– Когда ты так это говоришь, конечно, это звучит абсурдно! Но им не просто нравится читать, это у них в крови, как у тебя! Они этим живут, этим дышат и празднуют свои литературные достижения. А еще там есть сырные магазины, кто не любит сыр?
Я изгибаю бровь.
– Я люблю сырные магазины. И кондитерские.
– Особенно кондитерские. Так что, мы решили? Оставляем позади фестиваль и все, что мы знаем, и испытаем удачу во Франции?..
– Что мы теряем? – говорю я. – Если не получится, вернемся домой…
Но ни за что я не влюблюсь, разве что во французский обед из трех блюд. Этому я могу приоткрыть свое сердце.
Глава 1
Саутуарк, Лондон
В эфемерных тенях уютного лондонского паба мы с подвыпившими друзьями-кочевниками сбиваемся вместе, не обращая внимания на шум, тепло чужих тел – ни на что, кроме друг друга. Мы формируем тесный кружок, и наш смех смешивается со слезами. Макс запевает «California Dreamin», и мы подхватываем одну из наших любимых песен прошлого года, ту, что мы пели, сгрудившись у костра под мягким лунным светом под чей-то тихий гитарный перебор. Сейчас же мы закидываем руки друг другу на плечи и покачиваемся, не переживая о том, как глупо, должно быть, выглядим.
Это созвездие свободных и прекрасных кочевников собирается рассыпаться по миру, как бисер, и, несмотря на все наши усилия, вероятность, что мы снова встретимся, очень мала. По опыту я знаю, что некоторые устанут от жизни на колесах, продадут фургон и вернутся к работе с девяти до пяти. Других очарует человек или город, и они обретут дом на чужой земле. Кто-то продолжит свой путь до края света, в поисках чего-то неуловимого, что даже они сами не смогут понять. Прощаться всегда тяжело, но у этого прощания особое, окончательное послевкусие. Все, чем мы дорожили, путешествуя вместе по фестивальному маршруту, распадается на части.
Может, это чувство от того, что я с моим фургоном, магазинчиком «Долго и счастливо», отправляюсь в грандиозное путешествие по Франции вместе с лучшей подругой Рози, ее чайным фургончиком, ее бойфрендом Максом и его веганским кафе. Некоторые другие кочевники тоже заинтересовались нашим маршрутом, но лишь время покажет.
Мы ненадежная компания.
Ну, все, кроме Рози. Рози уже пытается подчинить себе расписание, сопоставить каждую дату и место, составить список каждого непредвиденного обстоятельства, просто таков ее характер, хоть она и знает, что, по сути, невозможно распланировать жизнь в доме на колесах. Но от этой ее привычки так легко не избавиться. Я обожаю чудаковатость Рози, но она постепенно учится отпускать контроль над вещами, которые тянут ее назад.
Кроме этого, когда ты кочевник, особо ничего не распланируешь. Фургоны ломаются, фестивали отменяют из-за ненастной погоды или из-за того, что не приехала звезда, заканчиваются деньги – столько развилок, по которым может пойти завтрашний день.
Наше сборище, расчувствовавшись, разбредается за новой порцией выпивки. В воздухе, словно исчезающий след от бенгальских огней, витают обещания, что не будут сдержаны. Я печально улыбаюсь: как же хочется, чтобы этот момент не кончался, но знаю, что все они приходят к завершению.
Таков путь.
Я нахожу уединенный стул и глотаю вино, в уме подсчитывая, сколько я уже выпила (слишком много), но потом понимаю, что угрюмые прощания в любом случае гарантируют томительное похмелье.
Рози прокрадывается ко мне и, тяжело вздохнув, усаживается рядом, щеки у нее раскраснелись от алкоголя.
– Не думала, что будет настолько тяжело, – говорит она, склонив голову на мое плечо. Светлые пряди ее волос свисают, словно ленточки.
Я наклоняю голову, прижимаюсь щекой к ее макушке.
– Знаю, – выдыхаю я. – Клянусь, каждый год становится все сложнее.
В нашем небольшом кочевническом пузыре все чувствуют себя в безопасности, поэтому делятся друг с другом сокровенным, рассказывают о своем прошлом. Мы смеемся так громко, что болит живот, и ссоримся из-за пустяков, которые кажутся важными. И будто по щелчку пальцев это все заканчивается, и каждый отправляется своей дорогой.
Рози молчит, поигрывает браслетом из бусин, прокручивает его на запястье снова и снова. Ей прощания даются тяжелей всех, ведь это ее первый год в качестве путешественника.
– Пожалуй, когда мы состаримся и поседеем, мы сможем вспомнить всех этих людей, которые оказались в нашей жизни, неизгладимо изменили ее, а потом покинули.
