б по остроте своей весьма удобно быть мог нашим российским Паскалем. <…>

1 октября. Пятница. <…> Граф Захар Григорьич рассуждал о военном деле так, как генерал искусной <…>; рассказывал наконец с насмешкою, с какою точностию покойной король прусской отправлял военную службу також о немецких принцах, кои, когда в службе, всю <…> должность отправляют с таким повиновением и с таким подобострастием, как и партикулярные в равных с ними чинах по армии <…>. Сие подало мне причину в себе подумать, каково б было, если б Его Высочество вложит охоту к подражанию оным примерам? Немецкие принцы имеют по большей части весьма малые владения. <…> Своего вой ска, которое бы войском назвать было можно, у них нет; для того служат, стараются отличить себя в трудах и подвигах военных; таковые старания иногда до самых излишних малостей распространяют. – Его Императорское Высочество приуготовляется к наследию престола величайшей в свете Империи Российской <…>. Обширное государство неисчетные пути откроет, где может поработать учение, остроумие и глубокомыслие великое и по которым истинная слава во всей вселенной промчится и в роды родов не умолкнет. Таковые ли огромные дела оставляя, пуститься в офицерские мелкости? Пренебрежено б тем было великое служение, к коему Его Императорское Высочество призывает Промысл Господний <…>. Я не говорю, чтоб Государю совсем не упоминать про дело военное <…>; но надобно влагать в мысли его такие сведения, кои составляют великого полководца, а не исправного капитана или прапорщика <…>.

6 октября. Середа. Его Высочество изволил проснуться в седьмом часу. Одевшись, упражнялся по-обыкновенному в положенных своих учениях <…>. За столом Его Превосходительство Никита Иванович рассказывал, что во время шведской войны фельдмаршал Лессий имел повеление очистить твердую землю от неприятелей, а у адмирала Головина в инструкции написано было, чтоб то же учинить на море (при императрице Елисавете Петровне). Лессий прогнал неприятелей и получил за то похвалу и благоволение; граф Головин разумными своими распоряжениями разлучил и отдалил корабли шведские и после за то чуть в ссылку не сослан. Его Высочество тотчас на то спросить изволил: «Как же за одно дело одново похвалить, а другова наказать?» Его Превосходительство доносил Великому Князю, что при дворе всплошь такие маленькие ошибочки случаются <…>.

7 октября. Четверг. Его Высочество изволил проснуться в седьмом часу. Одевшись, сел за ученье <…>. В шесть часов изволил Его Высочество пойтить на комедию. <…> Изволил Его Высочество аплодировать многократно <…>. Два раза партер без него захлопал, что ему весьма было неприятно. Пришедши к себе, долго роптал о том <…>: «Вперед я выпрошу, чтоб тех можно было высылать вон, кои начнут при мне хлопать, когда я не хлопаю. Это против благопристойности» <…>.

8 октября. Пятница. <…> Обучаючись, изволил Его Высочество попросить у меня посмотреть указу из адмиралтейской коллегии <…>, который я в сие время печатал для пересылки в Москву <…>. Его Высочество, прочитав сей указ, изволил его ко мне бросить; я шутя сказал Великому Князю, что в старину за это слово и дело крикивали; он изволил спрашивать меня, что это такое, слово и дело? Не входя в подробное о сем изъяснение, доносил я Его Высочеству, сколько честных людей прежде сего от Тайной Канцелярии пострадало и какие в делах от того остановки были. Сие выслушав, изволил Великой Князь спрашивать: «Где же теперь эта Тайная Канцелярия?» И как я ответствовал, что отменена, то паки спросить изволил, давно ли и кем отменена она? Я доносил, что отменена Государем Петром Третьим. На сие изволил сказать мне: – «Так поэтому покойный Государь очень хорошее дело сделал, что отменил ее». Я ответствовал, что, конечно, много то честным людям сделало удовольствия и что многие непорядки отвращены тем. <…>

9 октября. Суббота. <…> Часто случается, что Великой Князь <…>, кажется, совсем не слушает, что в другом углу говорят: со всем тем бывает, что недели через три или более, когда к речи придет, окажется, что он все то слышал, в чем тогда казалось, что никакого не принимал участия. Для того-то я всегда говорил и говорю, что в присутствии Его Высочества наперед подумать надобно самому с собою и тогда говорить. <…>

