7 лучших историй для мальчиков

– Конечно, – ответил Гленарван. – Неужели вам так удобно на этих довольно-таки жестких ветвях?

– Никогда не чувствовал себя лучше даже в своем собственном кабинете! Мы живем, как птицы: распеваем, порхаем… Я начинаю думать, что людям предназначено жить на деревьях.

– Им не хватает лишь крыльев, – вставил майор.

– Когда-нибудь они сделают их себе.

– А в ожидании этого, – сказал Гленарван, – позвольте мне, милый друг, предпочесть этому воздушному обиталищу усыпанную песком дорожку парка, паркетный пол дома или палубу судна.

– Видите ли, Гленарван, – ответил Паганель, – нужно уметь мириться с обстоятельствами: хороши они – тем лучше; плохи – надо не обращать на это внимания. Я вижу, вы жалеете о комфорте своего замка.

– Нет, но…

– Вот Роберт, я уверен, совершенно доволен, – не дал договорить Гленарвану географ, желая привлечь на свою сторону хоть одного приверженца.

– Совершенно, господин Паганель! – весело воскликнул Роберт.

– В его возрасте это естественно, – заметил Гленарван.

– И в моем тоже, – возразил ученый. – Чем меньше удобств, тем меньше потребностей, а чем меньше потребностей, тем человек счастливее.

– Ну вот: теперь Паганель поведет атаку на богатство и роскошь, – заметил Мак-Наббс.

– Ошибаетесь, майор, – отозвался ученый. – Но если хотите, я расскажу вам по этому поводу маленькую арабскую сказку – она как раз мне вспомнилась.

– Пожалуйста, пожалуйста, расскажите, господин Паганель! – воскликнул Роберт.

– А что докажет ваша сказка? – поинтересовался майор.

– То, что доказывают все сказки, милый друг.

– Немногое, значит, – ответил Мак-Наббс. – Но все же рассказывайте вашу сказку, Шехеразада. Вы же так искусны в этом деле.

– Жил когда-то сын великого Гарун-аль-Рашида, – начал Паганель. – Он был несчастлив. Пошел он за советом к старому дервишу. Мудрый старец, выслушав его, сказал, что счастье вообще трудно найти на этом свете. «А все же, – прибавил он, – я знаю один безошибочный способ дать вам счастье». – «Что же это за способ?» – спросил юный принц. «Надо надеть рубашку счастливого человека», – ответил дервиш. Обрадованный принц расцеловал старца и отправился на поиски своего талисмана. Он долго странствовал. Он посетил все земные столицы, пробовал надевать на себя рубашки королей, рубашки императоров, рубашки принцев, рубашки вельмож – напрасный труд: счастливее он не стал. Тогда принц принялся надевать рубашки художников, воинов, купцов. Никакого результата. Долго он скитался таким образом в тщетных поисках счастья. В конце концов, отчаявшись в успехе, принц печально отправился назад, во дворец своего отца. Вдруг он увидел в поле шедшего за плугом крестьянина. Тот весело распевал. «Если вот этот не счастлив, то счастья вообще нет на земле», – подумал принц, и, подойдя к пахарю, он спросил его: «Добрый человек, счастлив ли ты?» – «Да», – ответил тот. «А скажи, ты ничего не хочешь?» – «Ничего!» – «И даже не хотел бы променять свою долю на долю короля?» – «Ни за что!» – «Ну, тогда продай мне свою рубашку». – «Рубашку? Нет у меня рубашки».

Глава XXV

Между огнем и водой

Сказка Паганеля имела огромный успех. Ему даже аплодировали, но каждый остался при своем мнении. Ученый достиг обычного результата всякой дискуссии – он никого не убедил. Но все же с ним согласились в том, что под ударами судьбы не нужно падать духом и что если нет ни дворца, ни хижины, надо довольствоваться и деревом.

Пока велись эти разговоры, наступил вечер. Такой тревожный день мог быть достойным образом завершен только крепким сном. Гости омбу были не только утомлены борьбой с наводнением, но, сверх того, измучены жгучей дневной жарой. Их крылатые товарищи уже скрылись в гуще листвы; мелодичные рулады хильгуэрос, этих пам-пасских соловьев, мало-помалу затихали. Видимо, пернатые погружались в сон. Лучше всего было последовать их примеру.

Но прежде чем, по выражению Паганеля, «забиться в гнездышко», Гленарван, Роберт и географ взобрались на свою «обсерваторию», чтобы в последний раз произвести наблюдения над водной равниной. Было около девяти часов вечера. Солнце только что скрылось в сверкающем тумане. Вся западная половина неба утопала в горячих парах. Обычно столь яркие созвездия Южного полушария смутно мерцали, будто скрытые мглистым покровом. Все же их можно было распознать, и Паганель познакомил Роберта и Гленарвана со звездами полярной зоны. Ученый указал им, между прочим, на Южный Крест – созвездие из четырех звезд первой и второй величины, расположенных в виде ромба почти на высоте полюса; на созвездие Кентавра, одна из звезд которого, Альфа, наиболее близка к Земле; на две обширные туманности – облака Магеллана, – из которых более крупная заволакивает пространство, в двести раз большее видимой поверхности Луны; и, наконец, на «черную дыру» – то место на небесном своде, где как будто совершенно отсутствуют звезды.

