В полночных звёздах правды нет. Избранное

Волю Вашу, как волю богов,
Я всегда исполнять готов.
Сто рупий прошу переслать по почте,
Но положенье моё упрочьте

Щедрой прибавкой: своя и врага
Кровь человечья – всегда дорога!

И я, к тому же, кормлю детишек,
Моих девчонок, моих мальчишек.

Бычий правительственный караван
Желает Вам здравья, сагиб капитан.

Желаю того же – от всей души.
Ваш
Бабу Харендра Мукерджи».

_________

Как волей могучей змеи гремучей
влеком зачарованный кролик,
Как в мире туманном ведомы дурманом
курильщик и алкоголик,

Как овёс и сено обыкновенно
манят к себе лошадок,
Как ждущее ухо ко всем звукам глухо:
только шёпот любви ему сладок,

Так О’Нил, молчалив, сидел, отстранив
мягко свою Мадонну,
И с горькой думой глядел угрюмо
на голову Боу Да Тона.

А рядом блистали ложки из стали,
пылко блистали вилки;
Тут же нередки были салфетки,
блюдца, тарелки, бутылки.

И на ум пришло, что давно прошло:
время потерь и лишений,
Рукопашные схватки, и засады, и прятки,
и дым, и огонь сражений, –

И ночной марш-бросок через степь и лесок,
и утром – прорыв, где не ждали,
И вечером – банджо («Сыграй, корифан Джо!»),
и проводы павших, и дале –

Вонь болот вспомнил он – и тот
резкий противный запах,
Когда сверху вниз – удар, и – заткнись,
не вой: ты у смерти – в лапах, –

И вспомнил поганскую ругань ирландскую
у Куттамау потока,
Где, увидев кресты, что стояли густы,
парни ругались жестоко.

Словно старый барк, он ушёл во мрак,
в Прошлое двинул мрачное,
В Прошлое двинул, в мыслях покинул,
оставил свою Новобрачную,

Ушёл в то время, где, молод, и в холод
когда-то трудился без меры,
Где Боу Да Тона гонял бессонно
от Малуна и до Цалеры.

Как труп, что на дне на большой глубине
извне еле-еле брезжит,
Так брезжила в нём бесстрастная страсть
тех, кто стреляет и режет.

Боялись его, но солдаты его
не глядели, делая дело,
На него с тем страхом, с каким жена
сейчас на него глядела.

Четыре месяца держала власть,
что Вечностью ей показалось,
И вот оказалось: кое-что в нём
ей неподвластным осталось.

Ужас – двойной: головы с головой
бой продолжался великий, –
Чёрной – в жестоких шрамах глубоких
с Красной, страшной и дикой, –

Где дух и основа чего-то такого,
что женщина прежде не знала,
Где ключ от Минувшего (казалось, уснувшего),