Книжный фургончик Арии

Отдохнувшая после долгой ночи сна, я иду искать Рози, крепко прижимая к груди упакованные книги Мейв Бинчи, не желая расставаться с ними. #ПроблемыКнигопродавца. Мейв всегда была одной из моих любимых писательниц. Ее романы из тех, к которым притягивает в плохой день, когда охота обнять старых друзей, у которых в жизни негладко точно так же, как и у тебя.

Рози погружена в разговор с менеджером лагеря, Антуанетт, и каким-то молодым парнем с суровым выражением лица. Она машет, мол, иди к нам.

– Привет, – здороваюсь я, замечая, что Рози выглядит напряженной, глаза бегают – привычные признаки того, что ей некомфортно и она близка к тому, чтобы сбежать. Я кладу ладонь ей на плечо, чтобы успокоить.

Нас представляют, и Рози сбивчиво объясняет, что взнос продавца на ярмарке сильно выше, чем мы думали. Почему этот человек разыскал нас в лагере вместо того, чтобы отправить письмо? Похоже на какую-то тактику запугивания.

– И почему же? – непонимающе уточняю я. – Мы получили письмо о взносе несколько недель назад. Мы согласились и уже оплатили.

Мужчина, Жан-Пьер, жмет плечами, и Антуанетт говорит с ним на французском, слова вылетают быстро, словно из пушки. Он снова пожимает плечами, и она вздыхает. Что бы ни происходило, Антуанетт, кажется, на нашей стороне, но удача – нет.

– Жан-Пьер говорит, что сейчас продавцов сильно больше, так что цены повышаются.

Я уверена, что нам пытаются навязать налог туриста, о котором мы так много слышали, и я не собираюсь уступать.

– Если продавцов больше, цена, очевидно, должна падать, не повышаться. Иначе он просто пользуется случаем. И он каждого из продавцов собирается осчастливить персональным визитом и потребовать больше денег или только нас?

Он скрещивает на груди руки и агрессивно бормочет что-то Антуанетт. Взгляд Жан-Пьера становится ледяным, и мой вслед ему тоже. Бедняжка Рози бегает глазами по сторонам, словно ищет возможность сбежать.

– Давайте просто уедем, – говорит Рози. – Найдем другую ярмарку.

– Ничего подобного. Мы спланировали это несколько недель назад, и я во всех соцсетях распространила информацию, что мы будем тут, так что мы никуда не уедем, – я поворачиваюсь к Антуанетт. – Спасибо за помощь с переводом, но дальше я сама.

Антуанетт выглядит растерянной, и мужчина задиристо склоняет голову, словно побуждая меня ввязаться в спор. Я выпрямляюсь во весь рост, как делают в книгах, и говорю:

– T’es une poule mouillеe![11 - Ты просто слизняк! (фр.)]

Они таращатся на меня, раскрыв рты.

– Что ты сказала? – шепчет Рози и достает телефон, принимаясь неистово печатать.

Я игнорирую Рози и сосредотачиваюсь на враждебном мужчине перед собой.

– Мы будем на ярмарке и не заплатим ни на евро больше той цены, о которой договорились!

Антуанетт кивает и пытается скрыть улыбку. Я уношусь прочь, надеясь, что нас не будут и дальше обдирать лишь потому, что мы здесь новенькие, и они думают, что у нас нет головы на плечах.

– Погоди! – Рози с трудом поспевает за мной. – Если верить моему переводчику, ты только что сказала ему: «Ты мокрая курица!»

Она закусывает губу, а потом разражается смехом.

Я останавливаюсь и кладу руки на бедра, грудь вздымается от адреналина, но я продолжаю кидать злобные взгляды в его сторону на случай, если он еще наблюдает за мной. Он наблюдает.

– Я знаю только это и «Твоя мать проститутка», думаю, второе было бы неуместно.

– Почему?

– Ну, кому бы понравилось услышать, что его мать…

– Нет-нет, – она поднимает ладонь, останавливая меня. – Почему ты знаешь эти фразы?

– Я читала ромком, в котором действие происходило во Франции. И перечитывала его столько раз, что запомнила их. Смотри, как пригодились.

Она закатывает глаза.

– Я должна была догадаться, что это из книжки. Поверить не могу, что ты просто взяла и назвала его мокрой курицей. Я чуть не умерла, его лицо… Мне показалось, что у него сейчас голова взорвется.

– Очевидно, это значит, что человек трус или что-то вроде этого. Я люблю французские оскорбления, они просто лучшие. – Наша Рози не сильна в конфронтациях, но я готова в них вступить, если повод весомый. – Нельзя просто позволить ему сесть нам на голову. Позволить одному – значит позволить им всем, и это станет привычкой. К тому же терпеть не могу таких заискивающих людей. Аж мурашки по коже.

Ее распахнутые глаза серьезны.

– Уверена, они не все такие. Он попытался разыграть свою карту и проиграл.

Я притворяюсь, что поигрываю мускулами, и говорю.

– И у нас есть запасной план, если он попытается отстранить нас от участия.

– Оружие! Какое… лопатка? Венчик? Нет, сковородкой по башке!

Я приподнимаю брови.

– Чего? Нет! У нас есть Макс!

– Точно! Двухметровый накачанный мужчина. Как я могла забыть. – Она ударяет ладонью по лбу.

Я приподнимаю руку.

– Ну да, он добрый великан. Но знать об этом никому не обязательно.

Я, конечно, способна постоять за себя, но иногда я скучаю по тем временам, когда могла отправить мужа на передовую разбираться со всякими скользкими Жан-Пьерами. Хотя Ти Джей давил бы на него своей добротой, пока противнику не пришлось бы сдаться…

Мы отправляемся в новый город, обсуждая разворачивающуюся перед нами красоту, гуляя по узким средневековым улочкам. Свежий утренний воздух словно энергетик, я чувствую себя отдохнувшей от долгой вчерашней поездки и вскоре забываю о Жан-Пьере.

– Я даже не изучала карты, чтобы найти тебе книжный, – говорит Рози.

Я приподнимаю бровь.

– Это прогресс.

– Нет, дело не в этом. Я знаю, что ты его вынюхаешь. Ты как собака-ищейка, когда дело касается книг. Этому можно научиться, или у таких книголюбов, как ты, это врожденное?

Я пихаю ее бедром.

– Очень смешно.

Мы петляем по улочкам, полным разноцветных домов, пока Рози не останавливается у un еpicier[12 - Бакалейщик (фр.).], чтобы закупиться основными ингредиентами для выпечки на ярмарку. Инжир такой спелый, что вот-вот лопнет, – выйдет великолепный джем для ее французских с небольшой примесью Девоншира чаев. Продавец обещает доставить ее трофеи в лагерь через пару часов.

Мы идем дальше, останавливаясь у fromagerie[13 - Сырный магазин (фр.).], благоухающего ароматами экзотических сыров. Рози обсуждает с продавцом разные виды сыра. Она просто кладезь информации о французской кухне, пятнадцать лет проработала в «Эпохе», французском ресторане в Лондоне. Продавец предлагает нам попробовать выдержанный конте, настолько вкусный, что если я не съем еще, то умру. Потом он отрезает ломтики тянущегося камамбера, такого сливочного и роскошного, что отныне я клянусь есть только французский сыр всю свою оставшуюся жизнь. Я трачу слишком много денег, но покидаю fromagerie счастливой.