Неоязычество на просторах Евразии

Некоторые неоязычники относятся к неоиндуистским культам с подозрением и опаской. Их больше вдохновляет зороастризм с его агрессивным отношением к жизни и ярко выраженным дуалистическим учением о Добре и Зле[48 - В. Б. Авдеев Преодоление христианства. М., 1994.]. Однако сторонников таких настроений немного, и они направляют свою энергию больше на политическую, чем на религиозную деятельность.

Определенной части неоязычников импонируют древние германские культы. Здесь прежде всего выделяются сторонники «рунической магии», которые используют древнегерманские руны для самых экзотических построений и предсказаний[49 - А. В. Платов Руническая магия. М., 1995; он же. Славянские руны: два века исследований, в Варвары. М., 1999; Е. Трошин «Магия древних рун», в Родина, 1997, № Эти представления навеяны, в частности, фантастическими произведениями писателя В. И. Щербакова, подчеркивающего древние связи славян с германцами. О его идеях см.: V. A. Shnirelman, G. A. Komarova. Op. cit., pp. 216–219.]. Разгромленная органами внутренних дел в 1994 г. полуполитическая, полукриминальная организация «Легион Вервольф» представляла собой неоязыческую секту, пытавшуюся внедрить и исповедовать древнегерманские культы[50 - Об этом см.: С. Филатов «Современная Россия и секты», в Иностранная литература, 1996, № 8 (201).].

Наконец, в последние годы в России множится число неоязыческих групп, которые делают акцент на славянскую самобытность и стремятся восстановить древнеславянские языческие культы и ритуалы в наиболее «чистом» виде, дистанцируясь от каких-либо внешних воздействий и избегая чужеродных заимствований. Примером такой группы является культурный центр Вятичи, созданный в Москве в 1995 г.[51 - Н. Н. Сперанский Слово почитателям древней культуры. Троицк, 1996; Н. Н. Сперанский и др. Русский языческий манифест. М., Об этом см.: В. А. Шнирельман Неоязычество и национализм, с. 10.]. Встречаются и более экзотические варианты, пытающиеся синтезировать древнеславянское, индуистское и германское наследие, как это делают руководители арийской языческой общины Сатья-Веда, основанной в феврале 1998 г. и избравшей себе в духовные покровители бога Велеса[52 - А. Аринушкин, И. Черкасов (Велеслав) Зов Гипербореи. М., 1998; И. Черкасов Се Русь-Сурья. М., О разнообразных неоязыческих группах и их лидерах см. также: В. В. Прибыловский «Русские язычники», в Экспресс-хроника, 21 февраля и 7 марта 1998; он же «Новые язычники – люди и группы», в Русская мысль, 30 апреля – 6 мая 1998, 4220 (21).].

Разнообразие нынешних неоязыческих представлений выражается, в частности, в выборе верховного бога-покровителя – одни неоязычники славят прежде всего Сварога, другие – Рода, третьи – Велеса, четвертые – Ярилу, пятые – Перуна и т. д. Это разнообразие видно из следующих примеров. Старейшина Калужской славянской общины В. С. Казаков совместно с руководителем Обнинской ведической общины Трояна волхвом Богумилом опубликовал книгу «Мир славянских богов», где делается попытка упорядочить древнеславянские верования и свести их в единую систему[53 - В. С. Казаков, волхв Богумил Мир славянских богов. Калуга, 1997.]. Символом языческого движения авторы избрали восьмилучевую свастику («коловорот»), солярный знак, полюбившийся многим русским неоязычникам. Его изображение волхвы носят на груди в качестве оберега.

Основные черты языческой религии эта книга сводит к следующим: во-первых, она обращена исключительно к «Славянскому народу» (что это за народ, не объясняется, но пан-славянская идея здесь звучит достаточно отчетливо); во-вторых, построена на политеизме; в-третьих, имеет открытую антихристианскую направленность; в-четвертых, включает обряды жертвоприношения богам; в-пятых, имеет немало индийских и египетских ассоциаций, хотя, вероятно, чисто внешних; наконец, в ней присутствует «нордическая идея» с присущей ей верой в «Северную Прародину». Также чувствуется безусловное влияние «Влесовой книги». В частности, вслед за последней авторы утверждают, что «Бог един и множествен»[54 - Там же, c. 18–19.].

Своим верховным божеством эти неоязычники считают Рода, и клич «Слава Роду» принят как основное приветствие в общине. Тем самым, по-видимому, именно Рода они считают «Русским Богом», тогда как для многих других неоязычников последний больше ассоциируется со Сварогом[55 - См., напр.: В. И. Корчагин Суд над академиком. М., 1996, с. 409, 509.]. Правда, полной ясности у авторов в этом отношении нет, и Сварога они тоже считают «Верховным божеством», «мужским воплощением Рода»[56 - В. С. Казаков, волхв Богумил. Указ. соч, с. 7, 14–15.].

В целом разделяя многие из этих положений, русская языческая община Вятичи имеет несколько иное представление о славянском язычестве. Его подробно изложил руководитель общины Н. Н. Сперанский. Он признает вариативность славянских языческих представлений – ведь у каждого племени были свои боги и свои святыни. Однако он утверждает, что периодически находились мыслители, которые ухитрялись сводить эти верования в единую систему, признающую единых общерусских богов. Подхватывая модную в современной России теорию циклизма, Сперанский утверждает, что такая кодификация древней религии происходила за последние тысячелетия уже несколько раз, но всякий раз распад раннегосударственных образований вел к ее крушению. Он хочет верить, что сейчас наступает новый период, требующий восстановления целостной системы дохристианских славянских верований[57 - Н. Н. Сперанский. Указ. соч., c. 53.]. Этим он и пытается заниматься.

