Актуальные вопросы лингвистики и лингводидактики: традиции и инновации. Часть 3
Развитие коммуникационных и информационных технологий открыло новые формы взаимодействия политики со средствами массовой информации. Происходит медиатизация политики, усиление взаимовлияния политического и медийного полей друг на друга, – сложный и неоднозначный процесс, связанный, прежде всего, с представлением политики в информационной сфере вследствие «сверхпроникновения» массовой коммуникации и средств массовой информации в политику [2, с. 3].
Политический дискурс, имеющий глобальную цель – власть, стремится к формированию общественного мнения в масс-медийном пространстве. В свою очередь, адресату дискурса необходимо уметь ориентироваться в различных информационных потоках этого пространства и делать выбор относительно предпочтительности или необходимости обращения к тому или другому материалу как источнику информации [3, с. 155].
Одним из таких ориентиров в общем информационном потоке масс-медиа является заголовок информационно-аналитической публикации, который наряду с вводной частью, основной часть и заключением представляет четырехчастную структуру текстов политического нарратива. Политический нарратив, включающий медиа-тексты, посвященные одному политическому событию, позволяет отследить информационно-аналитическую динамику во времени и пространстве вне зависимости от количества, качества и политической ориентации средств массовой информации, которые данное событие освещают [4].
В современном политическом нарративе жанр информационного сообщения характеризуется не только информативной коммуникативной, но и комментирующей составляющей, содержащей мнение и оценку, что наделяет данные сообщения воздействующей силой. При создании медиа-текста журналист воспринимает объективную реальность через призму своего опыта, знаний, систему ценностей. Также важно отметить, что сегодня, являясь представителем определенного издания, автор ограничен социально-политической направленностью данного СМИ. Интенциональность журналиста (личная или корпоративная), исходные знания и представления, с которыми читатель вступает в коммуникацию, а также лингвистический и экстралингвистический контекст коммуникативного акта влияют на возникновение экспрессивности как характеристики медиа-текста.
И заголовок информационно-аналитической статьи, с которого начинается общение автора с читателем, занимая сильную позицию в тексте, выступает мощным механизмом привлечения внимания аудитории и оказания на нее определенного воздействия. Обладая семантическими и структурными характеристиками и прагматическим потенциалом, заголовок задает идеологическую модальность дискурса и определяет направления его развертывания, что позволяет адресату медиа-политического дискурса ориентироваться в информационном пространстве, выбирая те интерпретации политического события, которые являются для него значимыми. Этим можно объяснить повышенную экспрессивность, эмоциональность и яркость многих заголовков в прессе и использование журналистами самых разных выразительных средств.
В качестве события для описания заголовков медиа-текстов в рамках политического нарратива мы выбрали предполагаемую химическую атаку в Сирии 7 апреля 2018 г. Политический дискурс является формой различных политических процессов – как стабильных, так и конфликтных.
Политический конфликт рассматривается как столкновение двух или более субъектов политики по причине несовместимых политических интересов [5]. Так, в данном случае при попытке определить свой баланса сил в регионе интересы России и Запад различаются – Россия поддерживает действующее правительство Сирии, Запад же считает его нелегитимным. В выборку попали информационно-аналитические тексты американских и британских средств массовой информации за период 6 апреля – 14 апреля, что позволило отследить информационно-аналитическую динамику представления данного политического события в СМИ. Выборка включила информационно-аналитические тексты, как правило, разнесенные на полосы analysis, opinion, comment самых тиражируемых американских изданий The New York Times, USA Today и качественную британскую прессу – The Times, The Guardian, The Independent – общим объемом около 30 медиа-текстов по данному событию.
Общий анализ показал, что чисто информативные заголовки в рассматриваемой прессе встречаются редко – как правило, оценка, выраженная в большей или меньшей степени обязательно присутствует. Необходимо особо отметить, что, если, как только событие стало достоянием прессы, информативный компонент в заголовках преобладал, оценочность и экспрессивность усилились с развитием нарратива. Рассмотрим, конкретные примеры. 7 апреля 2018 года активисты Сирийской Гражданской Обороны («Белые Каски») сообщают о гибели более 40 человек в результате предполагаемой химической атаки в городе Дума в Восточной Гуте. Они утверждают, что на город были сброшены бомбы с токсичными химическими веществами. Ответственными за атаку они считают правительственные силы. Официальный Дамаск утверждает, что данные о химической атаке в Восточной Гуте были сфабрикованы. На том же настаивает и командование российских сил, ведущих военную операцию в Сирии. В СМИ появляются первые реакции. В основном, заголовки, относящиеся к публикациям 8–9 апреля, носят информационный характер со ссылкой на источник: “Syria civil war: 'Dozens of civilians killed in chemical weapons attack' on Douma in eastern Ghouta, says monitor” [The Independent, 8 апреля 2018 00:38]. Или заголовки содержат первую оценку, согласно которой международное сообщество не может держать ситуацию под контролем: “The chemical attack in Syria is an indictment of the international community's failures” [The Independent, 8 апреля 2018 17:46].
