Сны сумасшедшего. Сборник первый

Вероятность найти по записке родственников слишком мала. Когда есть документы, архивные документы, списки частей и тех, кто воевал, шанс найти родственников возрастает в разы. Да и если их нет, то похоронить с почестями – уже большое дело. А тут записка, еще и с именами и фамилиями.

Записка про школьницу Аленку больно уж сильно запала мне в душу. Может от того, что осенью и моя дочурка пойдет в первый класс, а может… Да скорее всего именно это и сыграло во мне главную роль.

Когда тело бойца отправляли в морг, я той же машиной отправился в город Орел. Оттуда в Москву. Так как система уже налажена, я подключил связи в архивах, историков и музейщиков, и стал ждать. Ждать пришлось совсем не долго. Хвала и уважение поколению, которому не нужен компьютер. Правда, срочно пришлось вернуться в Орел, где с незапамятных времен работает и тесно сотрудничает с нами Альфред Геннадьевич.

Альфред Геннадьевич позвонил и попросил приехать к нему в музей. К моему прибытию, он уже откопал пожелтевшую газетенку и положил ее передо мной. Прижав её ладонью, не давая открыть, этот старик, в свете солнечных лучей, казавшийся таким же пыльным и старым, как его пиджак, посмотрел мне в глаза, поправил очки и сказал: – Я тогда был совсем молодым, а к нам приехал парень. Ну, герой войны знаете ли. – Не смотря на преклонный возраст Альфред Геннадьевич ко всем обращался на Вы.

– Так вот. Приехал к нам парень. Рыжий. Нас в клубе собрали. Шум-гам стоит. Все его спрашивают, мол, страшно ли было? Мы ведь по молодости все о героизме грезили. Сколько вас в отряде было? Ну и прочие вопросы, про войну. А парнишку этого звали Павел. Я ещё запомнил. Мы спрашиваем, как к вам по имя-отчеству? А он смеется и говорит – «отчества у меня нет». Детдомовский он. Родители во время бомбежки погибли. Его в детдом, так фашисты и детдом разбомбили. Он за красноармейцами и увязался. Бегал там по делам штабным. То письмо отнести, то бинты принести сестричкам в госпиталь. Комбриг сначала его хотел отослать, а что его ждало там, в тылу? Правильно. Шпана уличная, воровство, голод и, как итог – либо колония, либо пуля милицейская. В общем, упросили бойцы Пашку у комбрига. Комбриг согласился, но сказал, мол, когда «в бой!», чтобы Пашка в тыл к медикам уходил – пущай там помогает. На том и порешили. Так вот фамилия у парня была Митяев. Павел Митяев.

Альфред Геннадьевич протер очки и добавил – Вы меня знаете хорошо. Мы с вами столько лет работаем. Я как услышал про вашу записку, так и позвонил. На имена память у меня отличная. Вот только тот ли это Пашка Митяев?

Альфред Геннадьевич толкнул по столу газету.

Когда появляется направление для работы, это ни с чем несравнимое чувство. Часто мы сталкиваемся с безмолвием. Когда уже нет ответа, нет нитей и зацепок, а тут – целая газета. Из статьи в газете я уже нашел и бригаду, и остальные недостающие звенья моего ребуса. Поднял архивы и через три дня спешил через полстраны в Омск, где ждал Павел.

Сын Павла Митяева Олег Павлович любезно встретил меня на вокзале. Как все-таки отличаются люди за Уралом. Они всегда готовы бросить дела и, всегда найдут время, чтобы встретить абсолютно незнакомого человека, как снег на голову свалившегося со своими историями и проблемами. По дороге я узнал от Олега, что после моего звонка, отец, услышав о письме от неизвестного солдата особо не удивился, так как был посыльным. Но когда ему упомянули об Аленке, его будто подменили. Он ожил, вскочил и начал ходить по комнате туда и обратно, требуя, чтобы Олег тут же связался со мной и сию же минуту ехал встречать на вокзал, абсолютно не обращая никакого внимания на объяснения сына, что поезд придет только через два дня.