– Это мне нравится.
Я представляю пожилых Рози и Макса на обитом ветрами крыльце, сжимающих в руках кружки с ароматным домашним чаем, все еще влюбленных друг в друга. А потом я представляю седовласую будущую себя, в одиночку обуздывающую бесконечные дороги. Но со мной все еще будут мои книги, ведь правда? Бесшабашные романы, которые наполняют восторгом мои дни и побуждают мечтать, вымышленные персонажи, что видят меня насквозь…
Но, оглядываясь по сторонам, я вижу комнату, наполненную влюбленными парочками, не-вымышленными парочками, и меня пронзает укол одиночества, несмотря на то, что я окружена людьми, которым небезразлична.
Глубоко погрузившись в свои мысли, я резко возвращаюсь в реальность, когда Рози тычет меня в ребра локтем.
– Чего? – спрашиваю я.
Она не сводит глаз с мужчины у бара; даже со своего места я узнаю эти широкие плечи, эту позу, то, как он стоит, засунув руки в карманы. Он выглядит задумчивым, терпеливо ждет, как будто наполовину не здесь, потерян в свои мыслях.
– Это Джонатан! – восклицает она слишком громко. Я зажимаю ей рот рукой, не обращая внимания на то, что, наверное, размазываю ее помаду. Сквозь ладонь я чувствую вибрацию ее смеха.
– Тихо! Не привлекай внимания. – Мое сердце колотится, и я пытаюсь понять, что он делает здесь. Именно в этом месте. Именно в это время.
Она высвобождается, помада смазалась лишь немного.
– А почему нет? Разве мы не собираемся хотя бы поздороваться?
Рози приподнимает брови. Она делит мир на черное и белое, никаких серых полутонов.
Пытаясь объяснить, я на мгновение оборачиваюсь, чтобы мельком взглянуть на того, кто слишком часто прокрадывался в мои мысли с того дня, как мы познакомились. Его темные волосы отросли и свернулись кудрями у основания шеи. Он очарователен даже в профиль. Есть что-то невероятно чувственное в его губах, и, прежде чем я потеряюсь в этих предательских мыслях, я качаю головой. Увидеть его столько месяцев спустя оказалось словно электрическим разрядом, но только и всего. Я двигаюсь вбок, пытаясь спрятаться за Рози, которая, к сожалению, отодвигается от меня.
Мы с Джонатаном встретились в прошлом году на музыкальном фестивале, и он был бескрайне восхищен нашим кочевническим образом жизни. Болтать с ним было так просто, словно мы были старыми друзьями, встретившимися после долгой разлуки. Когда я говорила, он слушал и словно взвешивал каждое слово, что слетало с моих губ. Тогда впервые со смерти мужа я почувствовала крошечную искру в сердце, но вскоре я прогнала ее прочь. И правильно. Я дала обещание и намерена его сдержать.
Но присутствие Джонатана выбило почву из-под ног, то, как на него светил прожектор, словно призывая к действию… Хорошо, что я сижу.
– Ну так? – не отстает Рози.
– Что ну? Мы ему ни слова не скажем, Рози! Мы будем прятаться в этом углу и надеяться, что он уйдет. – Я делаю глоток вина и притворяюсь безразличной.
– Почему? – В ледяную голубизну ее глаз прокрадывается непонимание. – Признайся, что у тебя подскочил пульс, корсаж лопнул, а твои чресла…
Кто вообще использует слово «чресла» в наше время? Я качаю головой: она поддразнивает меня за любовь к сентиментальным романам и описывает их так же клишированно, как и прочие не-поклонники.
– Мои чресла – что?
– М-м… Затрепетали? – Она пытается подыскать подходящее слово, и это не увенчивается успехом.
– Ты себя слышишь? Мои чресла затрепетали? Откуда ты этого понабралась, Рози, только честно? – Несмотря ни на что, я захожусь смехом.
Она исступленно хихикает, и вдруг ее лицо озаряется пониманием.
– Принялись вздыматься! Вздымающиеся чресла – так же говорят, да?
– Если бы мои чресла вздымались, Рози, я бы отправилась в больницу за помощью, бога ради!
Я прячу лицо в ладонях: уверена, она привлекла к нам внимание всего бара, не только соблазнительно выглядящего Джонатана. У нашей Рози нет фильтра, стоило бы к этому уже привыкнуть. Но ей-богу. Я гляжу сквозь пальцы, убеждаюсь, что, разумеется, на нас глазеет половина Лондона, но Джонатан каким-то магическим образом смотрит в другую сторону. Маленькие радости жизни.
– Тебе повезло, что он не услышал, Рози!