Особенность учения Сперанского состоит в ярко выраженном манихейском представлении о вечной борьбе Добра и Зла. Добро представлено Белбогом (он же – Род) и его сторонниками, а зло – Чернобогом со товарищи. При этом в создании человека участвовали якобы оба этих бога: Чернобог создал тело, а Белбог вдохнул в него нетленную душу. Тем самым в человеке изначально заложен принцип дуализма, ему предоставляется свобода воли, а влияние бога Рода оказывается ограниченным[58 - Там же, с. 53–54; Н. Н. Сперанский и др. Указ. соч., с. 27–28.]. В то же время в системе Сперанского сохраняется христианский принцип воздаяния, которого не знала ни одна языческая религия: человека, совершающего зло, на том свете ждет печальная участь[59 - Н. Н. Сперанский и др. Указ. соч, с. 29.]. Вряд ли также можно сомневаться, что образ Чернобога как носителя Абсолютного Зла навеян христианским учением о Сатане.

Белбог изображается создателем всех великих богов. Сперанский даже настаивает на том, что в силу сложного устройства мира им должны руководить множество разных богов, среди которых называются Святовит, Сварог, Дажьбог, Перун, Велес, Зоря, Хорс, Див, Мокошь, Лада, Лель, Ящер, Ярило, Жива и др. Никакого единобожия, пусть и символического, его учение не допускает[60 - Н. Н. Сперанский. Указ. соч, с. 54–65; Н. Н. Сперанский и др. Указ. соч, с. 27.]. Столь же разнообразны и злобные силы, помогающие Чернобогу, – Кощей, Морена, Лихо и др. Среди них отчетливо выделяются персонажи русских народных сказок, присутствие которых в дохристианских славянских верованиях сомнительно. И уж совсем фантастичным выглядит авторская интерпретация Хорса, в котором Сперанский видит коня бога Святовита[61 - Н. Н. Сперанский. Указ. соч, с. 85-Кстати, для всех русских неоязычников характерно причислять Хорса, а также Симаргла к древнейшему сонму славянских богов. На самом деле – это иранские божества, которые довольно поздно вошли в восточнославянский языческий пантеон. См.: М. А. Васильев Язычество восточных славян накануне крещения Руси. М., 1999.].

Особое место в религиозном учении Сперанского занимает «Великая богиня России» – «Мать Сыра Земля». Взятое из русского фольклора, это представление о единстве человека не только с окружающим ландшафтом, но прежде всего с кормящей его землей, должно порождать высокоэмоциональное отношение к территории обитания своего народа и готовность защищать ее до последней капли крови. Для этого Родина-Россия и отождествляется с образом Великой Богини[62 - Н. Н. Сперанский. Указ. соч, с. 86–90; Н. Н. Сперанский и др. Указ. соч, с. 34–36.]. Возможно, этот образ навеян книгами писателя В. И. Щербакова, который в 1990-х гг. занимался популяризацией образа Богородицы как покровительницы и спасительницы Земли Русской. Не связывая ее впрямую с христианством, он понимал ее весьма своеобразно, как Богиню-Мать, известную разным народам в разные эпохи под разными именами, – здесь и египетская Изида, и греческая Афродита, и древнеиранская Анахита, и, особенно, «Птица Матерь Сва», заимствованная из поддельной «Влесовой книги»[63 - В. И. Щербаков «Встречи с Богоматерью», в Утро Богов. М., 1992, с. 376–380; он же. Тайны эры Водолея. М., 1996, с. 19, 24 сл.].

В то же время Сперанский стремится избежать смешения славянского язычества с иными традициями – поэтому он отвергает основанную на индуизме «Живую Этику» Рерихов как учение, непригодное для России. Равным образом он отвергает и христианство, основанное на «семитской идеологии», ссылаясь при этом на антихристианскую и антисемитскую литературу от эпохи Просвещения до нынешних сочинений Доброслава. Зато ему симпатично «русское народное христианство», которое будто бы «вытравило из христианства семитскую идеологию». Похоже, вопреки научным данным и даже мнению многих других русских неоязычников Сперанский ограничивает «индоевропейское начало» лишь европейскими народами, отлучая от него обитателей всех иных континентов, включая и Индию, но при этом все же усматривая родство русского язычества с идеями Ригведы[64 - Н. Н. Сперанский и др. Указ. соч, с. 14–19, 24.].

Религия Сперанского – это религия спасения. Путь к спасению ему видится в бережном отношении к окружающей природе и в сохранении культурного наследия предков. Напротив, якобы не проявляющая заботы о природе и культуре технократическая цивилизация Запада идет к своему краху, и России следует всеми силами этого избежать, в чем ей поможет возвращение к язычеству[65 - Там же, с. 5–6, 24, 30–34.]. Любопытно, что учение Сперанского имеет ярко выраженный культурный акцент и воскрешает старую немецкую идею, противопоставляющую культуру цивилизации. В этом можно усмотреть комплекс меньшинства, который встречается у части русской националистически настроенной интеллигенции, ощущающей свою отчужденность от государства. Сперанский специально оговаривает, что служение Родине следует отличать от служения государству[66 - Там же, с. 35.], и ему импонирует идея «духовной независимости человека от социальных институтов», на которой будто бы покоится язычество[67 - Н. Н. Сперанский. Указ. соч, с. 92.].

От описанных городских неоязыческих общин отличается «семья» А. А. Добровольского (Доброслава), который создал свою неоязыческую общину в деревне Васенево Шабалинского района Кировской области. Свое учение Доброслав строит на культе плодоносящих сил природы и фаллическом культе. Он считает древних славян солнцепоклонниками и исповедует культ Ярилы-Солнца. В нем он видит «всеобъемлющую, всемогущую и всеблагую силу», «воплощение природной мудрости», и его главный лозунг – «Слава Яриле». Посланником Солнца он считает «живой огонь», «олицетворяющий вечную жизнь семьи и рода». Любопытно, что солнцепоклонничество заставляет Доброслава отказаться от распространенной у русских неоязычников идеи о расположении центра русского традиционализма на Севере. Для него священным является Восток, откуда восходит солнце; туда якобы были обращены и древнейшие святилища[68 - Доброслав «Слава Яриле!», в Шабалинский край, 11 марта 1995, N 29–30 (3–4).]. Тем не менее он разделяет рассмотренный выше миф о русах как народе многотысячелетней древности, широко расселившемся в далеком прошлом по Евразии и давшем жизнь многим другим народам[69 - Доброслав Природные корни… с. 6.].