Павел встретил нас у подъезда. Он торопливо поздоровался и попросил письмо. У меня была копия, которую я вытащил из папки и передал Павлу. Павел прочитал письмо и заплакал. Только что стоявший, как штык и бодро требовавший письмо старик обмяк. Мы помогли ему присесть на лавочку. Жена Олега сбегала за нашатырем. Не помогло. Вызвали «Скорую». Пока медики ехали к нам, мы помогли Павлу зайти домой, а он всё продолжал плакать.

Медики проверили давление, сделали укол, выписали рецепт лекарств, прописали покой, затем выписали «нагоняев» нам с сыном Павла и уехали.

Придя в себя и успокоившись, Павел начал рассказ.

«Мужики пайкой делились, но и я старался теленком не ходить, не быть балластом, так сказать. В бригаде ко мне всегда относились очень хорошо. Но один уж больно присматривал. Прям, как отец был. И мыться заставлял, и писать-читать учил и заставлял, я-то тогда пацаном был, сорванец считай. Мыться не хочу, учиться тем более. Ну, вот он меня всё подле себя держал. Наукам учил. Начитанный он очень был. А как вечер, так он про дочурку рассказывал. Ох, любил он её. Скучал. Тосковал даже. Я по молодости думал – вот мужики у нас – кремень, а раз ночью встал, а Олега нет в блиндаже, я на улицу вышел, а он сидит поодаль и плачет. Я за водой метнулся, он попил и говорит, что мочи нет, скучает. А надо идти вперед. Все хотел поскорее до Берлина и домой. Чтобы дочку увидеть. Тогда-то он мне и рассказал, что до дочки, жена на сносях была, но раньше срока родила, а дите мертвое. Примерно моего возраста пацан должен был родиться. Сказал, что меня ему Бог послал, и он меня к себе заберет. Я и рад был, все равно ж как отец за мной приглядывал. А потом, дня через три, он нервничать начал, будто чувствовал. Он тогда мне сказал: «Если что, я тебя найду. А если не станет меня, я письмо напишу, ты письмо то у меня забери перед боем, отнеси моим. Они тебя примут». И как знал, но до боя я его не успел повидать. Я бинты должен был принести, как раз в госпиталь бежал. К госпиталю подбегаю, а госпиталь снарядом… Всех медсестричек одним снарядом… Меня так швырнуло! Осколками чуть на куски не разорвало. Как потом собрали и сшили, сам не знаю. Потом уже в тыл, пока туда-сюда, пока оклемался, пока швы сняли, уж времени прошло. Сказали, странно, что кишки не вывалились, пузо разрезало наискось. Рука, ноги – все в порезах. Левой руки вообще не нашли. Но, что было, так сказать, сшили. Правда, и назад на фронт уже не пустили. Я сбежал. Поймали. Мои-то уже ушли вперед, а с других частей меня не знают. Кто на фронт пацана, в бинтах, без руки, да с контузией пустит то? Отправили назад, в тыл. Я долечился и в Куйбышев поехал. Олег то оттуда был родом. Я в его честь и сына назвал. Очень уж он ко мне сердобольный был. Приехал. Там Алёнка, и мать еёшняя. Им самим то кушать нечего – война же. А тут я, весь израненный, работник никудышний, калека однорукий. На кой им такой? Они мне и рассказали, что весточка пришла, что при наступлении на Орловском направлении без вести пропал Олег. Я про наказ его, чтобы приютили меня, не смог тогда сказать ничего. Про отца рассказал, как тосковал он по Аленке. Поплакали. А утром я уехал, хоть мамка Аленки и просила остаться, мол, вместе-то проще будет. Не решился. Сказал, что ждут меня и уехал. Никто меня не ждал конечно же, но не хотел обременять. А после войны, когда отучился, работу нашел, на ноги встал, приехал, а их нет. Ниточка и потерялась. Пытался найти конечно, но… Да и своя жизнь закрутилась. Сказали, что все у них более ли менее, на том и успокоился.

