Великий князь Константин Николаевич и Русский Иерусалим: к 150-летию основания

Период с середины 1859 по середину 1861 г. был наиболее значимым для истории «Иерусалимского проекта». После возвращения (14 июня 1859 г.) великого князя Константина Николаевича из его длительного заграничного путешествия, в Петербурге сразу же началась работа высочайше утвержденного Палестинского комитета. До этого момента собрания, которые проводились под председательством великого князя с участием представителей всех заинтересованных сторон (МИДа, РОПиТ, Синода и Министерства финансов), имели статус внутриведомственного комитета в структуре Морского министерства. Движущей силой проекта по-прежнему оставался великий князь Константин Николаевич. В письме к невесте Марии Николаевне Долгоруковой от 16-го июня 1859 г. Мансуров между прочим сообщает:

«Иерусалим более чем когда-либо стоит на повестке дня. <…> Великий князь после поездки в Иерусалим кажется очень дорожит этим делом, он сам хлопочет. <…>Я приехал сюда очень кстати и вовремя. Нас совершенно нелепо бранят»[37 - ГА РФ. Ф. 990. Оп. 1. Д. 37. Л. 7-70об.].

Из письма к отцу 19 июня 1859 г. мы узнаем дальнейшие подробности.

Император благосклонно принял и выслушал Мансурова. Уже после этого доклада был составлен окончательный план действий для нового Палестинского комитета, главой которого должен был стать великий князь. В связи с этим Мансурову было поручено составить новую записку, которую он должен был представить до своего отъезда в свадебное путешествие. При этом возникала необходимость нового посещения Иерусалима. Между прочим, в письме Мансуров сообщал отцу, что его будущая супруга после свадьбы желает сопровождать его в Палестину. Сам Борис Павлович также не хотел бы отказываться от этой новой поездки на Восток под предлогом семейных обстоятельств, так как, писал он, «затеянное дело дорого моему сердцу»[38 - ГА РФ. Ф.990.Оп. 1.Д.35.Л.4-5об.].

1 июля 1859 г. состоялась бракосочетание Мансурова. Отец невесты князь Николай Васильевич Долгоруков счел необходимым испросить августейшее разрешение на эту свадьбу, которое было дано императором при том условии, что Мансуров не оставит иерусалимского дела[39 - ГА РФ. Ф. 990. Оп. 2. Д. 739]. Через полгода после свадьбы в декабре 1859 г. новобрачные достигли Святого Града. 7 января 1860 г. Мансуров в Иерусалиме получает дружеское послание от А.В. Головнина.

«Почтеннейший Борис Павлович.

Решительно Государь лучше всех нас здесь понимает Иерусалимское дело и лучше всех расположен к нему. Сегодня Его Величество утвердил журнальное постановление комитета о дозволении купить кушелевскую землю и приказал обсудить в Комитете и представить ему вопрос о том, в чьем владении быть госпиталю, и рассмотреть инструкцию консулу и при том выразил великому князю свое убеждение, что все заведения в Иерусалиме должны быть в заведывании консула, а не епископа, что занятия консула и епископа должны быть весьма ясно разграничены, и что великий князь напрасно приказал передать госпиталь епископу в отмену собственного правильного распоряжения, сделанного в Иерусалиме. Великий князь сознался, что был неправ приказывая передать госпиталь опять Кириллу. Рассказывая мне это, великий князь выразил, что он обвиняет себя в том, что послушался меня и Оболенского. Государь выразил так же, что письмо Ваше к Тютчевой странно тем, что Вы будто в чем-то оправдываетесь. Великий князь сказал про это, что Вы полагали будто Императрица Вами недовольна. На это Ее Величество бывшая при всем разговоре сказала: quelle idеe! Вы видите, что мы должны быть благодарны опять Государю и одному Государю за правильное направление всего дела. Вы получите официальное уведомление от Оболенского, а я спешил несколькими строками порадовать Вас»[40 - ГА РФ. Ф. 990. Оп. 1. Д. 228. Л. 17-17об. Письмо датировано 7 декабря 1859 г.].