Христианская идея страдания глубоко чужда Доброславу, в отличие от христианских же чувства вины и потребности в искуплении. Суть последних он видит в бережном отношении к Природе. Он сознательно исповедует экоцентризм и выступает против искусственного нарушения законов Природы, чем, на его взгляд, грешит христианский антропоцентризм[70 - А. А. Добровольский Арома-Йога, с. 7–9; Доброслав Природные корни… с. 1–2.]. Сам же он исходит из того, что «славяне – дети леса», одухотворяет лес, наделяет его сознанием и учит любить природу, и прежде всего деревья и цветы, как женщину. И это не метафора. Главным для Доброслава является радость жизни здесь и теперь, именно жизнь человека на Земле представляет истинную и базисную ценность. Основой мира для него является плотская любовь, и в центре его учения лежит поклонение животворящему мужскому половому органу («Херу»), «мужественному символу солнечного начала». Поэтому ритуальные действа проводятся в форме буйных эротических игрищ вокруг вырезанного из дерева вертикального столба, символизирующего мужской член – «Ярую силу». Его-то и называют «Хер». Этот ритуал побуждает участников к совокуплению, в котором они видят священнодействие во славу бога Рода, означающее физическое и нравственное здоровье, выражение творческой мощи Матери-Природы, не позволяющей погибнуть «славянскому Роду-племени»[71 - Доброслав «Слово волхва», в Советы Бабы Яги, 1996, № 3 (7); Новые религиозные организации России деструктивного и оккультного характера. Справочник. Белгород: Миссионерский отдел Московского Патриархата, 1997, с. 77–78.].

Любопытно, что Доброслав устраивает праздник Купалы-Солнцеворота не 24 июня, как многие другие неоязычники, а 25 июня. На этот праздник отовсюду съезжаются любители язычества, и Доброслав регулярно устраивает обряд их расхристианивания и имянаречения.

Помимо сил Природы, Доброслав почитает духов предков, которые, как он считает, влияют на живых сородичей. Это – духи рода, объединяющие его в единое нерасторжимое целое; их могилы (древние курганы) Доброслав считает священными[72 - А. А. Добровольский Арома-Йога, с. 39–42; Доброслав Природные корни… с. 2.]. В частности, единственный расположенный в окрестностях деревни Васенево курган он объявил могилой вятичей[73 - Е. Луговой «Сатанизм или “волхование”», в Советы Бабы Яги, 1998, № 1 (10), (2).], хотя вятичей в древности в этом районе не было. Народ он производит исключительно от какого-то древнего рода: «от РОДА народились все родичи, связанные с ним и между собой СВЯЩЕННОКРОВНЫМИ УЗАМИ; одна большая семья – НАРОД»[74 - Доброслав Природные корни… с. 2.]. Тем самым, Доброслав не только придерживается крайнего примордиализма, но и нарушает имманентно присущее языческой древности правило родовой экзогамии. Зато он свято соблюдает принцип «расовой чистоты», что для него является главным.

Доброслав рисует Золотой Век юного еще человечества, когда духи леса, и прежде всего Матери Природы, включая Бабу-Ягу, были благосклонны к человеку. Тогда в мире господствовала гармония, человек не убивал животных и ему нечего было опасаться враждебных ему неведомых сил. Эти благословенные времена Доброслав относит к эпохе палеолита, что идет вразрез с представлениями большинства русских неоязычников, отождествляющих ранних славян с земледельцами. Нарушение гармонии Доброслав связывает с появлением скотоводства и кровавых жертвоприношений животных. По его мнению, – и здесь он полностью расходится как с научными знаниями, так и со многими другими неоязычниками, – древние арийские племена долго от этого воздерживались, так как их солнечный бог Митра якобы не приветствовал кровавые жертвоприношения[75 - А. А. Добровольский Арома-Йога, с. 66.]. Доброслав не упоминает об огромной роли жертвоприношений скота в иранском культе Митры и не принимает во внимание развитое скотоводчество у древних индоевропейцев. Возможно, поэтому в его произведениях не найти упоминаний о столь почитаемой русскими неоязычниками «Влесовой книге», где живописуются походы «предков-скотоводов». Однако он с неодобрением отзывается о кровавых жертвоприношениях, якобы свойственных древнеиудейской религии и приносимых Иегове[76 - Там же, с. 49, 70.]. Как бы то ни было, в цивилизации, корни которой он находит в «жидохристианстве», Доброслав не видит ничего, кроме бескультурья и «отпадения от Природы»[77 - Там же, с. 35.].

Объявляя себя язычником, Доброслав не отказывается и от оккультизма, – он пишет о всемирных сострадании и симпатии как о якобы оккультном сверхполе, охватывающем Вселенную, о «нравственно-космологическом единстве бытия», о биоэнергии, излучаемой в момент смерти, о телепатии, Карме, астрале, Единой Изначальной Воле и Мировом Разуме[78 - Там же, с. 66.]. Он также свободно заимствует языческие представления из разных культур мира – Африки, Центральной Америки, Китая, Сибири. Его не смущает тот факт, что это способно подорвать идею славянской самобытности.

