7 лучших историй для мальчиков

В течение нескольких минут он не отрывал взора от горизонта, будто надеясь увидеть затерявшееся в беспредельных пространствах океана судно. Мало-помалу гнев потух в его глазах, лицо приняло свое обычное выражение.

Не проронив ни слова, не сделав ни одного жеста, Гленарван во весь опор поскакал обратно – в Эден.

Оставалось выполнить еще одну формальность – заявить о случившемся полицейскому офицеру. Это было сделано в тот же вечер. Должностное лицо Томас Бенкс, составляя протокол, едва мог скрыть свое удовольствие. Бенкс просто был в восторге, узнав, что Бен Джойс со своей шайкой исчез с его горизонта. И этот восторг разделял с ним весь город. Правда, каторжники покинули Австралию, совершив еще новое преступление, но все же они ее покинули. Эта важная новость была немедленно передана по телеграфу властям в Мельбурн и Сидней.

Гленарван, сделав свое заявление, вернулся в гостиницу «Виктория».

Грустно провели путешественники свой последний вечер в Австралии. Мысли их невольно блуждали по этой стране, принесшей им столько несчастий. Вспоминались те, казалось бы, обоснованные надежды, которые засияли им у мыса Бернулли и которые так жестоко разбились в бухте Туфольд. Паганель был в каком-то лихорадочно-возбужденном состоянии. Джон Манглс, следивший за ним со времени происшествия на реке Сноу, чувствовал, что географ что-то и хочет и не хочет сказать. Много раз он осаждал его вопросами, но так ничего и не добился. Все же в этот вечер, провожая ученого в его комнату, Джон спросил, почему он так нервничает.

– Джон, – ответил уклончиво географ, – мои нервы в том же состоянии, как и всегда.

– Господин Паганель, – решительно заявил Джон Манглс, – у вас есть секрет, и он вас мучит!

– Ну, пусть так! А что я могу с этим поделать? – крикнул, отчаянно жестикулируя, географ.

– А что это такое, с чем вы ничего не можете поделать?

– Радость – с одной стороны, отчаяние – с другой.

– Вы одновременно и радуетесь и приходите в отчаяние?

– Да, я и радуюсь и в отчаянии, что попаду в Новую Зеландию.

– Нет ли у вас каких-нибудь новых указаний? – с живостью спросил Джон Манглс. – Уж не напали ли вы опять на следы капитана Гранта?

– Нет, друг Джон! Из Новой Зеландии не возвращаются. Однако ж… Словом вы знаете человеческую натуру: пока дышишь – надеешься. Ведь мой девиз: «Spiro – spero».[71 - «Spiro – spero» – «Пока дышу – надеюсь» (лат.).] И это лучший девиз на свете!

Глава II

Прошлое той страны, куда направляются наши путешественники

На следующий день, 27 января, пассажиры брига «Макари» расположились в его тесной рубке. Билль Галлей, конечно, не предложил своей каюты путешественницам, но об этом жалеть не приходилось, ибо эта берлога была достойна своего медведя.

В половине первого дня, при наступлении отлива, стали сниматься с якоря. Лишь с большим трудом удалось оторвать его ото дна. С юго-запада дул ветер умеренной силы. Один за другим были подняты паруса. Пятеро матросов брига не торопились. Вильсон хотел было помочь команде, но Галлей остановил его, грубо сказав, чтобы он не вмешивался в то, что его не касается. И тут же прибавил, что он, Галлей, привык сам выходить из затруднительных положений и не нуждается ни в какой помощи и ни в каких советах.

Последняя фраза относилась к Джону Манглсу. Молодой капитан, видя, до чего неискусно орудуют матросы со снастями, не мог порой не улыбаться. Джон принял намек Галлея к сведению и решил вмешаться в дело управления судном лишь в том случае, если бы судну из-за неловкости команды грозила опасность.

