– Ты чего так улыбаешься?
– Соскучилась и очень тебе рада.
Она посмотрела на меня пристально, прищурилась.
– Что-то подозрительно, – говорит, – ну да ладно.
И тут заметила – горшок с цветком разбит. Только за горшок мне и влетело. Пошла я спать, легла и думаю: «Какая я молодец, что улыбалась. Бабушка и не заметила, что линолеум испорчен. Тут слышу бабушкин крик:
– Это что ещё такое?!
Вбегает она в комнату и ко мне:
– Ты что тут делала, негодная девчонка?! Новенький линолеум вконец испортила… Господи, как же я устала от твоих выходок, сколько можно бабушку изводить?! Завтра с утра оттирать будешь, и попробуй только не суметь.
Лежу я в постели грустная и думаю: «Если бы спать не пошла, а сидела и улыбалась, то она бы ничего не заметила… Ну ладно, хоть табуретку не заметила… и чашки с вазочкой».
Утром встала, забежала быстренько в ванную – сделала вид, что умылась, и пошла на кухню. А там бабушка сидит на той самой табуретке и с загадочным, но суровым видом меня спрашивает:
– Тебе чаю с сахаром?
– Да. И с лимоном.
Она поднимается с табуретки, подходит к буфету… Вдруг поворачивается ко мне и говорит:
– Э-э, нет. Придется сегодня без чая обойтись, чашек-то нет.
– Как это нет? Вон же синие стоят.
– Так те чашки заняты, я в них крупу замочила.
– Как же я без чая, бабуль? У меня без него ведь желудок болит. А вдруг я умру от гастрита желудка?!
Я так расстроилась, даже глаза вытаращила, чтоб не заплакать. И думаю, что умру теперь точно. И ведь ещё столько не сделала в жизни! От такого горя как плюхнусь на ту самую табуретку с приделанной скотчем ножкой…
Упала я так здорово, что еле поднялась. А меня ещё и отругали вдобавок страшно: за испорченный пол, за табуретку, за враньё…
Следующие два дня я и носа из дома не высовывала – линолеум оттирала. Потом Верке ролики вернула со словами:
– Ну их, Вер, дурацкие ролики. Они в первые тридцать минут сломались, а я из-за них два дня под домашним арестом полы драила.
Верка от смеха чуть со стула не свалилась.
– Чего смеёшься, как ненормальная? – обиделась я.
– Да я с мамой поспорила, на какой минуте ты их сломаешь.
– И кто же выиграл? – всё ещё обиженно спрашиваю я.
– Обе! – смеётся Верка. Мы обе спорили, что в первые же тридцать минут.
Тут уж и я расхохоталась.
– Только, Вер, ты мне больше ничего не давай, даже если я на коленях просить буду, ладно? – попросила я, отсмеявшись.
Однако всего через неделю я упросила подругу дать мне свой новый плеер. Плеер прожил долгих четыре дня…
Анна Анакина, г. Новосибирск
Мука?
– Вовка! – чуть не вываливаясь от гнева из окна второго этажа длинного, в четыре подъезда, двухэтажного дома, кричала полная симпатичная женщина. – Что ты тут ещё делаешь?! Я когда тебя в магазин отправила?!
– Щас, – не оборачиваясь, отозвался мальчик лет двенадцати, ремонтировавший велосипед пятилетнему Серёжке из соседнего подъезда. Рядом на лавке сидела баба Мотя, всезнающая и вездесущая. Вдоль невысокой оградки за лавкой стоял Вовкин велосипед.
– Кому сказала? Быстро в магазин! – не унималась женщина. Вовка, схватив свой велик, перекинул ногу через седло и, заметив, что мать исчезла в окне, вернулся в первоначальное положение. Уложив аккуратно свой на землю, чтоб не задеть звонок, он вновь занялся велосипедом Серёжки. Тот с нетерпением стоял рядом и крутил попой, согнувшись и упёршись руками о колени.
С какой-то там попытки цепь всё-таки встала на место и, крутанув заднее колесо Серёжкиного «Школьника», Вовка с широкой улыбкой на лице и измазанными машинным маслом носом и ушами поставил перед пацаном велосипед.
– На. Катайся. Но больше в гаражи не врезайся.
– Ага, – радостно произнёс мальчик и потряс велосипед, проверяя надёжность цепи.
Вовка вытер руки носовым платком и сунул его в задний карман спортивных брюк. Поправил закатанные штанины и, подняв велосипед, собрался сесть на него.
– Ты ещё тут?! Хватит прохлаждаться. Давай быстро за мукой, – мать, услышав плач младшей Вовкиной сестры, скрылась в окне.
– За мукой послала? – поинтересовалась баба Мотя.
– Ага, – отозвался Вовка.
– Так на прошлой неделе мать покупала. Я её в мага?зине вида?ла, ужо всю её, что ли, съели? – уцепилась бабка за руку Вовки.
– Ага, съели. Вместо сахара, – ответил он и отдёрнул руку. Вовка недолюбливал эту сующую везде свой нос старушку. Сколько раз она жаловалась на него матери просто так, из вредности. А Вовке потом попадало ни за что.
Но баба Мотя не собиралась отпускать его. Она, опираясь на батожок, встала и ухватилась за руль.
– Ну, чего? – попытался Вовка оторвать от неё велосипед.
– Купи мне тоже.
– Куда? – попытался возмутиться мальчик. – Мне мама сказала три пакета купить. У меня как раз только три и вмещается, – показал он на свой багажник. – Да и девять килограмм и так для колеса много. Не-а, не куплю.
– А зачем вам три пакета? Себе два возьми и мне один.
– Не-а, – мотнул головой Вовка. – Сказал – не куплю. Там щас всю разберут, а вы меня не пускаете.
– Чего это всю разберут? Вчерась только машину привезли, я вида?ла.