Мало того, Доброслав включает в свое учение и некоторые христианские идеи. О чувстве вины и потребности в искуплении уже говорилось. Кроме того, он признает посмертное воздаяние, якобы определяющее «последующее воплощение»[79 - Там же, с. 13.], хотя и оговаривает, что славянское подвижничество и самопожертвование отличались полным бескорыстием, не предполагающим какого-либо воздаяния[80 - Доброслав Природные корни… с. 2.]. Тем не менее он пишет о неотвратимости Высшего Правосудия[81 - А. А. Добровольский Арома-Йога, с. 23.], и это тоже раскрывает определенные христианские истоки его мировидения.

5. Общинная жизнь

Таким образом, современное русское неоязычество, во-первых, представлено разнообразными вариантами, а во-вторых, эклектически соединяет в себе фрагменты разных религиозных систем, включая и христианство. Это выражается и в ритуалах. Отличие неоязыческих ритуалов и празднеств от исконных языческих состоит в том, что первые имеют исключительно общинный характер, тогда как среди последних выделялись и общеплеменные, и семейные, и индивидуальные. Ритуальное славление богов русскими неоязычниками происходит на специальном, открытом месте. Для некоторых московских и родственных им неоязычников таким центром служит ритуальная площадка («капище»), где расположены «родовой столб», жертвенники и кострище («крада»). Доступ к священной площадке имеют только жрецы, остальные же члены общины располагаются за ее пределами. Жертвенники находятся в северной части святилища, поэтому во время ритуала и жрецы, и «общинники» обращены лицом на Север в соответствии с мифом о Северной прародине – «Гиперборее», где будто бы и располагается священный мир богов. Тем самым лишний раз подчеркивается оппозиция «безбожному Югу», откуда приходит Зло. Любопытно, что миф о «Прародине» влияет и на летосчисление: неоязычники начинают «Славянскую эпоху» с XII тыс. до н. э., когда легендарный материк будто бы ушел под воду в результате всемирной катастрофы[82 - В. С. Казаков, волхв Богумил. Указ. соч., рис. 3 и с. 70.].

Неоязыческие ритуалы делятся на те, которые совершаются только членами общины и недоступны для сочувствующих и интересующихся, и те, на которые приглашаются новые лица, способные стать будущими членами общины. Впрочем, не каждый удостаивается такого приглашения; по мнению некоторых «общинников», не следует приглашать нерусских («тех, кто спустился с гор»), особенно евреев и полукровок. Полноправным членом общины признается только тот, кто прошел обряд расхристианивания, получил языческое имя и регулярно участвует в деятельности общины. Такие люди легко узнаваемы – по приходе на место ритуала они надевают русские традиционные одежды: мужчины – расшитые рубахи, подпоясанные кушаком; женщины – стилизованные сарафаны. На шее они носят специальные деревянные или кожаные обереги на шнурках.

Современные горожане, занятые в будни на работе, не имеют возможности строго соблюдать календарные праздники. Поэтому праздники нередко устраиваются в субботу. Как правило, в них участвует в основном молодежь и, реже, люди среднего возраста. Мужчины составляют подавляющую часть. Среди участвующих в обрядах встречаются студенты, учителя, руководители спортивных секций, журналисты, военные, спецназовцы, домохозяйки и т. д. Хотя теоретически ритуальные функции могут выполнять и женщины, на практике неоязыческие жрецы представлены только мужчинами. Это, как правило, – молодые люди, что также плохо согласуется с исконными языческими представлениями о «старейшинах». Никаких феминистских тенденций в русском неоязычестве не наблюдается[83 - Личные наблюдения автора.].

Чему бы ни был посвящен праздник, он обычно сопровождается ритуалом раскрещивания и приемом в общину новых членов. В книге Казакова и Богумила такой ритуал описывается следующим образом[84 - В. С. Казаков, волхв Богумил. Указ. соч, с. 63.]. Испытуемый опускается на колени на ветки или сено. Это место с помощью ножа обводят замкнутым кругом. Если славяне-христиане видят в этом защиту от нечистых сил, то совершенно очевидно, что язычники отождествляют последние с христианством. Затем следует очистительный обряд: испытуемому омывают голову, срывают с него и топчут старую рубаху, которую затем сжигают, – это означает полный разрыв с прежней жизнью. Трое волхвов обносят испытуемого огнем, осыпают зерном, обдувают воздухом, производя очистительные движения руками. Затем они обходят его посолонь, держа правые руки над его головой и троекратно провозглашают «Гой» или «Сва»[85 - Гой – библейский термин для неевреев, т. е. язычников, и современные неоязычники нередко используют его для противопоставления себя евреям. Сва, по «Влесовой книге», – древняя Богиня-Мать, защитница.], после чего поднимают руки к небу и громко троекратно произносят имя, избранное для испытуемого общиной по согласованию со жрецами. Круг разрывается, и новообращенный приносит свое первое жертвоприношение зерном. Ему дают выпить ковш сурьи (медовухи) для поминовения предков, которые берут его под свое покровительство.

В количественном отношении и по степени вовлеченности в языческую ритуальную жизнь неоязычники представлены в России тремя группами. Первая – небольшие общины бывших горожан, которые селятся в сельской местности, живут обособленно и регулярно исполняют языческие ритуалы и моления. Примером может служить семья А. Добровольского (Доброслава). Вторая – представители городской интеллигенции, которые живут обычной жизнью, но несколько раз в год по языческим праздникам собираются для исполнения ритуалов. Наконец, третья группа – «идеологические язычники», для которых язычество – определенное мировоззрение, способ выразить свое отношение к окружающему миру. Для них язычество – не столько религия, сколько идеология, и оно сводится к ряду мифологем, среди которых немалую роль играют антисемитские построения, особенно «арийский миф». В последнее время именно в этой группе распространяется идея, что язычество – вовсе не религия, а система научных ведических знаний, которыми владели древнейшие славянские предки, но затем были почти полностью утрачены[86 - В последнее время такой подход проникает даже в школьные пособия по истории Отечества. См., напр.: А. Н. Сторожев, В. Н. Сторожев Россия во времени, кн. Древняя история сибирских и славянских народов. Сургут-Москва, Об этом см.: В. А. Шнирельман «В поисках престижных предков: этнонационализм и школьные учебники», в Ответственность историка. Преподавание истории в глобализирующемся обществе. М., 2000, с. 153–154.]. Раздается призыв к их возрождению, разработке и широкому распространению во благо человечества. Среди таких идей с устрашающей скоростью возрастает роль расового подхода и расизма, все больше говорится о необходимости спасения Белого Человека.