Также особо отметим роль прецедентных феноменов, таких как цитатной речи лидеров, как средств воздействия. Цитируются первые лица США и Великобритании, выступившие с порицанием и осуждением, без малейшего сомнения принявшие факт химической атаки: “After Chemical Weapons Attack in Syria, Trump Weighs Retaliation [The New York Times, 9 апреля 2018], “Syria gas attack: Theresa May condemns 'barbaric' targeting of civilians – The Guardian view on the Syrian chemical attack: Assad’s crime – the world’s responsibility” [The Guardian, 9 апреля 2018 12:52], “US will not rule out airstrikes against Assad’s regime in Syria, says Defence Secretary James Mattis” [The Independent, 9 апреля 2018 154:10]. Цитата является одним из способов существования прецедентных текстов и семиотическим знаком, имеющим самостоятельный и автономный смысл и отсылающим к исходному тексту – в данном случае к публичным заявлениям, сделанным лидерами государств или министерств [1].
В качестве средства воздействия используется и другой вид прецедентных текстов – аллюзии. Стилистический прием аллюзии является средством расширенного переноса свойств и качеств мифологических, библейских, литературных, исторических и др. персонажей и событий на те, о которых идет речь в данном высказывании. В анализируемых текстах за эти даты в заголовках используются аллюзии на исторический контекст, говорящие о затяжном и трудноразрешимом характере конфликта: “Burning Eyes, Foaming Mouths: Years of Suspected Chemical Attacks in Syria [The New York Times, 9 апреля 2018]. Аллюзии опираются на экстралингвистические пресуппозиции автора и читателя, на историко-культурный компонент их фоновых знаний и, обращаясь к сфере эмоционального или рационального, обладают серьезным воздействующим потенциалом.
В заголовках статей от 10–12 апреля содержится более эмоциональная оценка события. Это связано, в том числе, с угрожающими твитами, которые Дональд Трамп публиковал три утра подряд. Используется оценочная лексика и метафоры: “Trump’s ‘get ready’ threat to Moscow isn’t just careless, it’s dangerous [The Guardian, 11 апреля 2018 15:15], “The Guardian view on Syria: don’t blindly follow Donald Trump” [The Guardian, 10 апреля 2018 18:45]. Интересным представляется пример “Signs of a Political Armageddon” – заголовок статьи в Нью-Йорк Таймс от 12 апреля. Аллюзия на фильм «Армагеддон» связана с отсутствием у Америки жесткой позиции по Сирии и рядом внутренних скандалов вокруг Дональда Трампа, набирающих в этот период обороты.
В ночь с 13 на 14 апреля США нанесли точечные удары по химическим объектам Сирии. Мнения поляризировались даже в рамках одних и тех же СМИ: реакция большинства – разочарование, так как «возмездие» носило ограниченный характер, но многие посчитали и этот жест опасным. Воздействующая сила заголовков информационно-аналитических медиа-текстов этого периода передается за счет оценочной лексики и метафор: “Trump was right to strike Syria. But the mission is far from accomplished” [Washington Post, 14 апреля 2018], “How Syria’s Death Toll Is Lost in the Fog of War. Military forces often boast about the awe of airstrikes and missile launches, but what’s it like to experience their deadly shock on the ground?” [The New York Times, 14 апреля 2018]. Также используется целый ряд аллюзий, включая аллюзии на политические события и персонажи прошлого: “Syria crisis: danger awaits in rush for influence on crowded battlefield. It’s debatable when the world last found itself in such a perilous situation – and there are disturbing echoes of the eve of the First World War [The Guardian, 15 апреля 2018 12:41], “Trump’s ‘Mission Accomplished’ tweet, and the premature declaration that haunted George W. Bush [Washington Post, 15 апреля 2018]. Также можно привести примеры ссылок на литературные произведения и фильмы: “To strike or not to strike: US and Allies Mull response to apparent Syria chemical attack [The Guardian, 14 апреля 2018 09:00]. При соответствующих культурно-исторических знаниях уже на уровне заголовка можно прочувствовать настроение авторов статей. Так, в следующем примере видим аллюзию на фильм: “The Syrian operation: The good, the bad and the ugly” [Washington Post, 15 апреля 2018]. Автор статьи считает, что хорошо, что удары как таковые были нанесены, но плохо, что это было сделано без поддержки конгресса. Также плохо, что самих ударов было мало. А слово «злой» связано со скандалом с Джеймсом Коми. После увольнения с позиции главы ФБР он ждал 11 месяцев, прежде чем нанести Трампу ответный удар. Его мемуары «Высшая степень преданности. Правда, ложь и лидерство» вышли 17 апреля, и журналисты, ознакомившись с их содержанием, были шокированы откровенностью бывшего руководителя ФБР.