Старик замолчал, а мы ушли на кухню пить чай, оставив его наедине с воспоминаниями. Через некоторое время он присоединился к нам. Там я рассказал ему, что сейчас, по делам без вести пропавших бойцов Красной армии, совместно с архивами и музеями, налажено работает целая система. Старик, конечно же, согласился попробовать найти Аленку и передать ей то драгоценное письмо, наконец-то увидевшее солнечный свет.

Павел на зубок знал фамилию, имя и отчество своего второго отца. Однако для точности, он достал с верхней полки блокнот и прочитал запись, показав ее нам. Там действительно были записаны все данные, которые он помнил и знал о своем «втором» отце и о других бойцах Красной армии, с которыми служил.

Попрощавшись с Павлом, я вернулся на вокзал. Оттуда я направился назад в Москву. Даже по имеющимся данным, предстояло немало работы. С Олегом все понятно, откуда он и когда призвался, я уже узнал. То, что его семья проживала в Самаре, а тогда в Куйбышеве, это хорошая наводка. Теперь нужно найти, куда они переехали.

По возвращению я «забурился» в бумаги и вскоре нашел адрес. По предварительным данным Алена проживает в Комсомольске, или Комсомольском под Воркутой. Туда, не теряя ни дня, я и направился.

Вот что не показывай по телевизору о технологиях, а правильно говорят – Россия огромная страна, даже сегодня она простирается от двадцать первого до шестнадцатого века. Где-то заряжают автомобиль от розетки. А где-то на лошадях вывозят дрова, чтобы затопить печь, согреть избушку и приготовить еду. Мне, по роду профессии, приходится ездить по разным местам России, и порой за несколько дней я проезжаю этот промежуток между веками. Из Москвы в Воркуту, оттуда в Комсомольский, а оттуда в деревушку поменьше, где Аленка проработала до глубокой пенсии на почте. В сельсовете встретили не по северному тепло, напоили чаем и с удовольствием рассказали про Аленку. Алена Олеговна приехала в Воркуту в конце пятидесятых. Ударница. Активистка. Любимица коллектива. А потом, как молодого специалиста назначили начальницей почты в Комсомольский. Очень она любила вспоминать отца и никогда не говорила о войне, в душе ненавидя её. Замужем была, но детьми так и не обзавелись, не было. Так она и проработала всю свою жизнь на почте. А как прошлой весной мужа схоронила, так через месяц и сама померла.

После этих слов я чуть не подавился.

– Как? – переспросил я.

– Так, старенькая она была.

В тот же день я отправился на кладбище. Мне объяснили, где её похоронили, и я без труда нашел крест с ее табличкой и фотографией. Я поправил цветы, развернул письмо ее отца, которое она так и не получила при жизни и положил рядом с могилой.

Помните, я говорил о безмолвной тишине? Когда делаешь дело, надеешься увидеть и обрадовать людей, принести ответы, донести письмо, сообщение, весточку. А вместо этого в ответ лишь безмолвная тишина. Она съедает изнутри весь свет, какой только может излучать душа. И никогда не знаешь, насколько долго она будет сидеть в груди, давя на сердце.

P.S. Я возвращался к своей бригаде на место раскопок. Я загружал себя мыслями о работе, и безмолвная тишина потихоньку начинала отступать. Нужно было сделать ещё так много: успеть донести не дошедшие письма, отыскать и похоронить с достоинством тех, кто так и остался на полях сражений той страшной войны. Светило солнце, освещая зеленеющий и безмятежный лес, каким-то волшебным призрачным светом. А мир тем временем стремительно готовился к новой войне.

Дорога домой.

Часть первая.