Первая группа невелика по размерам. Возможно, – это несколько десятков общин по несколько человек в каждой. Вторая группа крупнее – в каждой из городских языческих общин по несколько десятков человек. Эти общины имеются в десятках городов России, причем в больших городах, таких как Москва, встречается до четырех-пяти и более общин. Самая крупная группа – третья. Именно эти люди более всего склонны к политической консолидации на основе неоязыческих идей. И все же неоязыческие движения отнюдь не имеют массового характера[87 - В. А. Шнирельман Неоязычество и национализм, с. 6.].

6. Неоязычество и христианство: братья-недруги?

Почти все русские неоязыческие движения весьма негативно относятся к христианству. В чем же причина? Во-первых, понимая «русский народ» расширительно, как единство трех компонентов, русские неоязычники обеспокоены тем, что разные христианские конфессии, по сути, разорвали его на части и мешают сплочению. Путь к последнему неоязычники видят в формировании единого «русского» самосознания на основе славянского язычества, которое они ошибочно представляют как целостную непротиворечивую систему. Во-вторых, неоязычники отвергают антропоцентризм христианства, его сознательное стремление возвысить человека над окружающим природным миром, пренебрежение радостями жизни на Земле и установку на посмертное воздаяние. В этом неоязычники видят корни бездумного хищнического отношения современного человека к природе, способного ее окончательно погубить и тем самым поставить точку в истории человечества. В-третьих, неоязычники активно не приемлют христианского смирения, подозревая в этой установке заговор внешних сил с целью поработить славян[88 - Первым, кто на этом основании отвергал христианство в пользу язычества, был Макиавелли, который мечтал о мире славы и военных побед. Но он откровенно видел в религии политическое орудие (E. Cassirer The myth of the state. New Haven: Yale Univ. Press, 1946, pp. 138–139). Похоже, это по его стопам идут наши неоязычники.]. Христианство представляется им чужеродной идеологией, занесенной извне и не соответствующей «русскому духу». Многие неоязычники видят в христианстве ядовитую, разрушительную идеологию, специально созданную евреями для установления мирового господства. Вот почему антихристианство русских неоязычников фактически означает юдофобию и ведет к созданию образа реального, материализованного врага, и вот чем объясняется их высокая политическая активность, направленная прежде всего против этого врага[89 - Там же, с. 3–4; V. A. Shnirelman Russian Neo-pagan Myths…].

Одно из коренных отличий русского неоязычества от христианства связано с решением проблемы Добра и Зла. Ведь с христианской точки зрения, признающей греховность человека, водораздел между ними проходит через душу каждого и человек прежде всего должен преодолеть зло в себе самом. Напротив, неоязычники, отрицающие исконную греховность, выносят зло вовне. И это заставляет их искать внешнего врага и готовить себя к физической борьбе с ним: вот откуда большой интерес к славянским боевым традициям.

Но пока до физического насилия дело не дошло, русские неоязычники борются с евреями идеологическими способами. Во-первых, опираясь на «Влесову книгу» (но отнюдь не на исторические источники!), они настаивают на том, что у славян никогда не было кровавых жертвоприношений. Подтекст таков, что у евреев они практиковались, а это ведет неоязычников прямо к кровавому навету, который они, ничуть не смущаясь, заимствуют из традиции христианского антисемитизма. Во-вторых, утверждается, что «славянские ведические знания» являются исконными и из них будто бы и черпали информацию создатели Библии. В-третьих, славянский политеизм самым неожиданным образом увязывается с «монотеизмом», который якобы является исконно славянским наследием (во «Влесовой книге» говорится: «Бог един и множествен»). Соответственно, в-четвертых, именно славяне объявляются «избранным народом». В-пятых, хананеи относятся, если и не к славянам, то к их ближайшим родственникам. Тем самым, приход древних израильтян под руководством Иисуса Навина в Палестину трактуется как первое (но далеко не последнее) посягательство евреев на исконно «русские» территории. Наконец, некоторые идеологи неоязычества объявляют Христа «русским пророком».

Как на все это реагирует Русская Православная Церковь (РПЦ)? Вот уже более десяти лет с нескрываемой тревогой она наблюдает за религиозным плюрализмом, расцветающим на бескрайних просторах России. Однако лишь с середины 1990-х гг. РПЦ проявила решимость и резко осудила те новые религиозные течения, которые считает вредными, и продемонстрировала волю к борьбе с ними.

Проходивший в декабре 1994 г. очередной Архиерейский Собор РПЦ выступил с обращением «О псевдохристианских сектах, неоязычестве и оккультизме», тем самым обозначив своих основных врагов. В этом обращении была выражена обеспокоенность появлением в России массы лжепророков, старых гностических культов и «новых религиозных движений», стремящихся к пересмотру традиционных христианских ценностей. Среди таких движений назывались язычество, оккультизм, колдовство; были приведены и списки тех движений, которые вызывают у РПЦ особую озабоченность и которые она объявила несовместимыми с христианством[90 - Определения Архиерейского Собора Русской Православной Церкви (29 ноября – 4 декабря 1994 г.) «О псевдохристианских сектах, неоязычестве и оккультизме», в Журнал Московской Патриархии, 1995, № 12 (2–3).]. Одновременно в целом ряде своих посланий Патриарх Алексий II выступил против враждебных РПЦ движений, среди которых иногда упоминались и неоязыческие.