Этот документ дает возможность поставить вопрос о степени личного участия в проекте Александра II, в том числе и в деле о разграничении прав и функциональных задач между начальником Русской Духовной Миссии в Иерусалиме и российским иерусалимским консулом. До настоящего времени в немногочисленной научной литературе, затрагивающей проблематику взаимоотношений различных российских учреждений в Святой Земле, подобный вопрос не ставился.

Как раз когда молодая чета находилась в Святом Граде, император согласился с предложением великого князя Константина Николаевича и 11 января 1860 г. назначил Мансурова членом-управляющим делами Палестинского комитета с оставлением в звании статс-секретаря и по Морскому министерству[41 - Там же. Л. 16.].

18 февраля 1860 г. молодожены уже осматривали памятники Александрии, впереди у них был Париж и встреча с Павлом Борисовичем Мансуровым отцом мужа Марии Николаевны. Маня, как именовали ее все знакомые и друзья, была беременна первенцем, рождения которого супруги ожидали в начале июня. Из Парижа Б.П. Мансуров, оставив супругу с отцом, один должен был вернуться в Россию для участия в подготовке технической документации и составления смет строительства первых русских богоугодных заведений в Иерусалиме. В Петербург он прибыл в конце марта 1860 г. и в конце апреля рассчитывал уехать назад, чтобы остальное время провести рядом с супругой.

На подготовку и утверждение проекта Русских построек в Иерусалиме оставалось не более одного месяца еще и потому, что и великий князь, и императорская семья, и двор, и князь А.М. Горчаков в мае обычно уезжали за границу. Поэтому решения по проекту принимались лишь в общих чертах, а их дальнейшая и окончательная проработка ложились на плечи архитектора М.И. Эппингера. Именно этот факт стал причиной, по которой Строительный технический комитет Морского министерства счел необходимым официально ограничить главного строителя «только утвержденными в главных чертах проектами и исчисленную суммою»[42 - РГА ВМФ. Ф. 84. Оп. 1. Д. 6586. Л. 7.] и разрешил ему на месте вносить в проект построек любые изменения, которые он посчитает нужными сделать. Возможно в этот последний момент, вероятно с подачи А.М. Горчакова, согласовавшего свои действия с Синодом и получившего одобрение у императора, было принято решение разместить Русскую Духовную Миссию на предполагавшихся постройках. Это наспех проведенное решение повлекло за собой полное изменение внутреннего расклада всех сумм сметы и вызвало диссонанс в архитектурном плане и логике проекта. В итоге перепрофилирование под формат Русской Духовной Миссии здания мужского корпуса и устройство в нем особой домовой церкви привело к уменьшению этажности другого симметричного здания в котором должны были размещаться паломницы-женщины. Вопрос о появлении на территории Русских построек здания Русской Духовной Миссии также ставится нами впервые[43 - Подробнее см. Вах К.А. Великий князь Константин Николаевич и русское паломничество в Святую Землю. К 150-летию основания Русской Палестины. М., 2011. С. 46–58].

Три недели, проведенные Мансуровым в Петербурге во время подготовки проекта построек к высочайшему утверждению, подробно описаны самим Борисом Павловичем. Сразу после своего прибытия в столицу (в начале Страстной недели 28 или 29 марта 1860 г.) Мансуров был принят царем. Александр II, сообщал Мансуров отцу, «проводил меня в свой кабинет и усадил для беседы, он поблагодарил меня дважды. Великий князь был очарователен, великая княгиня Александра Иосифовна тоже. Все много говорили о тебе. Я еще не видел Императрицу, но не сомневаюсь, что буду очень хорошо принят. Все хорошо, очень хорошо»[44 - ГА РФ. Ф. 990. Он. 1. Д. 38. Л. 121.].