Наконец пятеро матросов, понукаемые бранными окриками хозяина, подняли-таки все паруса, и «Макари» под нижними парусами, марселями, брамселями, косыми гротами и кливерами вышел левым галсом в открытое море. Но, несмотря на это обилие парусов, бриг едва двигался вперед. Слишком закругленный нос «Макари», широкое дно и тяжелая корма делали его типичным образцом тех неуклюжих судов, которые известны у моряков под названием «калоша».

Пришлось с этим мириться. К счастью, как ни плохо шел «Макари», а через пять, самое большее шесть дней он должен же был бросить якорь на рейде Окленда.

В семь часов вечера скрылись из виду берега Австралии и маяк Эденского порта. Море было довольно бурное, и бриг сильно качало. Он тяжело зарывался в волны. Пассажиры подвергались сильной качке, что делало пребывание их в рубке очень мучительным; однако выйти на палубу было невозможно из-за сильного ливня.

Каждый из пассажиров погрузился в свои думы. Говорили мало. Элен и Мери Грант едва перебрасывались несколькими словами. Гленарвану не сиделось на месте, и он расхаживал из угла в угол. Майор не двигался с места. Джон Манглс в сопровождении Роберта время от времени выходил на палубу понаблюдать за морем. Что касается Паганеля, то он бормотал в своем углу какие-то непонятные, бессвязные слова.

Где витали мысли почтенного географа? Витали они там, куда влекла его судьба, – в Новой Зеландии. Паганель перебирал в уме всю ее историю, и перед его глазами воскресало мрачное прошлое этого края.

Но было ли во всей ее истории какое-либо происшествие или случай, на основании которого те, кто открыл эти острова, могли видеть в них материк? А современный географ или моряк – могли ли они назвать их материком? Как видим, Паганель опять и опять возвращался к толкованию документа капитана Гранта. Это была какая-то одержимость, какая-то навязчивая идея. Его воображение, подстегнутое одним определенным словом, набросилось на Новую Зеландию. Но вот одно, только одно смущало его.

– Контин… контин… – повторял он. – Ведь это же значит континент – материк.

И он стал припоминать мореплавателей, обследовавших эти два больших острова южных морей.

13 декабря 1642 года голландец Тасман, открыв Ван-Дименову Землю, подошел к неведомым до того берегам Новой Зеландии. В течение нескольких дней он плыл вдоль этих берегов, а 17 декабря его суда вошли в просторную бухту, в глубине которой виднелся узкий пролив, разделявший два острова.

Северный из них был остров Ика-на-Мауи, что значило по-зеландски «рыба маори». Южный остров носил название Таваи-пуна-му, то есть «кит, производящий зеленый нефрит». Авель Тасман послал на берег шлюпки, и они вернулись в сопровождении двух пирог с шумливыми туземцами. Дикари эти были среднего роста, с коричневой и желтой кожей; кости у них выдавались, голос звучал резко; их черные волосы, связанные по японской моде, были увенчаны большим белым пером.

Эта первая встреча европейцев с туземцами, казалось, обещала прочные, доброжелательные отношения. Но на следующий же день, когда одна из шлюпок разыскивала новую стоянку, поближе к берегу, на нее набросилось множество туземцев, приплывших на семи пирогах. Шлюпка накренилась и наполнилась водой. Управлявшему шлюпкой боцману был нанесен удар грубо отточенной пикой в шею – боцман свалился в море. Из шести матросов четверо было убито. Двоим остальным и раненому боцману удалось доплыть до своих судов и спастись.

После этого зловещего происшествия Тасман стал немедленно сниматься с якоря. Туземцам он отомстил лишь несколькими мушкетными выстрелами, которые, по всей вероятности, в них и не попали. Тасман ушел из этой бухты, за которой осталось название бухта Избиения, поплыл вдоль западного побережья и 5 января бросил якорь у северной оконечности острова. Но здесь сильный прибой, а также враждебное отношение дикарей не дали возможности Тасману запастись водой, и он окончательно покинул этот край, дав ему название Земля Штатов – в честь голландских Генеральных штатов.