Помимо широковещательных заявлений, РПЦ начала практическую работу по борьбе с иными религиями и, в особенности, с теми, кого она считает «тоталитарными сектами» (термин предложен А. Л. Дворкиным). В частности, для этого в Москве были созданы информационно-консультативный центр имени священномученика Иринея Лионского во главе с А. Л. Дворкиным (в 1995 г.), информационно-миссионерский центр «Сектор» при Университетской церкви Св. мученицы Татианы во главе с А. Егорцевым (в 1995 г.) и Центр по реабилитации жертв нетрадиционных религий памяти А. С. Хомякова при церкви «Всех скорбящих радости» под руководством отца Олега Стеняева (в 1993 г.). В 1995 г. при Всецерковном православном молодежном движении (Санкт-Петербург) были созданы Миссионерский центр и миссионерские группы для противодействия влиянию «тоталитарных сект», а также Комитет спасения от тоталитарных сект (руководитель – Н. Русских). Наконец, с 1996 г. при РПЦ действует Миссионерский отдел и учреждена общецерковная миссионерская структура, перед которой поставлена задача борьбы с «инославными религиями и сектами»[91 - Патриарх Алексий II «Доклад на Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви 18 февраля 1997 г.», в Журнал Московской Патриархии, 1997, № 3 (34–35); С. Чапнин «Идите, научите все народы», в Журнал Московской Патриархии, 1997, № 2 (34–36).].

За последние несколько лет в целом ряде православных изданий была проведена широкая идеологическая кампания, направленная против «тоталитарных сект». С начала 1990-х гг. в православных газетах и журналах регулярно печатались критические материалы, направленные против «тоталитарных сект», а газета «Православная Москва» начиная с конца 1995 г. выпускает специальное приложение «Миссионерское обозрение», посвященное борьбе с ними. Кроме того, было издано несколько информационных сборников, посвященных деструктивной деятельности таких сект.

При этом русское неоязычество сплошь и рядом остается вне поля зрения критиков. Достаточно сказать, что в миссионерском справочнике, выпущенном для нужд РПЦ, среди нескольких десятков учтенных сект и движений были упомянуты лишь две группы русских неоязычников, причем далеко не самые основные, – группа Доброслава и «Церковь Нави» и, наряду с ними, марийское языческое движение «Ошмарий-Чимарий»[92 - Новые религиозные организации… с. 77–78, 83–84, 89–90.]. И это при том, что в России существуют уже десятки неоязыческих общин и движений! Православные газеты и журналы, развернувшие яростную кампанию против «тоталитарных сект», почти не упоминают о русских неоязычниках.

Любопытно, что, касаясь в своих выступлениях взаимоотношений с иными конфессиями, в том числе нехристианскими, Патриарх Алексий II, как правило, избегал упоминания русского неоязычества[93 - Например, в основополагающем докладе на Архиерейском Соборе в феврале 1997 г. См.: Патриарх Алексий II. Указ. соч, с. 35, 61-См. также: Патриарх Алексий II «Воззвание Патриарха Московского и всея Руси Алексия II и Священного Синода Русской Православной Церкви», в Православная Москва, 1993, № 1 (1); он же «Православие – религия любви», в Православная Москва, 1994, № 2 (1–2).]. Ни одна из русских неоязыческих общин не фигурировала и в обращениях Архиерейских Соборов, если не считать ряда псевдохристианских сект («Белое Братство» и др.), которые не считаются неоязыческими в строгом смысле слова. На этом фоне особенно разительной выглядит та отчаянная борьба, которую РПЦ вела в последние годы с реформаторами-«новообновленцами».

Для нашей темы определенный интерес могут представлять выступления русских священников против некоторых идей кришнаизма, оккультизма и теософии в той мере, в какой эти идеи разделяются некоторыми русскими неоязычниками. Священники высказываются против отождествления человеческой души с Богом, с Абсолютом, против убежденности в безгреховности человека, против полного отрицания телесного и ненависти к материи. Они обращают внимание на отсутствие в православии, в отличие от индуизма и неоиндуизма, обычая вегетарианства (некоторые неоязычники, опираясь на «Влесову книгу», его пропагандируют), учения о переселении душ и представлений о кармической необходимости, фактически отрицающих свободу воли[94 - «Православный. Христос и Кришна. Свет и Тьма», в Журнал Московской Патриархии, 1993, № 3 (96-100); А. В. Кураев. Соблазн неоязычества. М., 1994, с. 45–49, 106–107; А. Егорцев. «Удобную религию придумали индусы», в Татьянин День, 1997, № 15 (26–29).].

Почему РПЦ, развернув активную деятельность против своих духовных недругов, почти полностью игнорирует русское неоязыческое движение? Прежде всего потому, что Русская Православная Церковь понимает язычество очень широко[95 - См., напр.: А. Кураев. Указ. соч, с. 34; В. Федоров Предисловие в А. Баркер Новые религиозные движения. СПб., 1997, с. XXIX.]. Для нее – это не только политеистические религии, но зачастую все какие бы то ни было нехристианские религии вообще, в частности восточные, а также некоторые христианские секты и даже, по мнению отдельных священников, – католичество и протестантизм.

Тем не менее идеологи русского православия обладают информацией о русском неоязыческом движении и следят за его развитием[96 - См., напр.: выступление игумена Иоанна (Экономцева) на конференции «Культура и будущее России», где он связывал неоязычество с наследием коммунизма и призывал к диалогу с неоязычниками. См.: Евразийская перспектива. М., 1994, с. Взгляды игумена Иоанна тем более важны, что он является заведующим Отделом религиозного образования и катехизации Московской Патриархии и ректором Российского Православного Университета.]. Поэтому особый интерес представляют те немногочисленные публикации, в которых прямо обсуждается вопрос о современном русском неоязычестве и взаимоотношениях с ним РПЦ. Одним из немногих на эту тему высказался священник М. Козлов, преподаватель Московской духовной академии и настоятель Университетской церкви Св. мученицы Татианы. Возрождение славянского язычества он ставит в прямую связь с развитием кришнаизма, увлечением НЛО и «пришельцами», интересом к целителям, астрологам и экстрасенсам. Все это он называет язычеством, определяя его как магическое направление по преимуществу. Вместе с тем, как явствует из его слов, главные разногласия между РПЦ и русским неоязычеством лежат далеко за рамками религии и связаны прежде всего с пониманием национальной идеи.