В Великий Четверг 31 марта (вероятно, с ведома А.М. Горчакова) состоялась встреча Мансурова с директором Азиатского департамента МИДа Е.П. Ковалевским, который выразил ему полное сочувствие во всем и в заключение предложил Мансурову возглавить департамент после его ухода. От этого предложения Мансуров отказался, как сам он признавался, «по многим причинам». В тот же день вновь назначенный в Иерусалим на место В.И. Доргобужинова консул К.А. Соколов был с визитом у самого Бориса Павловича и очень ему понравился. «Он кажется славным и достойным человеком; говорю я совершенно беспристрастно. Кажется, он принимает дела близко к сердцу, а это самое главное»[45 - ГА РФ. Ф. 990. Он. 1. Д. 38. Л. 117.].

Дипломатические контакты Мансурова по линии МИДа продолжились и на следующий день, 1 апреля. О них он пишет к жене: «Сегодня утром я во второй раз видел Соколова, а после этого ходил к князю Горчакову, министру, с которым мы имели очень долгую и интересную беседу Кажется, я его убедил во многом, так как он слушал меня внимательно и не слишком опровергал то, что называет моими обличительными речами. В целом, я доволен этим свиданием»[46 - ГА РФ. Ф. 990. Оп. 1. Д. 38. Л. 114.].

Продолжил свое прерванное письмо к супруге Борис Павлович глубокой ночью: «Сейчас половина первого ночи. Я только что вернулся от Головнина, где мы с Оболенским втроем долго-долго обсуждали планы и проекты Эппингера, я им все показал. Головнин придерживался моего мнения, Оболенский, по большей части – противоположного. В понедельник в полдень я сделаю доклад у великого князя»[47 - ГА РФ. Ф. 990. Оп. 1. Д. 38. Л. 114об.].

Составление проекта и смет иерусалимских построек были окончены в день светлого праздника Христовой Пасхи 3 апреля 1860 г.[48 - ГА РФ. Ф. 990. Оп. 1. Д. 38. Л. 115.] На следующий день Мансуров писал жене:

«Сегодня утром я сделал трехчасовой доклад у великого князя, он одобрил и подтвердил все планы в выражениях самых приятных для меня и для Эппингера, который также присутствовал. Главное теперь сделано, поскольку сам великий князь возьмется отстаивать наши труды в Комитете и получить одобрение Его Императорского Величества»[49 - ГА РФ. Ф.990. Оп. 1.Д.38.Л. 112.]. И далее: «В конце недели должно состояться большое заседание комитета. Спустя 15 дней я надеюсь уехать и на крыльях нестись, чтобы расцеловать тебя»[50 - ГА РФ. Ф. 990. Оп. 1. Д. 38. Л. 113.].

Предваряя итоговую встречу с императором, перед официальным утверждением проекта русских иерусалимских построек, Мансурова пожелала видеть императрица Мария Александровна «что бы рассеять все тревоги, в которые меня захотели погрузить»[51 - ГА РФ. Ф.990. Оп. 1.Д. 38. Л. 110об.]. Речь шла о ситуации, складывавшейся вокруг епископа Мелитопольского Кирилла (Наумова), начальника Русской Духовной Миссии в Иерусалиме, которому покровительствовала императрица. Введенный в заблуждение первоначальной инструкцией МИДа, предоставлявшей на его усмотрение покупку земельных участков в Палестине и попечение о русских паломниках, епископ Кирилл требовал и от вновь созданного Палестинского комитета признания исключительности своего права как полномочного представителя Русской Церкви на Востоке распоряжаться устройством русских богоугодных заведений в Святой Земле. По своему статусу епископ был выше консула, что также создавало дисбаланс в отношениях между МИДом, Русской Духовной Миссией в Иерусалиме и Палестинской комиссией.

6-го апреля встреча Мансурова с Марией Александровной состоялась и прошла, по выражению Бориса Павловича, «очень хорошо во всех отношениях». Причем, после этой приватной аудиенции у императрицы Мансурова принял Александр II, «который осыпал меня любезностями», и даже цесаревич Николай Александрович[52 - ГА РФ. Ф. 990. Оп. 1. Д. 38. Л. 109.].

