7 лучших историй для мальчиков

Глаза Каи-Куму блеснули, и он с важностью ответил:

– Обменять тебя, если твои захотят взять тебя. Убить тебя, если они откажутся.

Гленарван не стал больше задавать вопросов, но в сердце его вновь затеплилась надежда. Без сомнения, какие-нибудь маорийские вожди попали в руки англичан, и туземцы собирались сделать попытку вернуть их путем обмена. Значит, имелись какие-то шансы на спасение и положение не являлось уж столь отчаянным.

Тем временем лодка быстро шла вверх по реке. Паганель, который в силу подвижности своей натуры легко переходил от одной крайности к другой, снова воспрянул духом. Ему уже казалось, что маори избавили их от необходимости самим добираться до английских аванпостов и что плен послужит им в этом смысле даже на пользу. Примирившись со своей судьбой, географ принялся рассматривать по карте тот путь, которым несла Вайкато по равнинам и долинам свои воды.

Элен и Мэри Грант, подавляя свой ужас, вполголоса разговаривали с Гленарваном, и самый опытный физиономист не прочел бы на лицах этих женщин, какие душевные муки терзали их.

Вайкато является, так сказать, национальной рекой Новой Зеландии. Маори гордятся ею. Река эта несет свои воды на протяжении двухсот миль по самым плодородным и красивым местностям северного острова – от провинции Веллингтон до Оклендской. Она дала свое имя всем тем прибрежным туземным племенам, неукротимым и неукрощенным, которые поднялись все, как один человек, против захватчиков. На Вайкато почти не видно иноземных судов. Одни пироги островитян рассекают своими высокими носами ее волны. Очень немногие туристы отваживаются плыть среди ее священных берегов. Что же касается верховий Вайкато, то доступ туда нечестивым европейцам, по-видимому, и вовсе прегражден. Паганель знал, как чтят туземцы эту великую новозеландскую реку. Ему также было известно, что ни один естествоиспытатель не поднимался по Вайкато выше ее слияния с Вайпа. Но куда же заблагорассудится Каи-Куму увезти своих пленников? Этого географ не смог бы угадать, если бы часто повторяемое вождем и его воинами слово «Таупо» не привлекло его внимания. Справившись по карте, он увидел, что название это относится к озеру, знаменитому в географических летописях. Расположено оно в самой гористой части острова, на юге провинции Окленд. Вайкато выходит из этого озера. Географ по карте определил, что длина реки от ее слияния с Вайпа до озера – около ста двадцати миль.

Паганель попросил Джона Манглса на французском языке, чтобы не быть понятым дикарями, определить скорость движения их лодки. Молодой капитан определил ее примерно в три мили в час.

– В таком случае, – сказал географ, – если мы будем останавливаться на ночь, наше путешествие продлится около четырех дней.

– Но где же находятся английские посты? – спросил Гленарван.

– Это трудно сказать, – ответил Паганель. – Но можно думать, что военные действия сосредоточились в провинции Таранаки. Поэтому войска скопились, по всей вероятности, по ту сторону озера, за горами, там, где находится очаг восстания.

– Будем надеяться, что это так! – промолвила Элен.

Гленарван с грустью посмотрел на свою молодую жену и на Мэри Грант. Несчастные женщины были во власти свирепых туземцев; их увозили в дикий край, где на помощь им не мог прийти ни один человек. Но, заметив устремленный на него взгляд Каи-Куму, Гленарван из осторожности, боясь, как бы вождь не догадался о том, что одна из пленниц – его жена, подавил свое волнение и стал рассматривать с самым равнодушным видом берега реки.

Пирога прошла, не остановившись, мимо бывшей столицы короля Потатау, расположенной в полумиле от слияния рек. Никакая другая пирога не бороздила вод Вайкато. Несколько развалившихся хижин, видневшихся там и сям по берегам, свидетельствовали о недавних ужасах войны. Прибрежные поселения казались брошенными, берега были пустынны. Одни водяные птицы вносили жизнь в эти печальные, безлюдные места. Взвилась в воздух и исчезла за деревьями тапарунга – болотная птица с черными крыльями, белым животом и красным клювом. Матуку, неуклюжая, глупая на вид цапля пепельного цвета, и красивая цапля котуку, вся белая, с желтым клювом и черными ногами, спокойно смотрели на проплывавшую пирогу. Где высокие покатые берега указывали на глубину воды, шрикун – «котаре» на языке маорийцев – подстерегал крошечных угрей, миллионы которых резвятся в новозеландских реках. В кустах, над водой, охорашивались при первых лучах солнца гордецы удоды и прелестные куры султанки. Весь этот мирок пернатых наслаждался свободой в отсутствие людей, изгнанных или уничтоженных войной.