Мы помним, что неоязычники обвиняют христианство не только в отказе от исконной самобытной культурной традиции, но в жестоком ее уничтожении. На это Козлов отвечает, что национальные беды и унижения, подчинение завоевателям или революционерам даны человеку за грехи (вспомним, что язычество отвергает идею изначальной греховности) и не являются Абсолютным злом. Абсолютное зло – это то, что губит душу. И в этом смысле в 988 г. произошло едва ли не самое значительное событие во всей русской истории – переход к христианству спас душу русского человека от дьявола. Следовательно, в отличие от русских неоязычников, Церковь не считает культуру и государство самоцелью: государство не должно замыкаться на себе, ибо его предназначение – забота о духовном благе подданных. А духовность русского человека, его культура, письменность, национальное самосознание в течение последнего тысячелетия основывались на церковно-православной традиции. Козлов отвергает какой бы то ни было вклад «народного язычества» в культуру, иллюстрируя это тем, что все выдающиеся русские люди были христианами, а все высшие достижения русской культуры (архитектура, искусство) связаны с христианской православной традицией. Мало того, для обоснования своей позиции Козлов прибегает и к теории прогресса, заявляя, что христианство вывело людей из лесов, из «естественного состояния», из звериной жизни и сделало их «высшим творением Бога».

Отвергая экологическую направленность неоязычества, Козлов выступает против идеализации первобытной жизни современным городским человеком и настаивает на том, что никакой гармонии с природой традиционный мир не знал. Он отводит и обвинение в умерщвлении плоти, брошенное христианству неоязычниками. По мнению Козлова, воздержание и разумное самоограничение не вредят здоровью. При этом идеалом для него служит монах-аскет. Козлов, кроме того, отвергает нравственные основы язычества, считая его сластолюбивым, мстительным, жестоким.

Далее, Козлов категорически отрицает понимание религии как идеологии и связывает его с атеистическим воспитанием, которое оказало сильнейшее влияние на становление русского неоязычества. Поэтому он отказывается видеть в христианстве результат «еврейских козней» против «арийцев». Вместе с тем он отвергает обычное неоязыческое обвинение христиан в излишнем смирении. Да, христианство проповедует прощение врагов, но – врагов людей, а не Бога! Кроме того, по мнению Козлова, прощая личных врагов, христиане обязаны бороться с общественным злом и защищать слабых и угнетенных[97 - М. Козлов «Что воссоздаст Великую Россию», в Православная беседа, 1993, № 4 (18–20).]. Того же мнения придерживается и проведший много лет в эмиграции М. Назаров, который подчеркивает, что взгляд на христианство как «религию рабов» пришел прямо из учебников научного атеизма и что, напротив, христианство – религия не слабых, а благородных и мужественных[98 - М. Назаров «О “слабости” и силе христианства», в Православная беседа, 1995, № 3 (18–20); он же «Знают ли наши критики, что такое христианство», в Русь Державная, 1996, № 18 (4).].

Нельзя также не заметить, что, в отличие от Бердяева, открыто осудившего антисемитизм[99 - Н. Бердяев Христианство и антисемитизм (религиозная судьба еврейства). Париж. Б. г.], рассматриваемые здесь авторы старательно обходят этот вопрос, хотя непредвзятому читателю трудно не заметить антисемитизма, заложенного в неоязыческой версии истории. Мало того, признавая роль евреев в подготовке христианства, Назаров, например, фактически воспроизводит версию христианского антисемитизма, обогащая ее конспирологическими прогнозами, восходящими к «Протоколам сионских мудрецов». Он не только упрекает евреев в том, что они не поняли замысла Бога и отвергли Христа, но видит в иудаизме «языческий соблазн» и, похоже, искренне верит в стремление евреев к мировому господству. Формально отвергая антисемитизм, фактически Назаров именно его логикой и руководствуется. Упрекая евреев в излишнем «материализме» и приверженности соблазнам земного мира, он пытается доказать, что они привили этот вирус Западу, в результате чего тот отпал от христианской истины и стал поклоняться «демократическому тоталитаризму», требующему введения «нового мирового порядка». Назаров призывает сплотиться перед «антихристианским натиском», движущую силу которого он видит в Западе и евреях.

Самыми ненавистными силами Назарову представляются «общечеловеческие ценности» и настроенная прозападнически интеллигенция[100 - М. Назаров О «слабости»… с. 19-Ср.: он же. «Чем Россия отличается от Запада», в Православная беседа, 1995, № 5–6 (34–37); он же. «Религия Антихристова царства», в Православная беседа, 1996, № 5 (38–41). Сходные взгляды разделяют некоторые православные священники. См., напр.: Игумен Алексий «Зверь, выходящий из бездны», в Патриот, 1998, № 1 (10). Еще более откровенные антисемитские рассуждения публикует газета «Радонеж». См.: А. Витте «Провокация века (обзор прессы)», в Радонеж, 1998, № 4 (10–11, 13); А. Рогожин «Теология удобства», в Радонеж, 1997, № 2 (13).]. Иными словами, порицая русское неоязычество за наивность и «бегство в утробу истории», Назаров сближается с ним по многим пунктам – в агрессивной антизападнической позиции, в понимании «зловредной» миссии еврейства, в двуцветном видении мировой истории как бесконечной борьбы между силами Добра и Зла, в отстаивании непреходящих ценностей традиционной русской культуры.