7-го апреля Борис Павлович вновь был приглашен на ужин во дворец. «Едва вернувшись в четверть четвертого, я нашел приглашение на ужин к Императору.<…> У императора ужинали: тетка Протасова, граф Блудов с дочерью (как и следовало ожидать, это было неизбежно), граф Рибопьер отец, князь Вяземский отец и Серж Урусов. Император и императрица были очень милы со мной во всех отношениях, и это уже было большой милостью пригласить меня на следующий день после того, как я был принят у императрицы. Поэтому я совершенно доволен. Их Величества сказали, что еще часто увидятся со мной до моего отъезда. Кажется, дело с годовым отпуском отлично устраивается»[53 - ГА РФ. Ф. 990. Оп. 1. Д. 38. Л. 107-107об.].

Еще через два дня в субботу 9-го числа Мансуров написал жене: «Мой ангел, сегодня утром я был у моего великого князя, чтобы говорить о делах, и пришел очень вовремя, т. к. он только что окончил мой труд. Он все одобрил и даже так подробно изучил вопрос, что сам наметил небольшой список вопросов, которые нужно решить. Я был очень доволен его взглядами, весьма сходными с моими. Я только что отослал свой труд членам Комитета, который должен собраться во вторник или среду вечером. К 17 <апреля> все будет окончено, если император одобрит наши доклады»[54 - ГА РФ. Ф. 990. Оп. 1. Д. 38. Л. 101.].

Вопрос об отпуске для Б.П. Мансурова решился И апреля (в понедельник). По докладу великого князя император согласился уволить его на год за границу с сохранением содержания. Кроме этого, царь разрешил причислить архитектора М.И. Эппингера и его помощника В.А. Дорогулина к Морскому министерству и жаловал Эппингеру за труды по составлению проекта русских богоугодный заведений в Иерусалиме орден Св. Владимира 4-й степени. Об этих назначениях и о награде для архитектора хлопотал сам Борис Павлович. «Я полностью счастлив, что с ними все удачно сложилось, они очень мне помогли и верили мне»[55 - ГА РФ. Ф. 990. Оп. 1. Д. 38. Л. 97.].

Теперь оставалось только пройти обсуждение проекта в Палестинском комитете и получить высочайшую резолюцию. Сначала комитет планировал собраться 13-го апреля, но Мансуров не успевал с подготовкой документации. Наконец в пятницу 15-го апреля состоялось финальное заседание Палестинского комитета.

«Сегодня утром собрался наш Комитет у великого князя, мы расстались лишь в половине пятого. Мы много дискутировали, но не спорили, царил мир и все устроилось к лучшему. Все наши планы одобрены. Был лишь один дом, дом для высших сословии[56 - Здесь и далее курсивом выделены фразы, написанные по-русски.], которым мне пришлось пожертвовать. К счастью, это не окончательная жертва, поскольку мы отложили его постройку на то время, когда станем богаче. Я должен полностью переделать журнал к понедельнику, в тот день ожидается подтверждение от Е[го] И [императорского] Величества. В целом, я доволен, Эппингер тоже», сообщал Мансуров жене[57 - ГА РФ. Ф. 990. Он. 1. Д. 38. Л. 90.].

Великий князь Константин Николаевич приказал направить все материалы по предполагаемым постройкам для экспертного заключения в Строительный технический комитет Морского министерства, через которой должно было по предварительному плану осуществляться финансирование строительства. Заключение комитета и его рекомендации, представленные великому князю 17 апреля[58 - РГА ВМФ. Ф. 84. Он. 1. Д. 6586. Л. 4.], также вошли в итоговый текст журнала Палестинского комитета, который должен был поступить на утверждение царю. Изготовлением окончательного варианта этого журнала занимался лично Мансуров.

«С 10 часов утра до половины третьего ночи я откладывал перо лишь чтобы пообедать. Мне нужно было переделать журнал, помогать в специальном исследовании планов и смет, поручить дважды все переписать и закончить все к 9 вечера. Я не смог, и лишь сегодня к 9 утра смог отнести проекты всего великому князю. Он все одобрил, но сегодняшний день был таким же, как вчерашний, т. к. несмотря на воскресный день нужно было все скопировать для императора, подписать бумаги у 6 членов и подготовить все к завтрашнему дню к 8 утра. Писарей нашли лишь к половине пятого вечера – хлопоты весь день – теперь пишут ночью. Меня должны разбудить в 6 часов утра, также и других членов и поймать великого князя прежде, чем он пойдет к императору. Завтра еще будет парад, послезавтра двор переезжает, если мы промедлим, возможно, задержимся еще на неделю»[59 - ГА РФ. Ф. 990. Оп. 1. Д. 38. Л. 88-88об.].