10 октября. Воскресенье. <…> После стола просил Его Высочество графа Ивана Григорьича и потом Его Превосходительство Никиту Ивановича весьма усильно и прилежно, чтоб для сына кормилицы его, пяти лет от роду, сделать какое-нибудь счастье, определить его во флот или в иное какое место. Его Превосходительство Никита Иванович обещал доложить Ея Величеству, чтоб указано было оного мальчика определить в морской кадетский корпус, хотя он и не дворянин, однако во уважение того, что мать его была кормилица Его Высочества. Мы все весьма радовались, приметя таковые в Государе Великом Князе чувствия благодарности. <…> – Разговаривали о употреблении времени. Всякой объявлял свое мнение. Его Высочества система была, что надобно ложиться ранее и вставать ранее. <…>

11 октября. Понедельник. <…> Его Высочество в неудовольствии был, что уже поздненько становится, и он принужден будет лечь опочивать несколько минут позже обыкновенного. После стола чуть было о сем до великих слез не дошло, за что и достойной выговор сделан. Наконец лег опочивать в десятом часу в исходе.

27 октября. Середа. <…> После обеда зашла у нас речь о крестьянском житье, и я Его Высочеству рассказывал, как живут наши крестьяне, как они между собою в невинности увеселяются и какие между ими есть разные обряды. Его Высочество прилежно просить меня изволил, чтоб я оное рассказал ему подробно. <…>

29 октября. Пятница. <…> Часто на Его Высочество имеют великое действие разговоры, касающиеся до кого-нибудь отсутствующего, которые ему услышать случится. Неоднократно наблюдал я, что когда при нем говорят <…> о ком невыгодно и хулительно, а особливо не прямо к Его Высочеству с речью адресуясь, но будто в разговоре мимоходом, то такого Государь Великой Князь после увидя, холоден к нему кажется <…>.

1 ноября. Понедельник. <…> Никита Иванович приказал сего дня конфисковать часы у Государя Великого Князя для того, что часто изволит смотреть на них и время очень аккуратно меряет. <…>

15 ноября. Понедельник. <…> я рассказывал Его Преподобию Отцу Платону о проявившемся сумасброде, который предсказывает, что накануне или на другой день Рождества Христова нынешнего году будет потоп, и другие враки рассевает, то Его Высочество спросить меня изволил: «Где же теперь этот пророк?» Я отвечал, что санктпетербургской Архиерей велел взять его в консисторию и держать под караулом. Его Высочество сказать на то изволил: «Это и хорошо он сделал; хотя эдакой сумасброд и враки рассевает, однако все простой народ в беспокойство и смятение приведен тем быть может». <…>

7 декабря. Вторник. <…> У Его Высочества ужасная привычка, чтоб спешить во всем: спешить вставать, спешить кушать, спешить опочивать ложиться.

9 декабря. Четверг. <…> Разговаривая о полицмейстерах <…>, сказал граф Александр Сергеич: «Да где ж у нас возьмешь такова человека, чтоб данной большой ему власти во зло не употребил». Государь с некоторым сердцем изволил на то молвить: – «Что ж, сударь, так разве честных людей у нас совсем нет?» <…>

18 декабря. Суббота. <…> Пришло мне не знаю как-то в голову из Ломоносова похвального слова Государыне Елисавете Петровне то место, где написано: «Ты едина истинная наследница, Ты Дщерь моего Просветителя». <…> И как я оное выговорил, то Его Высочество, смеючись, изволил сказать: – «Это, конечно, уже из сочинениев дурака Ломоносова». Хотя он сие и шутя изволил сказать, однако же говорил я ему на то: «Желательно, Милостивой Государь, чтобы много таких дураков у нас было. <…> Вы Великой Князь Российской. Надобно вам быть и покровителем Муз российских. Какое для молодых учащихся Россиян будет ободрение, когда они приметят или услышат, что уже человек таких великих дарований, как Ломоносов, пренебрегается?» <…> Его Высочество, выслушавши, изволил говорить, что это, конечно, справедливо и что он пошутил только. <…>

1765 год. 3 января. Понедельник. <…> Его Высочество имеет за собою недостаточек, всем таким людям свойственный, кои более привыкли видеть хотения свои исполненными, нежели к отказам и к терпению. Все хочется, чтоб делалось по-нашему. А нельзя сказать, чтоб все до одного желания наши таковы были, на которые бы благоразумие и об общей пользе попечение всегда соглашаться дозволяло. <…>