Сначала Вайкато течет, широко разлившись среди необозримых равнин, но ближе к верховью холмы, а затем горы суживают долину, в которой река проложила себе русло. В десяти милях от слияния рек, согласно карте Паганеля, на левом берегу должно было находиться поселение Кири-Кирироа, и оно действительно там оказалось. Каи-Куму не сделал здесь остановки. Он велел дать пленникам их собственные съестные припасы, захваченные маори во время ночного нападения. Что же касается самого вождя, его воинов и рабов, то они довольствовались своей обычной пищей – съедобным папоротником, печеными кореньями и картофелем капанас, в изобилии разводимым на обоих островах. Никакого мяса за трапезой маори не было, и, видимо, мясные консервы пленников нисколько их не прельщали.

В три часа дня на правом берегу реки показались отроги горной цепи Покароа, походившие на разрушенные крепостные стены. На их остроконечных вершинах виднелись там и сям развалины па – укреплений, когда-то воздвигнутых на неприступных местах маорийцами. Они походили на огромные орлиные гнезда.

Солнце уже скрывалось за горизонтом, когда пирога причалила к крутому берегу, заваленному пемзовыми камнями вулканического происхождения, нанесенным сюда водами Вайкато. Здесь росло несколько деревьев, и место это показалось маори удобным, чтобы расположиться лагерем.

Каи-Куму приказал высадить своих пленников на землю. Мужчинам связали руки, женщин по-прежнему оставили свободными. Всех их поместили в центре лагеря, а вокруг разложили столько костров, что из них образовалась непреодолимая огненная преграда.

До того как Каи-Куму сообщил пленникам свое намерение обменять их, Гленарван и Джон Манглс обсуждали способы бегства из плена. То, что немыслимо было сделать, находясь в пироге, они надеялись попытаться осуществить на берегу во время привала, пользуясь благоприятными случайностями, возможными в ночное время.

Но после разговора Гленарвана с новозеландским вождем было более благоразумным отказаться от подобных попыток. Надо было запастись терпением. Ведь обмен пленными представлял больше шансов на спасение, чем рукопашная схватка или бегство через неведомый край. Конечно, могли возникнуть обстоятельства, способные задержать переговоры об обмене или даже помешать им, но все же наилучшим выходом было ждать исхода этих переговоров. И в самом деле, были ли в силах десять безоружных людей справиться с тридцатью вооруженными дикарями? К тому же Гленарван предполагал, и не без основания, что был захвачен в плен какой-нибудь видный вождь племени Каи-Куму и что его соплеменники хотят во что бы то ни стало освободить его.

На следующий день пирога понеслась вверх по реке с еще большей быстротой. В десять часов она остановилась ненадолго у впадения в Вайкато маленькой речки, извивавшейся по равнинам правого берега, – Похайвены. Здесь к пироге Каи-Куму подплыла пирога с десятью туземцами. Воины небрежно обменялись приветствием: «Айрэ-май-ра», что значит: «Приходи сюда здоровым», и обе пироги пошли рядом. Вновь прибывшие маори, видимо, недавно сражались с английскими войсками. Об этом говорили их одежда, вся в клочьях, окровавленное оружие и видневшиеся из-под лохмотьев раны, из которых еще сочилась кровь. Воины были мрачны, молчаливы. Со свойственной всем диким народам сдержанностью они сделали вид, что не обращают внимания на европейцев.

В полдень на западе стали вырисовываться вершины Маунгатотари. Долина, по которой протекала Вайкато, сузилась, и могучая река, стиснутая крутыми берегами, бушевала, словно горный поток. Но гребцы с удвоенной силой налегли на весла, запели в такт их ударам какую-то песню, и пирога быстро помчалась по пенящимся волнам. Стремнина осталась позади, и Вайкато по-прежнему плавно понесла свои воды между излучистыми берегами.

Под вечер Каи-Куму приказал пристать у крутого, узкого берега, к которому отвесно спускались первые отроги гор. Там устраивались на ночлег человек двадцать туземцев, высадившихся из своих пирог. Под деревьями пылали костры. Какой-то вождь, равный Каи-Куму, не спеша подошел к нему и дружески его приветствовал, проделав «шонгуи», то есть потерев свой нос о его нос. Пленников снова поместили посередине лагеря и бдительно сторожили всю ночь.