Наконец 18-го апреля великий князь Константин Николаевич представил журнал комитета царю. «Я пока ничего не знаю о результате доклада», – сообщал Мансуров[60 - ГА РФ. Ф. 990. Оп. 1. Д. 38. Л. 86об.]. «Этот Петербург так устроен, что все планы и проекты связаны с тысячью обязательств. Было бы хорошо остаться здесь и больше не уезжать. Признаюсь, все обдумав, я буду очень рад, когда мы окончательно бросим здесь якорь», – сообщал он жене на следующий день[61 - ГА РФ. Ф. 990. Оп. 1. Д. 38. Л. 84об.].

Утверждение журнала Палестинского комитета состоялось 21 апреля 1860 г. «Его Величество все одобрил и поставил на нашем докладе замечательное ИСПОЛНИТЬ»[62 - ГА РФ. Ф. 990. Оп. 1. Д. 38. Л. 81.].

В конце апреля Мансуров смог выехать из Петербурга в Париж, где уже готовились к рождению первенца. Мария Николаевна благополучно разрешилась от бремени 8 июня 1860 г., родив сына, названного Павлом в честь его деда. Получив официально долгожданный годовой отпуск, Мансуров, однако, не мог позволить себе устраниться от начатого дела. Поскольку обычные адресаты Бориса Павловича – отец и жена – были рядом, писем в его архиве за этот период сохранилось не много. Переписка, связанная с ходом построек в Иерусалиме, велась, преимущественно с А.В. Головниным и реже с Д.А. Оболенским и великим князем Константином Николаевичем. Переписка Мансурова с двумя последними в его архиве не сохранилось. А.В. Головнин, в письме, отправленном за день до рождения у Марии Николаевны сына, 7 июня 1860 г., сообщал Мансурову, что перед его отъездом из Петербурга (в начале мая) «Эппингер принес мне прекрасные планы и два рисунка и великий князь приказал редакции Морского сборника налитографировать их со всевозможным тщанием, а вместо вашей статьи, Его Высочество, согласно мнению Оболенского, поручил отцу Леониду написать статью несколько в другом роде. Мне кажется, что при известном расположении Министерства иностранных дел Оболенский во многом прав»[63 - ГА РФ. Ф. 990. Оп. 1. Д. 228. Л. 14-14об.]. Нет сомнения, что рисунки, о которых идет речь, это два известных вида Русских построек, гравированных и литографированных в 60-х гг. XIX в. многими изданиями с целью привлечь внимание русского общества к проблеме русского паломничества к святым местам.

Дождавшись пока супруга восстановит силы после родов, в середине сентября Б.П. Мансуров с женой и отцом отправляются из Франции в Палестину. В Иерусалиме, судя по датам переписки, они пробыли весь октябрь, который вполне может считаться наиболее комфортным месяцем для пребывания в Святом Граде. Дружеское напутствие А.В. Головнина дает возможность почувствовать сложность царившей в среде русских насельников Святого Града атмосферы: «Я желаю Вам счастливого путешествия и в особенности большого счастья и сноровки в Иерусалиме, чтобы принести туда мир и любовь вместо печальных раздоров и ненависти, которые царят среди наших соотечественников, отзвуки которых, несмотря на расстояние, доходят и до сюда и вредят доброму делу. Кажется, что Иерусалим наделен печальной привилегией порождать недоразумения и недоброжелательство, поскольку здесь так и происходит, как только приходит какая-либо новость из святых мест. Оболенский напишет Вам об этом подробно, в письме, которое готовит для Вас»[64 - ГА РФ. Ф. 990. Оп. 1. Д. 227. Л. 8.].