Все это началось в обычную смену в обычный будний день. Заступивший на дежурство старший лейтенант милиции Игорь Ершаков, прозванный за своё поведение и обходительность с дамами «Павлином», пришел в некоторое замешательство, когда узнал, что с сегодняшнего дня свои дежурства он будет коротать не со своим напарником, а в компании Владислава Синина – стажера, прибывшего из школы МВД совсем недавно.

Посмотрев на Володю с некоторым негодованием, Игорь лишь пожал плечами и сказал с усмешкой начальнику отдела:

– Ну, следовало бы для начала хотя бы покормить недельки две, а то смотрю, их в учебке вообще не кормили. А уж после, можно и на службу отправлять. А то ишь, какого сохлика дают, авось не просто палкой махать дали. Остановишь вот так бухого амбала, и что он делать будет? Бывает ведь, что без лома, не обойтись. Приемы рукопашки в России не всегда помогают.

– Ну вот и откормишь. Принимай стажера. И что бы через неделю был «волчарой».

Так напарники заступили на первое дежурство. Объясняя Володе порядок оформления дорожно-транспортных происшествий, Игорь понял, что парень смышленый и все схватывает на лету. Уже к концу первой смены, Володя без проблем оформлял механические дорожно-транспортные происшествия самостоятельно. Благо в час-пик тренироваться где, было достаточно.

Потянулись рабочие будни. В одно из ночных дежурств, около полуночи в дежурную часть поступило сообщение о том, что на трассе, при подъезде к городу, произошло опрокидывание автомашины. В ДТП, скорее всего, есть пострадавшие. Следуя к месту происшествия, Володя с непривычки бодрствования ночью, то и дело засыпал, постоянно дергаясь при пробуждении ото сна. Прибыв на место, Ершаков сразу сказал: – У-у-у, мы тут на долго.

Разбираться пришлось действительно долго, хотя на этот раз обошлось без погибших. Набитая пьяной молодежью «шестерка», на полной скорости, съехав с дороги, опрокинулась. При опрокидывании, автомашина задела дерево, в результате чего сильно деформировался кузов. Пассажиры, разбросанные по полю, к приезду экипажа, уже собрались у автомашины. Оставив попытки вытащить своего горе-водителя, они тут же разложили закуску и продолжили отмечать, по-видимому теперь свой второй день рожденья. Водителя, не приходящего в сознание, зажало между сиденьем и рулем. Хотя водитель и был худенький, выдернуть его так просто не получилось. Медбрат из прибывшей кареты скорой помощи оказался одноклассником Синина. Поздоровавшись, медбрат подошел к водителю и проверил пульс.

– Живой ваш водила. Хотя запах алкоголя даже через маску пробивается.

Медбрат ввел обезболивающее и направился к пассажирам, для оказания им медицинской помощи. Подвыпившие девчонки, кокетливо обступили медбрата. Тем временем инспектора приступили к разжиманию «клещей», державших водителя. С соседней деревни уже приехал «сельхозник» для помощи инспекторам. Зацепив одну сторону автомашины за грузовик, а другую за дерево тросами, «клещи» были разжаты. Когда водителя «шестерки» вытащили, он оказался не просто худой, а тощий.

– Наверно, от того водка в голову дала сильнее остальных, а захмелев в пути, он и не справился с управлением. – рассуждал Игорь. – Да, хотя, какая теперь разница. Жив и ладно.

Теперь это действительно уже значения не имело. Отправив водителя на «скорой» в город и зарисовав место происшествия, сотрудники начали думать, чем и как экспортировать транспорт в недоступное для мародеров место. Благо водитель КамАЗа согласился оттащить этот металлолом к гаражу местного сельскохозяйственного кооператива, где её оставили у сторожки. Не перевелись ещё на Руси настоящие люди, способные помогать не за оплату. Опросив тех, кто был в машине, но после отказался от помощи и не поехал в больницу, экипаж начал собираться в обратный путь.