Проанализированные материалы позволяют сделать вывод, что заголовок публикации играет огромную роль в привлечении внимания читателя. Хороший заголовок в сжатом виде представляет главную мысль автора и во многом определяет, захочет ли читатель прочитать весь текст. Этим можно объяснить повышенную экспрессивность и эмоциональность многих заголовков в прессе. Автор использует в заголовках самые разные выразительные средства. Анализ заголовков рассматриваемых текстов показал особую роль прецедентных феноменов, оценочной лексики и метафор.
В завершении хотелось бы отметить, что тексты политического нарратива представляют собой совокупность открытых образований. Ни один из текстов какого-либо политического нарратива не может быть признан фактически закрытым в силу того, что он – лишь часть общего рассказа, посвященного определенному событию. Уже на уровне заголовков видна не только информационная, но и воздействующая сила политических медиа-текстов.
Литература1. Варченко В.В. Цитатная речь в медиатексте. М.: Изд-во ЛКИ, 2007.
2. Воинова Е.А. Медиатизация политики как феномен новой информационной культуры: Дис. … канд. филол. наук. М., 2006.
3. Грицкевич Ю.Н. Влияние заголовка на построение и реализацию политического дискурса в масс-медийном пространстве // Вестник Псковского государственного университета. Серия: Социально-гуманитарные науки. 2015. Вып. 1. С. 154–161.
4. Кириллов А.Г. Политический нарратив: структура и прагматика (на материале современной англоязычной прессы): Дис. … канд. филол. наук. М., 2007. 5. Корф О.В. Медиатекст как инструмент формирования дискурса в политическом конфликте (на примере конфликта 1994–1996 гг. в Чеченской Республике): Дис. … канд. полит.наук. М., 2009.
Реализация категории «сверхъестественное» и стратегии перевода единиц с семантикой «потустороннего» (на материале рассказа Дж. Ш. Ле Фаню “The ghost and the Bonesetter”/ «Призрак и костоправ» и его русскоязычных версий»)
Тимофеева А.А.
старший преподаватель
Московский педагогический государственный университет
Аннотация. Статья посвящена анализу реализации категории «сверхъестественное» в рассказе Дж. Ш. Ле Фаню “The ghost and the Bonesetter” / «Призрак и костоправ» и его переводах на русский язык, выполненных А.Г. Бутузовым (1993 г.) и С.Л. Сухаревым (2008 г.). Немаловажным представляется рассмотрение стратегий межъязыковой передачи единиц с семантикой «потустороннего».
Ключевые слова: английский язык, сверхъестественное, языковые единицы с семантикой «потустороннего», переводческие стратегии, русский язык.
REALIZATION OF THE “SUPERNATURAL” CATEGORY AND STRATEGIES OF UNITS WITH THE “OTHERWORLDLY” SEMANTICS’ TRANSLATION (BASED ON THE MATERIAL OF J. SH. LE FANU’S SHORT-STORY “THE GHOST AND THE BONESETTER” AND ITS RUSSIAN-LANGUAGE VERSIONS)Abstract. The article is devoted to the analysis of the “supernatural” category’s realization in J. Sh. Le Fanu’s short-story “The ghost and the Bonesetter” and its translations into Russian, made by A.G. Butuzov (1993) and S.L. Sukharev (2008). It is also important to consider strategies of units with the “otherworldly” semantics’ cross-language transferring.
Key words: English language, supernatural, linguistic units with the “otherworldly” semantics, translation techniques, Russian language.