Посетив Палестину, семья вернулась во Францию, в Ниццу. Оттуда Борис Павлович продолжал поддерживать связь с великим князем Константином Николаевичем через А.В. Головнина. Существенным штрихом для характеристики отношения великого князя Константина Николаевича к начальнику Русской Духовной Миссии в Иерусалиме епископу Кириллу (Наумову) служит письмо А.В. Головнина. «Относительно преосвященного Кирилла он прямо сказал, что не верит голословным обвинениям без фактов, тем более, что ни от консула, ни от Эппингера не доходит никаких жалоб. Сообщаю все это совершенно откровенно для ваших соображений…»[65 - ГА РФ. Ф. 990. Оп. 1. Д. 229. Л. 3.].

Таким образом, в назревавшем конфликте между Мансуровым и начальником Иерусалимской Миссии великий князь сразу занял нейтральную позицию, которая в данных обстоятельствах была скорее благожелательной по отношению к епископу Кириллу.

Наступил 1861 г., который стал переломным годом в судьбе России. Всю зиму царь, великий князь и все министры были заняты крестьянской реформой. В связи с этим Головнин писал, что отсутствие Мансурова в Петербурге принесло ему только пользу, поскольку он неминуемо оказался бы в стороне от общих дел и это повредило бы его карьере[66 - ГА РФ. Ф. 990. Оп. 1. Д. 229. Л. З-Зоб.]. Весной ситуация в столице еще обострилась и, по словам Головнина, стала плохо предсказуемой. Одного чиновника убирали за реакционные взгляды, другого за либеральные. На их место назначали тех, кто не имеет четких воззрений, вменяя это в достоинство. В итоге сам Головнин посоветовал Мансурову в будущем искать должности или управляющего делами Комитета министров или Государственного секретаря, «а до того не оставлять великого князя, оставаться в тени, писать историю Морского министерства и стараться чтоб об вас не говорили ни худого ни хорошего. Для этого нужно придаться на несколько времени наслаждениям семейной жизни и видеть небольшой кружок приятелей… Пребывание за границей в течении коего Вы не были предметом петербургских сплетен, много помогло Вам»[67 - ГА РФ. Ф. 990. Оп. 1. Д. 229. Л. 7-7об.]. Об Иерусалимском проекте не было сказано ни одного слова.

К осени 1861 г. Мансуров с отцом, женой и сыном, вернулся в Петербург. Однако великого князя он не застал, поскольку тот еще летом уехал в отпуск за границу и планировал пробыть за пределами империи до конца года. В столице Мансуров столкнулся с тем, о чем его предупреждал Головнин: он был не у дел. Строительство в Иерусалиме шло своим чередом по заведенному порядку. Внешне все обстояло благополучно, но структурно многое поменялось. Участие великого князя в делах Палестинского комитета сократилось. Лишившись августейшего управления, он стал быстро терять свою самостоятельность в бюрократической системе государственной власти. В декабре 1861 г. ближайший помощник Константина Николаевича А.В. Головнин, возглавил Министерством народного просвещения. Едва быв назначен, он предложил Мансурову пост директора единственного в министерстве департамента. «Естественно, я согласился, поскольку не мог и не хотел оставаться без Головнина в Морском министерстве в очень неудобном положении»[68 - ГА РФ. Ф. 990. Оп. 1. Д. 36. Л. 22], сообщал он отцу, который незадолго до этого вновь уехал из Петербурга в Париж.

Теперь, кроме ставших привычными палестинских обязанностей, на него свалилась громадная работа, связанная с новым университетским уставом и реформой всего Министерства народного просвещения, которую затеял А.В. Головнин. «О моей службе могу тебе сказать, – пишет он отцу, – что дела мне очень много и что с Головниным просто радость служить. Казенной квартиры я не получу, но жалованье будет хорошее. Летом отпуска мне не будет, разве ненадолго, когда я найду себе вице-директора. Головнин, слава Богу, имеет кредит у Государя и работает усердно и прекрасно»[69 - ГА РФ. Ф. 990. Оп. 1. Д. 36. Л. 18об.].

