Ким

– О да. Верно, – пробормотал Махбуб, колеблясь между веселым смехом и сильным негодованием. – Я забыл, как все это произошло. Ты сознательно нашел ее.

– И подумать, что я мог бы отнять жизнь… Это не грех, а просто безумие. Мой чела помог мне найти Реку. Он имеет право очиститься от грехов со мной вместе.

– Да, ему следует очиститься. Ну а дальше, старик, что дальше?

– Чего же еще нужно? Он, конечно, достигнет Нирваны, он просветлен, как я.

– Хорошо сказано. Я боялся, как бы он не сел на коня Магомета и не улетел.

– Нет, он должен выступить учителем.

– Ага! Теперь понимаю! Это как раз подходящее дело для жеребенка. Конечно, он должен выступить учителем. Он, например, очень нужен государству как писец.

– Его готовили к этой цели. Мне вменится в заслугу, что я платил за него. Доброе дело не умирает. Он помог мне в моих поисках. Я помог ему в его. Праведно Колесо, о продавец лошадей с севера! Пусть он будет учителем, пусть он будет писцом, не все ли равно? В конце концов он достигнет Освобождения. Остальное – иллюзия.

– Не все ли равно? Когда мне нужно, чтобы он был со мной через полгода! Я являюсь с десятью хромыми лошадьми и тремя сильными людьми, – благодаря этой курице, бабу – чтобы насильно вырвать больного мальчика из дома старой бабы. Оказывается, что я присутствую при том, как молодой сахиб поднимается – Аллаху ведомо – на какие-то языческие небеса с помощью старой Красной Шапки. А я считаюсь до некоторой степени участником Игры! Но сумасшедший любит мальчика, и я вследствие этого также должен быть сумасшедшим.

– Это что за молитва? – сказал лама, услышав сказанные в красную бороду ворчливые слова.

– Это все равно, но раз я узнаю, что мальчик, который предназначается в рай, может все-таки пойти на государственную службу, у меня становится легче на душе. Я должен идти к своим лошадям. Становится темно. Не буди его. Мне не хочется слышать, как он будет называть тебя учителем.

– Но он действительно мой ученик. Как же иначе?

– Он так и говорил мне, – Махбуб подавил порыв злобы и со смехом поднялся с земли. – Я не совсем твоей веры, Красная Шапка, если такая мелочь может касаться тебя.

– Это ничего, – сказал лама.

– Я так и думал. Поэтому тебя, безгрешного, только что омытого и на три четверти утонувшего не тронет, что я назову тебя хорошим, очень хорошим человеком. Теперь, когда мы поговорили с тобой три-четыре вечера, я – хотя и барышник – могу, как говорится, увидеть святость и из-за ног лошадей! Да, могу также понять, почему Всеобщий Друг сразу вложил свою руку в твою. Обращайся с ним хорошо и дозволь ему возвратиться в мир учителем, когда ты омоешь ему ноги, если это лекарство годится для жеребенка.

– Почему бы тебе самому не пойти по Пути и не сопровождать мальчика?

Махбуб, пораженный великолепной смелостью вопроса, уставился на ламу. За границей он ответил бы ударом. Юмор этого предложения тронул его мирскую душу.

– Тише, тише, начинать надо с одной ноги, как хромой жеребец на умбалльских скачках. Я могу впоследствии попасть в рай, у меня есть данные для этого, хорошие данные – и это благодаря твоей простоте. Ты никогда не лгал?

– К чему?

– О Аллах, слышишь его? «К чему» в этом Твоем мире! И никогда никому не причинял вреда?

– Однажды, футляром с письменными принадлежностями – прежде чем стал мудрым.

– Вот как? Ну тогда я лучше думаю о тебе. Твои поучения хороши. Ты заставил одного знакомого человека сойти с пути борьбы. – Он неистово расхохотался. – Он пришел сюда с намерением произвести кражу со взломом. Да, ломать, грабить, убить и унести то, что было нужно ему.

– Великое безумие!

– О, и большой стыд! Так подумал он после того, как увидел тебя, и несколько других людей, мужчин и женщин, подумали то же. Поэтому он оставил свое намерение и теперь идет отколотить толстого, большого бенгальца.

– Я не понимаю.

– Аллах сохрани, чтобы ты понял! Некоторые люди сильны знаниями. Твоя сила выше. Сохрани ее, я думаю, что ты сохранишь. Если мальчик будет тебе плохим слугой, оторви ему уши.

Афганец, застегнув свой широкий пояс, с вызывающим видом скрылся во мраке, а лама настолько спустился с облаков, что взглянул на широкую спину удалявшегося Махбуба.

– Этот человек не благовоспитан и обманывается тенями явлений. Но он говорил хорошо о моем челе, который теперь должен получить награду. Я помолюсь… Просыпайся, о счастливейший из всех рожденных женщиной! Просыпайся! Она найдена!

Ким очнулся от глубокого сна, и лама терпеливо ожидал, пока он перестанет зевать, все время щелкая пальцами, чтобы отогнать злых духов.

– Я проспал сто лет! Где мы? Служитель Божий, ты давно здесь? Я пошел искать тебя, но, – он засмеялся все еще спросонья, – заснул дорогой. Теперь я совсем выздоровел. Ел ли ты? Пойдем домой. Прошло много дней с тех пор, как я ухаживал за тобой. А сахиба, хорошо ли она кормила тебя? Кто омывал тебе ноги? Как твои болезни – желудок, шея, шум в ушах?

– Прошло, все прошло. Разве ты не знаешь?

– Я ничего не знаю, кроме того, что не видел тебя целый век. Не знаю чего?