Джозеф Шеридан Ле Фаню – ирландский писатель, творивший в традициях готической прозы и являющийся автором классических рассказов о привидениях [7]. Как отмечает исследователь М.Ю. Черномазова, возникновение рассказов с привидениями как литературного жанра, возникшего в русле готической прозы, связывают с именами писателей Чарльза Диккенса, Джеймса Хогга, Томаса Пеккета Преста и Уильяма Харрисона Эйнсворта. Именно у этих авторов выявляются первые рассказы, написанные в жанре ghost stories [6, с. 15].
В Кембриджском справочнике по готической литературе «The Cambridge companion of Gothic fiction» обнаруживается следующая трактовка: «Готика играет с колеблющейся границей между земными законами устоявшейся реальности и вероятностью сверхъестественного [9, с. 2-3].
Как отмечает культуролог А.П. Забияко, религиозное мировоззрение представляет «сверхъестественное» как понятие, противопоставляемое действительному, чувственному миру. Религия отождествляет фантастических существ, свойства, связи с объектом поклонения и относит к категории сверхъестественное. К сверхъестественным аспектам, по замечанию исследователя, относят богов, духов, призраков, ангелов, чудеса, провидений, вампиров и проч. Мир естественных явлений, согласно религиозным представлениям, характеризуется произошедшим от мира сверхъестественного [1].
Британский исследователь К. Балдик в книге «The Oxford Book of Gothic Tales» среди образов викторианской литературы определяет следующие типы сверхъестественных явлений: потусторонние силы и посещение с злой целью, феномен призрак и странное заболевание (ср. вампиризм), жизнь после смерти, живые мертвецы, возвращающиеся из могилы, таинственное предопределение, проклятие [8, с. 8].
Для рассмотрения лингвистических особенностей реализации категории «сверхъестественное» в художественном тексте нами был выбран рассказ «The Ghost and the Bonesetter» / «Призрак и костоправ» (1838). Анализ стратегий перевода единиц с семантикой «потустороннего» проводится нами на материале русскоязычных версий вышеупомянутого рассказа, выполненных А.Г. Бутузовым (1993) и С.Л. Сухаревым (2008).
Так, в русскоязычной версии рассказа у А.Г. Бутузова прослеживается прием калькирования при переводе сравнительного оборота с семантическим компонентом сверхъестественное “My father pulled like the devil” [10]: «Тут мой отец вцепился в его ногу обеими руками и ну тянуть ее, как дьявол» [4].
Калькирование – прием межъязыковой передачи единиц оригинала путем замены их составных частей – морфем или лексем – их лексическими соответствиями в языке перевода [2, с. 75]. В данном случае нас интересует межъязыковая передача именно части с семантикой потустороннего, которая интерпретируется переводчиком посредством пословного воспроизведения лексем, ее составляющих, что свидетельствует об адекватности интерпретации. Передается не только смысловое содержание оригинала, но подбираются полноценные функционально-стилистические и словарные соответствия.
В рассказе «The Ghost and the Bonesetter» обнаруживаем лексическую единицу spirit/дух в значении видимое потустороннее явление: “Oh, blur and agres”, says my father, “isn’t this a hard case”, says he, “that old villain, letting on to be my friend, and to go asleep this way, and us both in the very room with a spirit”, says he” [10]. В обеих русскоязычных версиях рассказа – у А.Г. Бутузова и С.Л. Сухарева видим контекстуально обусловленный прием лексической замены: «Прикинулся моим другом, а сам захрапел, и сиди теперь тут с ним на пару по соседству с призраком, – говорит он» [5]; «Назвался моим другом и заснул, а комната та самая, с привидением, – говорит он» [4].
С.Л. Сухарев в русском переводе рассказа применяет прием конкретизации при передаче лексической единицы he/он: «После чего призрак, как ни в чем не бывало, взялся мерить зал шагами с таким трезвым и внушительным видом, будто сроду не вытворял ничего подобного» [5]. В исходном тексте: “And he began to walk up and down the room, looking as sober and as solid as if he never done the likes at all” [10]. Прием конкретизации представляет собой «замену слова или словосочетания исходного языка с более широким значением, словом или словосочетанием языка перевода с более узким значением» [3, с. 138]. С нашей точки зрения, причиной выбора переводчиком именно этого приема межъязыковой передачи является намерение подчеркнуть сверхъестественную атмосферу повествования и более детально представить в тексте образ призрака.