В мае 1862 г. великий князь Константин Николаевич с подачи А.М. Горчакова становится наместником в Царстве Польском. С этого момента участие его в Иерусалимском проекте сильно сокращается. Председателем Палестинского комитета по просьбе великого князя назначается А.В. Головнин, а вся финансово-хозяйственная деятельность из Морского министерства переходит в департамент Б.П. Мансурова.

Следующая и последняя в рамках «Иерусалимского проекта» поездка Мансурова в Иерусалим состоялась зимой 1863–1864 гг. Красноречивые описания ее сохранилось в переписке Бориса Павловича[70 - ГА РФ. Ф. 990. Оп. 1. Д. 29 (на франц. яз.)]. Но, по возвращении в Петербург, его ждал неприятный сюрприз: практически внезапное решение императора о ликвидации Палестинского комитета. Причем, это решение было подготовлено А.В. Головниным и А.М. Горчаковым за спиной Б.П. Мансурова. Последнее обстоятельство особенно оскорбило Мансурова и даже вызвало временный разрыв отношений между ним и Головниным.

«Мои иерусалимские дела получили энергичную и неожиданную развязку, какую умеет устраивать Головнин в некоторых ситуациях. Это было сюрпризом даже для меня самого, поскольку я считал, что мы ожидаем мнения великого князя Константина, который только что приехал. Вовсе нет: накануне приезда великого князя Головнин все уладил с князем Горчаковым. Наш комитет распущен и заменен специальной комиссией при Азиатском департаменте, где я буду президентом (по форме), В ее состав войду я, Игнатьев и представитель Синода. Таким образом Кривошеин устраняется, т. к. дела и деньги переходят в Азиатский департамент. У всякой вещи есть своя положительная и отрицательная сторона, и в целом такое решение можно считать удовлетворительным, поскольку Игнатьев и Стремоухов выглядят очень расположенными к делу и ко мне. То, чего я опасался – это поглощение моих дел Синодом и клерикальное влияние.

Император очень милостиво и довольно раздал награды по Иерусалимскому делу. Эппингер получил орден Св. Анны на шею и разовое пособие в 800 руб., все остальные кресты и подарки. Надеюсь, все будут довольны. Меня император наградил лентой Св. Анны, а Петерса – Св. Станиславом. Итак можешь поздравить меня к Пасхе с монаршею милостью»[71 - ГА РФ. Ф. 990. Оп. 1. Д. 29. Л. 73об.-74].

Интересна реакция на эти известия отца Бориса Павловича, опытного и уже кончившего свой век чиновника. «Это настоящий триумф для тебя, мой дорогой друг: не назначение президентом, а то что комитет теперь стал частью Министерства иностранных дел, это очевидное доказательство того, что Премьер-министр, который находился в открытой оппозиции к работам, которые ты предпринял и счастливо окончил, настолько сменил свое мнение, что присоединил эти учреждения к азиатскому департаменту. Для тебя это полный успех и мне кажется, что теперь он должен прямо или косвенно принять сторону в пользу поддержки данных учреждений на уровне, приличном для нашей великой страны, и защищать их от всяких недоброжелательных нападок. С этой точки зрения это очень хорошо, но будет ли у твоих новых соратников усердие, священный пыл, чтобы завершить твое начинание? Вот в чем вопрос»[72 - ГА РФ. Ф. 990. Оп. 1. Д. 63. Л 74-74об.]. Вероятно, судьба Палестинского комитета действительно решилась между двумя министрами без участия императора, великого князя Константина Николаевича и Б.П. Мансурова.

Так завершилась эпоха «Иерусалимского проекта». Из всех, кто был причастен к его появлению на свет, если не считать А.М. Горчакова, который практически не интересовался Иерусалимом, через пять лет «при деле» остался один Борис Павлович Мансуров. Его соработниками были теперь новые люди со своими собственными интересами и взглядами на задачи Русских построек в Святом Граде. Но и само дело сильно изменилось: перестав быть императорским, оно стало министерским, что не могло не отразиться и на судьбе Русских построек, и на судьбе самого Б.П. Мансурова.