На следующее утро продолжался тот же длительный путь вверх по течению Вайкато. Из мелких притоков реки появились новые пироги. На них было воинов шестьдесят. Это, видимо, были участники последнего восстания, которые, более или менее пострадав от английских пуль, возвращались теперь в свои горы. Время от времени в этих шедших одна за другой пирог раздавалось пение. Кто-нибудь из воинов затягивал патриотическую песнь, призывавшую маори на борьбу с захватчиками:

Папа ративати тиди
И дунга нэи…

Голос певца, полный и звучный, будил эхо в горах. После каждой строфы туземцы, ударяя себя в грудь, точно в барабан, хором подхватывали воинственный припев. Гребцы с новой силой налегали на весла, и пироги, преодолевая течение, летели по водной поверхности.

В этот день на Вайкато можно было наблюдать одно любопытное явление. Около четырех часов пополудни пирога, управляемая твердой рукой Каи-Куму, смело, не убавляя хода, вошла в узкое ущелье. Буруны с яростью разбивались о многочисленные, опаснейшие для плывущих лодок островки. Перевернись здесь пирога, это была бы верная гибель, ибо спасения искать было негде: всякий, кто ступил бы на кипящую тину берегов, неминуемо погиб бы.

Дело в том, что Вайкато текла здесь среди горячих источников, издавна привлекавших к себе внимание туристов. Окись железа окрашивала в ярко-красный цвет ил берегов; на них нельзя было найти и сажени твердой земли. Воздух был насыщен едким запахом серы. Туземцы легко переносили его, зато пленники очень страдали от удушливых испарений, которые поднимались из расщелин почвы и выделялись из пузырей, лопавшихся под напором подземных газов. Но если обонянию трудно было освоиться с этими серными испарениями, то взор не мог не восхищаться величественным зрелищем.

Пироги нырнули в густое облако паров. Их ослепительно белые завитки вздымались, словно купол, над рекой. По берегам сотни гейзеров выбрасывали: одни – пары, другие – столбы воды. Глядя на разнообразные эффекты, создаваемые паром и водой, казалось, что это фонтаны, созданные человеческой рукой и управляемые скрытым механизмом. Вода и пар, смешиваясь в воздухе, переливались на солнце всеми цветами радуги.

В этом месте Вайкато течет по зыбкому ложу, непрерывно кипящему под действием подземного огня. Невдалеке, к востоку от реки, по направлению к озеру Роторуа, ревут горячие ключи и дымящиеся водопады Ротомахана и Тетарата, виденные некоторыми отважными путешественниками. Вся эта местность изрыта гейзерами, кратерами и сопками. Через них пробивается тот избыток газа, который не находит себе выхода через кратеры Тонгариро и Вакари, двух действующих вулканов Новой Зеландии.

Две мили пироги плыли под сводом серных испарений, клубившихся над водной поверхностью. Наконец это серное облако рассеялось, и струи чистого воздуха, освеженные речной влагой, принесли облегчение задыхавшимся пленникам. Район серных источников остался позади.

До конца дня пироги благодаря могучим усилиям гребцов преодолели еще две стремнины – Гипапатуа и Таматеа. Вечером Каи-Куму остановился на привал в ста милях от слияния Вайпа и Вайкато. Река, русло которой до сих пор, закругляясь, шло к востоку, с этого места приближалась к озеру Таупо.

На следующий день на правом берегу реки показалась гора. Жак Паганель, справясь по карте, узнал, что это гора Таубара вышиной в три тысячи футов.

В полдень вся вереница пирог вплыла через один из рукавов реки в озеро Таупо. У берега озера развевался на крыше одной хижины обрывок материи. Туземцы восторженно приветствовали его – то был их национальный флаг.

Глава XI

Озеро Таупо

В доисторические времена в центре Новозеландского острова вследствие обвала пещер образовалась бездонная пропасть в двадцать пять миль длины и двадцать ширины. Воды, стекавшие с окрестных гор в эту огромную впадину, превратили ее в озеро, в озеро-бездну, ибо до сих пор ни один лот не смог достичь его дна.

Это необычное озеро, носящее название Таупо, лежит на высоте тысячи двухсот пятидесяти футов над уровнем моря и окружено горами высотой в две тысячи восемьсот футов. К западу поднимаются громадные остроконечные скалы; на севере виднеется несколько отдаленных вершин, поросших невысоким лесом; к востоку раскинулся широкий отлогий песчаный берег, по которому проходит дорога и где меж зеленых кустов красиво поблескивают пемзовые камни; к югу на переднем плане лес, а за ним высятся конические вершины вулканов. Таков величественный ландшафт, окаймляющий это огромное водное пространство, где свирепствуют бури, не уступающие по своей ярости океанским циклонам.

Вся эта местность кипит и клокочет, словно колоссальный котел, подвешенный над подземным огнем. Земля дрожит, и кора ее, подобно корке слишком поднявшегося в печи пирога, дает во многих местах глубокие трещины, откуда вырываются пары. Без сомнения, все это плоскогорье рухнуло бы в пылающее под ним подземное горнило, если бы скопившиеся пары не находили себе выхода на расстоянии двадцати миль от озера через кратеры вулкана Тонгариро.