Голландский мореплаватель назвал так эти земли потому, что воображал, будто они граничат с островами того же имени, открытыми к востоку от Огненной Земли у южной оконечности Америки, и считал, что он открыл Великий южный материк.

«Но ошибку, которую мог допустить моряк семнадцатого века, никоим образом не мог сделать Гарри Грант, моряк девятнадцатого века, – твердил себе Паганель. – Нет, это невероятно! Тут есть что-то для меня непонятное!»

В течение более ста лет никто не вспоминал о сделанном Тасманом открытии. Новая Зеландия словно и не существовала, когда к ней пристал под 35°37? широты французский мореплаватель Сюрвиль. Сначала он не имел основания жаловаться на туземцев. Но потом задул сильнейший ветер, на море разыгралась буря, и во время нее лодка, перевозившая больных матросов, была выброшена на берег бухты Приют. Здесь туземный вождь Наги-Нуи прекрасно принял французов и даже угощал их в своей собственной хижине. Все шло хорошо, пока не была украдена одна из шлюпок Сюрвиля. Сюрвиль тщетно требовал возвращения ее и решил в наказание за воровство спалить целиком одну из деревень. Эта ужасная и незаслуженная месть, несомненно, сыграла роль в тех кровавых расправах, которые потом имели место в Новой Зеландии.

6 октября 1769 года у этих берегов появился капитан Кук. Он поставил на якорь судно «Эндевор» в бухте Тауэ-Роа и пытался завоевать расположение туземцев. Но чтобы иметь возможность общаться с людьми, надо было захватить их. И Кук, не колеблясь, взял в плен двух или трех туземцев, чтобы, так сказать, насильно оказать им благодеяния. Осыпав подарками пленных, Кук отправил их на берег.

20 октября «Эндевор» стал на якоре в бухте Токо-Малу. На берегу ее обитало мирное племя в двести человек. Ботаники, бывшие на судне, произвели в этой местности полезные исследования, причем туземцы переправляли их на берег на своих пирогах. Кук посетил здесь два селения, обнесенных частоколами, брустверами и двойными рвами. Это свидетельствовало о том, что туземцы умели строить укрепленные лагеря. Главное их укрепление возвышалось на скале, из которой морской прилив делал настоящий остров… более чем остров, ибо волны не только окружали его, но даже с ревом прорывались сквозь естественную арку в шестьдесят футов вышины, на которой держалась эта неприступная крепость.

Кук пробыл в Новой Зеландии пять месяцев. 31 марта он покинул Новую Зеландию, дав свое имя проливу, разделяющему два ее острова. Ему предстояло еще вернуться сюда во время его позднейших путешествий.

И действительно, в 1773 году мореплаватель снова появился в заливе Гоукса. На этот раз туземцы встретили его враждебно.

Во время своего третьего путешествия Кук снова посетил эти места, к которым он питал особое пристрастие. Мореплаватель непременно хотел закончить здесь свои гидрографические съемки. Навсегда покинул он Новую Зеландию 25 февраля 1777 года.

В 1791 году Ванкувер в течение двадцати дней стоял на якоре в бухте Островов. Но за это время он ничего не предпринял ни для естественных наук, ни для географии. В 1793 году д'Антркасто сделал на протяжении двадцати пяти миль съемку северного побережья острова Ика-на-Мауи. Капитаны торгового флота Гаузен и Дальримп, а позднее Баден, Ричардсон, Мооди появлялись ненадолго у этих островов. Доктор Севедж во время своего пятинедельного пребывания на Новой Зеландии собрал немало интересных сведений о нравах ее обитателей.

В 1805 году племянник вождя Ранги-Ху, смышленый Дуа-Тара, ушел в море на судне «Арго». Судно это, которым командовал капитан Баден, стояло тогда в бухте Островов.