В заключение нужно сказать, что желание Бориса Павловича осесть в Петербурге, высказанное им в письме к жене в 1860 г., исполнилось очень быстро. Прошло двадцать лет, прежде чем он смог вновь выбраться в последний уже раз в Святую Землю. Эта поездка совершилась в 1885 г. и принадлежит к другому периоду в существовании Русских построек, связанному с деятельностью другого великого князя Сергия Александровича, возглавившего созданное в 1882 г. в Петербурге Православное Палестинское Общество, которое, таким образом, вернуло русской деятельности в Палестине прежний императорский статус.

Т.И. Крашенинникова

Русское архитектурное наследие Иерусалима

История строительства паломнических учреждений, церквей и монастырей в Иерусалиме и вообще в Святой земле теснейшим образом связана с российской политикой в этом регионе, а стилевые особенности этих построек напрямую зависели от вкусов и пристрастий заказчиков этих сооружений, которые являлись первыми лицами государства или высокопоставленными чиновниками и священнослужителями, осуществлявшими руководство русскими учреждениями. Таким образом, невозможно рассматривать историю формирования архитектуры Русской Палестины, не учитывая тех изменений, которые происходили в русско-палестинских отношениях, тех процессов, которые оказали влияние на строительство. Как необходимо учитывать и те изменения, которые происходили в российской культурной политике, смену культурной парадигмы, которая также не могла не повлиять на русскую архитектуру в Палестине.

В возведении Русских построек в Иерусалиме можно выделить три основных периода, связанных, с одной стороны, с различными учреждениями, работавшими в это время в Святой Земле, с другой стороны, со сменой стилевых направлений, происходившей в русской архитектуре.

Первый период охватывает конец 1850-х – 1870-е гг. В это время официальными учреждениями, представлявшими Россию и Русскую Православную церковь в Иерусалиме, являлись Палестинский комитет, а после 1864 г. – Палестинская комиссия, консульство и Русская Духовная Миссия. В это время было построено Русское подворье (1860–1864), которое явилось главным русским паломническим центром в Иерусалиме и в котором были перемещены резиденция Русской Духовной Миссии и Русское консульство, то есть оно стало также и местом, где располагались российские официальные учреждения. В строительстве Русского подворья главную роль сыграл Палестинский комитет, возглавленный великим князем Константином Николаевичем. Силами Палестинского комитета были собраны средства на строительство, выкуплены участки, организован приезд в Иерусалим М.И. Эппингера, главного строителя подворья. В 1865 г. начальником РДМ становится Антонин (Капустин), начинается собирание Русской Палестины: он покупает земельные участки, занимается археологическими раскопками и изучением богатейшей истории древней провинции Византии. Русско-турецкая война прерывает на время процесс строительства.

Второй период практически совпадает с царствованием Александра III – начало 1880-х – 1890-е гг. В 1882 г. было образовано Православное Палестинское Общество, общественная организация, сыгравшая огромную роль в изучении и популяризации истории и культуры Палестины, в развитии образования и здравоохранения среди местных жителей, а также в строительстве паломнических подворий. Были построены Сергиевское (1886–1890) и Александровское (1887–1891) подворья. Архимандрит Антонин строит первые здания в Горней – церковь Казанской Божьей Матери (1880–1881) и колокольню (1881). В Вознесенском монастыре возводятся церковь Вознесения Господня (1882–1886) и колокольня – «Русская свеча» (1880–1887). В 1888 г. по заказу Александра III и его братьев был построен храм во имя св. Марии Магдалины в Гефсиманском саду, посвященный памяти императрицы Марии Александровны.

Третий период длился с конца 1890-х гг. до 1914 г., начала Первой Мировой войны, когда российская строительная деятельность в Святой Земле прекратилась почти на 100 лет. В начале XX в. в Иерусалиме был построен Южный корпус Николаевского подворья (1903–1906), начато строительства соборов в Спасо-Вознесенском (Страшного Суда Господня, 1907) и Горненском (Всех Святых в Земле Российской Просиявших, 1911) монастырях. Из-за начавшейся войны эти соборы достроены не были.

Основные этапы российской архитектурно-строительной деятельности в Иерусалиме.