Журнал «Юность» №11/2020

«Уже не человека – пленника…»

Уже не человека – пленника
Иных, заоблачных миров —
Спросил: «Позвать тебе священника?»
Отец кивнул без лишних слов.

Ведет дорога на заклание
Рабов Твоих в глухой тупик,
Чтоб для последнего свидания
Прийти в сознание на миг.

И длится до реанимации
Смертельный бой – предсмертный час.
А что не в силах попрощаться мы,
Так – то не главное сейчас.

«Выучил чиновничий язык…»

Сергею Сергеевичу Романову

Выучил чиновничий язык.
Он как птичий к нёбу прилипает,
сорный вытесняет борщевик,
говорит о том, чего не знает.

Клерк типичный, вросший в конеляр,
все на нем щебечет как по нотам.
Не отчет выходит – мемуар,
на потеху судьям, идиотам.

«Косогов В. Н., рожденный в
г. Железногорске (подсудимый —
далее по тексту). Он вины
не признал. Но факт неоспоримый:

рано утром, с четырех до пол —
девятого, записывает знаки
(вставлена шифровка в протокол,
будет взят анализ на филфаке)».

И уже другой напишет клерк,
препод с недосыпом под глазами:
«Косогов – ничтожный человек,
только вы его судите сами».

«Слава Богу, смертно это тело…»

Саре Зельцер

Слава Богу, смертно это тело.
Значит, прекратится в тот же миг
Боль в груди, что жгла осатанело,
С губ срывала первобытный рык.

Кто концовку выдумал? С улыбкой
На лице чтоб я сошел на нет.
Стал орфографической ошибкой,
С этим светом тот рифмуя свет…

Дмитрий Ларионов

Родился в 1991 году в городе Кулебаки Нижегородской области. Окончил филологический факультет ННГУ имени Лобачевского. Публиковался в журналах «Дружба народов», «Звезда», «Плавучий мост», «Кольцо А», «Нижний Новгород» и других. Шорт-листер Волошинского конкурса (2017, 2019), финалист премии «Лицей» в номинации «Поэзия» (2020). Живет и работает в Нижнем Новгороде.

«Кенигсберг» и другие облака

Другие облака

Кружила бабочка /исчезла/,
река в апрель перетекла;
а я курил помятый «Честер»,
смотрел другие облака.
«Ни древний Родос, ни Гавана, —
твердил себе. – Ни Лимасол.

Я вопреки – любил упрямо».
И пел БГ с альбома «Соль».
<…> но облака смещали тучи,
потом черемуха цвела.
Рюкзак и плеер многим лучше
сбивали перечень утрат.

Не говори, обычный метод;
другие песни прогони.
Проснусь и я лиловым летом,
где во свету лежим одни.
Обоим, верно, под двадцатник
/блестит заколка у окна,

молчит будильник у кровати /.
<…> идут другие облака
и чайки – разрезают утро.
<…> полуоткрытое окно.
И целый мир ежеминутно
опять сдвигается в одно.

«Играет ножичком на Лыковой…»

Играет ножичком на Лыковой;
сидит с иголочки клифтец.