Быть может, приключения этого Дуа-Тара послужат в будущем сюжетом героической поэмы для какого-нибудь новозеландского Гомера. Приключения эти изобиловали бедами, несправедливостями и дурным обращением. Вероломство, заключение, побои, ранения – вот что пришлось испытать бедному дикарю за его верную службу. Какое представление должен был получить он о людях, выдававших себя за культурных!

Дуа-Тара привезли в Лондон и сделали там из него матроса последнего разряда. Он был предметом издевательств и побоев для всех команд. Если бы не Марсден, несчастный юноша не перенес бы своих мук. Марсден, увидев в юном дикаре сметливость, отвагу, необыкновенную кротость и приветливость, заинтересовался им. Он добыл для родины своего любимца несколько мешков зерна и орудия для обработки земли, но все это у бедняги было украдено. Злоключения и муки снова обрушились на несчастного Дуа-Тара, и только в 1814 году ему удалось вернуться в страну своих предков. Но как раз тогда, когда он собирался заняться преобразованием своей родины, смерть унесла его в возрасте двадцати восьми лет. Несомненно, это непоправимое несчастье на долгие годы; задержало культурное развитие Новой Зеландии. Ничто не может заменить разумного, доброго человека, в сердце которого сочетаются любовь к добру и любовь к родине!

До 1816 года Новой Зеландией никто не интересовался. В этом году Томпсон, в 1817 году Николас, в 1819 году Марсден обследовали различные местности обоих островов, а в 1820 году Ричард Крюйс, капитан 84-го пехотного полка, пробыл на этих островах десять месяцев и собрал за это время много ценных материалов о нравах туземцев.

В 1824 году Дюперей, командир судна «Раковина», простоял пятнадцать дней на якоре в бухте Островов и встретил самое дружелюбное отношение со стороны туземцев.

После него, в 1827 году, английскому китоловному судну «Меркурий» пришлось обороняться от туземцев. А в том же самом году капитан Дильсон во время двух своих стоянок был встречен туземным населением чрезвычайно гостеприимно.

В марте 1827 года командир судна «Астролябия», знаменитый Дюмон-Дюрвиль, не имея при себе никакого оружия, смог безнаказанно провести несколько дней на берегу среди новозеландцев. Он обменялся с ними подарками, слушал их пение, спал в их хижинах и беспрепятственно выполнил свои ценные работы по съемкам, результатом которых были столь полезные для флота карты.

На следующий год английский бриг «Гаус», которым командовал Джон Джонс, сделав стоянку в бухте Островов, направился к Восточному мысу. Здесь англичанам много пришлось вытерпеть от вероломного вождя, по имени Энараро. Некоторые из спутников Джона Джонса погибли ужасной смертью.

Из этих противоречивых происшествий, из этой смены кротости и жестокости следует сделать тот вывод, что часто жестокость новозеландцев была лишь местью. Хорошее или дурное отношение туземцев зависело от того, хороши или дурны были капитаны. Конечно, бывали и нападения, ничем не оправданные, но большей частью они являлись местью, вызываемой самими европейцами. Наказаны же бывали, к несчастью, те люди, которые этого не заслуживали.

После Дюрвиля этнография Новой Зеландии была дополнена исследователем, двадцать раз объехавшим весь земной шар, кочевником, бродягой – английским ученым Ирлем. Он побывал в не исследованных дотоле местностях обоих островов, причем хотя сам и не имел оснований жаловаться на туземцев, но не раз бывал свидетелем того, как они лакомились человеческим мясом. Новозеландцы с отвратительным сластолюбием пожирали друг друга. Те же сцены людоедства наблюдал в 1831 году во время своей стоянки в бухте Островов и капитан Лаплас. Бои туземцев между собой стали несравненно грознее, ибо дикари уже выучились владеть с удивительным искусством огнестрельным оружием. Поэтому когда-то цветущие, густо населенные местности острова Ика-на-Мауи превратились в настоящие пустыни. Целые племена исчезли.