Географ очень жалел о том, что на небе еще не появился видимый на обоих полушариях Орион, но зато он рассказал своим ученикам об одной любопытной частности патагонской «космографии». По мнению поэтичных индейцев, Орион представляет собой громадное лассо и три болас, брошенные рукой охотника, бродящего по небесным прериям. Все эти созвездия, отражаясь в зеркале вод, создавали из него как бы второе небо. Нельзя было не восхититься этой картиной.

Пока ученый Паганель посвящал своих слушателей в тайны космографии, небо у восточной стороны горизонта омрачилось. Густая, темная, резко очерченная туча постепенно поднималась вверх, гася звезды. Мрачная, зловещая, она вскоре заволокла половину небесного свода. Казалось, что она движется сама собой, так как не чувствовалось ни малейшего ветерка. Воздух был неподвижен. Ни один листик на дереве не шевелился, ни малейшей ряби не пробегало по поверхности вод. Даже дышать становилось трудно – точно колоссальный пневматический насос разредил воздух. Атмосфера была насыщена электричеством; каждое живое существо ощущало, как оно бежит по его нервам.

Гленарван, Паганель и Роберт почувствовали это.

– Надвигается гроза, – заметил Паганель.

– Ты не боишься грома? – спросил Гленарван мальчика.

– О, сэр!

– Ну, тем лучше: приближается гроза.

– И гроза сильная, если судить по виду неба, – добавил Паганель.

– Меня беспокоит не самая гроза, – продолжал Гленарван, – а тот ливень, которым она будет сопровождаться. Нас промочит до костей. Что бы вы там ни говорили, Паганель, а гнездом человек довольствоваться не может, и вы скоро в этом убедитесь на себе самом.

– О, относясь философски…

– Философия не помешает вам вымокнуть.

– Нет, конечно, но она согревает.

– Однако давайте спустимся к нашим друзьям, – сказал Гленарван, – и посоветуем им, вооружившись философией, как можно плотнее завернуться в пончо, а главное, запастись терпением, ибо оно нам понадобится.

Гленарван в последний раз окинул взором грозное небо. Оно было покрыто густыми, черными тучами; только на западе неясная полоса еще чуть светилась сумеречным светом. Вода потемнела и напоминала огромную тучу, готовую слиться со стоявшим вдали густым туманом. Ничего не было видно. Ни проблеска света, ни звука. Тишина становилась такой же глубокой, как темнота.

– Давайте же спускаться, – повторил Гленарван: – скоро ударит гром.

И все трое соскользнули по гладким веткам вниз. Здесь их очень удивил полусвет. Исходил он от несметного количества светящихся точек, носившихся с жужжаньем над водой.

– Что это, фосфоресценция? – спросил Гленарван географа.

– Нет, – ответил тот, – это светляки – живые и недорогие алмазы, из которых дамы Буэнос-Айреса делают себе прекрасные уборы.

– Как, эти летающие искры – насекомые? – воскликнул Роберт.

– Да, мой милый.

Роберт поймал одного из светляков. Паганель не ошибся – это было насекомое, похожее на шмеля, с дюйм длиной. Индейцы зовут его «туко-туко».

Паганель поднес одного из этих насекомых к своим часам и разглядел, что они показывают десять часов вечера.

Гленарван, подойдя к майору и трем морякам, стал отдавать распоряжения на ночь. Нужно было приготовиться к грозе. После первых раскатов грома, без сомнения, забушует ураган, и омбу начнет сильно раскачивать. Поэтому каждому было предложено покрепче привязать себя к доставшейся ему постели из ветвей. Если уж нельзя было избежать потоков с неба, то, во всяком случае, надо было уберечься от земных вод и не упасть в бурный поток, несшийся у подножия дерева.

Все пожелали друг другу спокойной ночи, не очень-то, правда, на это надеясь, затем каждый скользнул на свое воздушное ложе, завернулся в пончо и постарался заснуть.

Но приближение грозных явлений природы вызывает во всяком живом существе какую-то смутную тревогу; побороть ее не могут даже самые сильные. Постояльцы омбу, взволнованные, угнетенные, были не в состоянии сомкнуть глаз, и в одиннадцать часов первый отдаленный рокот грома застал всех их еще бодрствующими. Гленарван пробрался на самый конец горизонтальной ветви и высунул голову из листвы.

Даль темного неба уже разрезали блестящие молнии, отчетливо отражаясь в водах разлившейся реки. Эти молнии разрывали тучи бесшумно, словно какую-то мягкую, пушистую ткань.

Понаблюдав за небом, сливавшимся с горизонтом в едином мраке, Гленарван вернулся на ствол.