– Странно, что весть об этом не дошла до тебя, когда все мои помыслы были устремлены к тебе.

– Я не могу видеть лица, но голос твой звучит, как гонг. Уж не возвратила ли тебе молодость сахиба своей стряпней?..

Он взглянул на сидевшую со скрещенными ногами черную фигуру, выделявшуюся на светло-желтом фоне сумерек. Так сидит в Лагорском музее каменный Бодисатва, смотрящий вниз на патентованные, самодвижущиеся турникеты.

Лама хранил молчание. Их обвевало нежное, дымчатое безмолвие индийского вечера, нарушавшееся только щелканьем четок и звуком отдаленных шагов Махбуба.

– Выслушай меня! Я принес новости.

– Но мы…

Длинная желтая рука поднялась и заставила его замолчать. Ким поспешно спрятал ноги под одежду.

– Выслушай меня! Я принес новости! Поиски закончены. Теперь ждет награда. Вот как. Когда мы были в горах, я жил твоей силой, пока молодая ветвь не согнулась и чуть было не сломалась. Когда мы сошли с гор, я беспокоился о тебе и о многом, что лежало у меня на сердце. Челн моей души потерял направление: я не мог заглянуть в Причину Вещей. Поэтому я отдал тебя полностью на попечение добродетельной женщины. Я не принимал пищи. Я не пил воды. Но я все же не видел Пути. Мне навязывали пищу, кричали сквозь запертую дверь. Поэтому я удалился в пещеру под деревом. Я не принимал пищи. Я не пил воды. Я просидел в размышлении два дня и две ночи, стараясь отвлечься от внешнего мира и задерживать дыхание, как это полагается при благочестивых размышлениях… На вторую ночь – так велика была моя награда – мудрая Душа освободилась от глупой Плоти и стала свободной. Этого я никогда еще не достигал, хотя бывал близок к тому. Обрати на это внимание, потому что это – чудо!

– Действительно чудо. Два дня и две ночи без еды. Где была сахиба? – вполголоса проговорил Ким.

– Да, моя душа стала свободна и, воспарив, словно орел, увидела, что нет ни Тешу Ламы, никакой другой души. Как капля тянется к воде, так влекло душу мою к Великой Душе, которая выше всех вещей. В это время, возвышенный размышлениями, я увидел всю Индию, от Цейлона на море до гор и моих родных гор у монастыря Суч-Дзен; я увидел каждый лагерь, каждое поселение – до самого последнего – в одно и то же время и на одном месте, потому что они были внутри Души. Поэтому я узнал, что Душа перешагнула за иллюзию Времени, Пространства и Вещей. Поэтому я узнал, что я свободен. Я увидел тебя одновременно лежащим на твоей койке и падающим вниз вместе с идолопоклонником – в одно время, в одном месте, в моей Душе, которая, говорю я, соприкоснулась с Великой Душой. Я видел также распростертое глупое тело Тешу Ламы и «хакима» из Дакка, стоящего перед ним на коленях и кричащего ему что-то на ухо. Потом моя Душа оказалась совсем одинокой, и я ничего не видел, потому что соединился со всем, так как достиг Великой Души. И я размышлял тысячу тысяч лет, бесстрастный, знающий Причины всех Вещей. Тогда вдруг какой-то голос крикнул: «Что станется с мальчиком, если ты умрешь?» – и я пришел в себя, и жалость к тебе охватила меня, и я сказал себе: «Я вернусь к моему челе, чтобы он не сбился с Пути». Тогда эта моя Душа, Душа Тешу Ламы, оторвалась от Великой Души с невыразимыми усилиями, мучениями и тоской. Как икринка из рыбы, как рыба из воды, как вода из облака, как облако из плотного воздуха, так вышла, выскочила, оторвалась, испарилась Душа Тешу Ламы из Великой Души. Потом какой-то голос крикнул: «Река! Берегись Реки!» – и я взглянул на весь мир: он был такой же, каким я видел его прежде, – единым по времени, единым по месту – и я ясно увидел Реку Стрелы, у своих ног. В этот час Душа моя была скована каким-то злом, от которого я не вполне очистился. Оно лежало у меня на руках и обвивалось вокруг поясницы, но я оттолкнул его и полетел, словно орел, к самому тому месту, где находилась Река. Ради тебя я отталкивал мир за миром. Я видел Реку внизу – Реку Стрелы – и, когда спустился, воды ее сомкнулись надо мной, и вот я снова очутился в теле Тешу Ламы, но свободным от греха. «Хаким» из Дакка поддерживал мою голову над водами Реки. Это было здесь. Вон там, за манговыми деревьями, как раз там.

– Аллах Керим! О, хорошо, что бенгалец был тут. Очень ты промок?

– К чему мне было обращать внимание на это? Я помню, что «хаким» очень заботился о теле Тешу Ламы. Он вынес его на руках из святых вод, а потом пришел твой торговец лошадьми с севера с койкой и людьми, и они положили тело на койку и отнесли его в дом сахибы.

– Что сказала сахиба?

– Я был погружен в размышления и ничего не слышал. Итак, поиски окончены. Я удостоился награды: Река Стрелы передо мной. Она прорвалась у наших ног, как я и говорил. Я нашел ее, Сын моей Души! Я вырвал мою душу с Порога Свободы, чтобы освободить тебя от всех грехов – как безгрешен и свободен я. Праведно «Колесо»! Верно наше спасение. Идем!

Он сложил руки на коленях и улыбнулся, как человек, достигший Спасения для себя и для того, кого он любит.

notes

Сноски

1