В русскоязычной версии рассказа у А.Г. Бутузова обнаруживаем прием добавления при переводе отрезка текста, являющегося описанием поведения призрака: «Все знали, что прадед нынешнего сквайра…имел привычку ровнехонько в полночь прохаживаться по замку; …и вот, если случалось ему натолкнуться на полную бутыль – тут же высаживал из нее пробку… – взаправду, хоть и привидение, но не в этом дело» [4]. В исходном тексте: “The neighbors had it, that the squire’s old grandfather…used to keep walking about in the middle of the night, ever since he busted a blood vessel pulling out a cork out of a bottle… − but that doesn’t signify” [10]. С нашей точки зрения, применение добавления обусловлено контекстом, так как речь в предложении идет именно о привидении, в связи с чем, переводчик вводит в текст именование этого сверхъестественного явления.
В русскоязычной версии рассказа у А.Г. Бутузова обнаруживаем опущение при переводе части исходного предложения “It is perhaps necessary to add that the superstition illustrated by the following story, namely, that the corpse last buried is obliged, during his juniority of interment, to supply his brother tenants of the churchyard in which he lies, with fresh water to allay the burning thirst of purgatory, is prevalent throughout the south of Ireland” [10]: «Вероятно, следует добавить, что поверье, описанное в этом рассказе, а именно о покойнике, который, попадая в чистилище, обязан подносить воду ранее похороненным соседям по кладбищу, распространено повсеместно на юге Ирландии» [4]. В данной интерпретации видим опущение переводчиком некоторых значимых смысловых элементов исходного отрезка текста. Так, например, переводчик опускает конструкцию during his juniority of interment/пока он еще похоронен недавно, что приводит к семантической потере исходного смысла, т.к. в русскоязычной интерпретации не указываются временные рамки описываемой повинности, что является существенным упущением. Кроме того, переводчик опускает конструкцию to allay the burning thirst of purgatory / чтобы унять горячую жажду чистилища, что также является примером семантической потери смысла при попытке межъязыковой передачи исходного отрезка текста. Вследствие опущения этой существенной детали, для читателя остается загадкой причина возникновения описываемой автором повинности.
Далее обратимся к анализу стратегий перевода единиц с семантикой «потустороннего». Так, необходимо отметить, что, разделяя точку зрения исследователя В.Н. Комиссарова, мы придерживаемся следующей позиции относительно существующих переводческих стратегий: первая из них направлена на воссоздание смысловой полноты оригинала, вторая – на воссоздание формально-стилистических особенностей языка оригинала [3].
К первой стратегии можно отнести интерпретацию А.Г. Бутузовым части pulled like the devil – ну тянуть ее, как дьявол, в которой переводчиком осуществляется пословное воспроизведение лексем, составляющих конструкцию, что позволяет наиболее полноценно передать авторскую интенцию. И А.Г. Бутузов, и С.Л. Сухарев оправданно используют прием лексической замены, переводя лексическую единицу spirit русским словом призрак/привидение (видимое потустороннее явление), а не дух (невидимое сверхъестественное существо), подчеркивая, что в рассказе речь идет о вполне видимом сверхъестественном явлении, что также можно отнести к намерению наиболее полно воспроизвести исходный смысл при переводе с английского на русский язык. Еще один пример воссоздания смысловой полноты оригинала – применение С.Л. Сухаревым приема конкретизации, при котором нейтральная лексическая единица he/он заменяется словом призрак, имеющим потустороннюю коннотацию, что является вполне оправданным способом перевода в связи с тем, что речь в рассказе идет именно о привидении. А.Г. Бутузов использует смежное переводческое решение, применяя прием добавления, привнося в русскоязычную интерпретацию лексический элемент с сверхъестественным значением – призрак, что, конечно же, допускается вышеупомянутым контекстом.
Ко второй рассматриваемой нами стратегии, при которой переводчиком воспроизводятся формально-стилистические особенности оригинала, можно отнести интерпретацию А.Г. Бутузовым предложения “It is perhaps necessary to add that the superstition illustrated by the following story, namely, that the corpse last buried is obliged, during his juniority of interment, to supply his brother tenants of the churchyard in which he lies, with fresh water to allay the burning thirst of purgatory, is prevalent throughout the south of Ireland” [10], когда опущение двух исходных частей не позволяет полноценно передать описание повинности, которую вынуждена отрабатывать умершая душа на том свете, будучи похороненной недавно, дабы унять горячую жажду чистилища. Оба элемента, выделенные нами курсивом, в русскоязычной версии отсутствуют, что оставляет в тексте существенную недосказанность для читателя.