В принципе эта откровенно антизападническая позиция близка настроениям, царящим в РПЦ, и ее открыто отстаивают некоторые православные священники. Так, диакон А. Кураев видит в «поклонении совести, нации, искусству, здоровью, богатству, науке, прогрессу, общечеловеческим ценностям, космосу» проявление языческих склонностей[101 - А. Кураев. Указ. соч, с. 34, 41.]. А протоиерей А. Салтыков называет гуманизм и преклонение перед культурой новой языческой религией[102 - А. Салтыков «О православной культуре», в Журнал Московской Патриархии, 1997, № 3 (92).]. Все это – не что иное, как отрицание современных демократических ценностей, которые одни православные авторы пытаются дискредитировать как языческие[103 - См., напр.: М. Ходанов «Заметки о патриотизме», в Радонеж, 1998, № 6 (9-10).], другие – как ложно понятые христианские. В любом случае, как отмечает священник Г. Давыдов, с точки зрения традиционной культуры существование Запада не имеет никакого смысла[104 - Г. Давыдов «Тьма Запада», в Радонеж, 1997, № 2 (8).].

Общим местом в современной православной прессе является утверждение, что только православие несет истинный свет христианства, что оно служило и служит основой русской традиционной культуры и русского национального самосознания и что ограничение деятельности иных, в особенности зарубежных, конфессий на территории России требуется для защиты русской идентичности. В частности, в заявлении Архиерейского Собора 1994 г. говорилось, что возникающий религиозный плюрализм «разрушает традиционный уклад жизни, сложившийся под влиянием Православной Церкви, единый для нас духовно-нравственный идеал, угрожает целостности национального самосознания и культурной идентичности»[105 - Определения Архиерейского Собора…]. Аналогичные мысли не раз звучали в речах Патриарха Алексия II[106 - Патриарх Алексий II «Слово на годичном акте Московских Духовных школ 14 октября 1996 года», в Журнал Московской Патриархии, 1996, № 12 (41–43); он же. «Доклад на Архиерейском Соборе…», с. 61.], в выступлениях православных священников[107 - Дм. Дудко «Православный взгляд на происходящее», в Православная Москва, 1994, № 11 (7); А. Шаргунов «Обновление Церкви и новообновленчество», в Русь Державная, 1994, № 10 (1, 3–4); А. Салтыков. Указ. соч.] и в резолюции IV Всемирного Русского Народного Собора, состоявшегося в мае 1997 г. под руководством Патриарха[108 - «О духовном и физическом здоровье нации», в Русь Державная, 1997, № 5 (1–2).]. Тем самым, эта концепция фактически отвергает универсализм христианства и делает его исключительно русской религией. Мало того, именно православие иногда объявляется истинным христианством[109 - См., напр.: Антоний, епископ Красноярский и Енисейский «Не всякому духу верьте», в Русь Державная, 1995, № 14–15 (3); М. Назаров. «О “слабости”…», с. 19; А. Дворкин «Свобода христианства и сектантский тоталитаризм», в Радонеж, 1997, № 4 (10); игумен Алексий. Указ. соч.].

Все это подтверждает характеристику, которую РПЦ получила в сборнике, выпущенном Российской академией государственной службы при Президенте РФ в 1997 г. Его авторы отметили наличие в современной идеологии РПЦ «националистической (шовинистической) и политической (монархической) доктрины консервативной… направленности»[110 - Новые религиозные культы, движения и организации в России. Словарь-справочник. М.: Российская академия государственной службы при Президенте РФ, 1997, с. 10.]. Демократически настроенные священники подтверждают наличие в РПЦ крайне консервативных настроений[111 - В. Федоров. Указ. соч, с. XXIII; Вениамин, игумен «Крестом по лбу», в Московский комсомолец, 26 ноября 1998, с. 3.]. Мало того, отдельные иерархи РПЦ поддерживают и распространяют версию о ритуальных убийствах, возводя их корни к неким «колдунам Иудеи», которые якобы использовали головы убитых детей для ворожбы[112 - Сатанизм: рабы преисподней. М., 1997, с. 7-О роли кровавого навета в современной РПЦ см.: В. Каждая «Ритуальные искушения», в Новое время, 1999, № 51 (32–34).]. Этим фактически возрождается кровавый навет.

Итак, можно сделать вывод, что РПЦ обосновывает свою позицию в отношении тех, кого она считает враждебными себе, не столько различиями в понимании божественного, расхождениями в догматике, неприемлемостью нравственно-этических принципов этих движений, сколько национально-патриотической риторикой. В этом отношении ей приходится вести борьбу на одном поле вместе с патриотически настроенными русскими неоязычниками, с которыми она делит общих врагов – Запад, либералов и демократов, и, конечно же, евреев.

Покойный Митрополит Иоанн, пользовавшийся высоким авторитетом в кругах русских национал-патриотов, похоже, нашел платформу для примирения церкви с неоязычеством. Главным для него являлась борьба против общего врага, и он утверждал, что «ревностный язычник и враг христианства Святослав, как никто другой, способствовал разрушению самого главного внешнего препятствия на пути православия духа»[113 - Митрополит Иоанн Самодержавие духа. Очерки русского самосознания. СПб., 1994, с. 19, 22–24.]. Иоанн, а вместе с ним и многие современные русские националисты, видят это препятствие в иудаизме, ужасный образ которого преследует их как кошмарный сон, – он грозил Руси во времена Хазарии, и эта угроза остается не менее актуальной и сегодня.[114 - О. В. Творогов «Что же такое “Влесова книга”», в Русская литература, 1988, № 2.] Митрополит Иоанн Самодержавие духа. Очерки русского самосознания. СПб., 1994, с. 19, 22–24.

Е. Л. Мороз