Этот увенчанный дымом и огнем вулкан, возвышающийся над мелкими огнедышащими сопками, виден с северного берега озера. Тонгариро принадлежит к довольно сложной орографической системе. Позади него среди равнины одиноко поднимается другой вулкан, Руапау, коническая вершина которого теряется среди облаков на высоте девяти тысяч футов. Нога смертного еще никогда не ступала на его неприступную вершину, ни один человеческий взор не проникал в глубину его кратера. Что же касается вулкана Тонгариро, то за последние двадцать лет ученые трижды производили измерение его более доступных вершин.

С этими вулканами связано немало легенд. И при менее трагических обстоятельствах Паганель, конечно, не преминул бы рассказать своим товарищам хотя бы, например, ту легенду, где рассказывается о ссоре двух друзей и соседей, Тонгариро и Таранаки, из-за женщины. Тонгариро, вспыльчивый, как всякий вулкан, вышел из себя и ударил Таранаки. Тот, избитый и униженный, убежал по долине Вангани, обронил дорогой две горки и наконец добрался до берега моря, где и стоит одиноко под именем горы Эгмонт.

Но географ не был склонен рассказывать, а друзья его – слушать. Они молча разглядывали северо-восточный берег озера Таупо, куда привела их разбившая все надежды судьба.

Каи-Куму со своей пирогой пересек бухточку, обогнул острый мыс, вдающийся далеко в озеро, и причалил к восточному берегу, у подошвы первых отрогов Манго – горы вышиной более чем в две тысячи футов. Здесь раскинулись поля формиума, этого драгоценного новозеландского льна. У туземцев он зовется «харакеке». В этом полезном растении нет ничего такого, что не могло бы быть так или иначе использовано. Его цветы дают превосходный мед. Из стеблей получается клейкое вещество, заменяющее воск и крахмал. Еще больше пользы извлекается из листьев формиума: свежие, они заменяют бумагу, в сухом виде – трут. Будучи разрезаны, листья эти идут на производство веревок, канатов и сетей. Из их расчесанных волокон ткут одеяла, циновки, плащи и передники. Ткань из формиума, окрашенная в красный или черный цвет, идет на одежду самых элегантных маори.

Этот драгоценный формиум встречается повсюду на обоих островах: и на морском побережье и по берегам озер и рек. Здесь его дикими кустами покрыты были целые поля. Его красно-коричневые цветы, напоминающие цветы агавы, во множестве выглядывали из зеленой гущи его длинных и острых, как клинки, листьев. Красивые птицы нектарии, завсегдатаи полей формиума, стаями носились над ними и наслаждались медовым соком их цветов. В водах озера полоскались, видимо уже ручные, утки, черные с серыми и зелеными пятнами.

В четверти мили, на крутом утесе горы, виднелась непреступная па – крепость маори. Пленники были один за другим высажены из пироги, и воины, развязав им руки и ноги, повели их в крепость. Тропинка шла сначала по полям формиума, а затем – через пышно разросшуюся рощицу. Здесь были и кайкатеа с неопадающими листьями и красными ягодами, и австралийские драцены, называемые туземцами «ти», и гуйус, ягодами которых пользуются для окраски материй в черный цвет. При приближении к рощице пленников и воинов взвились и умчались прочь стаи крупных голубей с оперением, отливающим металлом, стаи курклюш пепельного цвета и целая масса скворцов с красноватым хохолком.

Сделав довольно большой крюк, Гленарван, Элен, Мэри Грант и их спутники вошли в па. Крепость была ограждена тремя поясами укреплений. Первый, наружный, представлял собой частокол из крепких столбов футов в пятнадцать вышины; второй пояс состоял из такого же частокола; третьим, внутренним, поясом служила ивовая ограда с проделанными в ней бойницами. Внутри па виднелось несколько своеобразных маорийских построек и около сорока симметрично расположенных хижин.

Ужасное впечатление произвели на пленников мертвые головы, которыми были украшены колья второго частокола. Элен и Мэри отвернулись больше от отвращения, чем от страха. Эти головы принадлежали павшим в боях неприятельским вождям, тела которых съели победители.

Жилище Каи-Куму находилось в глубине па, среди нескольких других хижин, принадлежавших туземцам не столь высокого положения. Перед ним расстилалась большая открытая площадка – европейцы, пожалуй, назвали бы ее военным плацем. Жилище вождя было построено из кольев, оплетенных ветвями, а внутри обито циновками из формиума. Оно имело двадцать футов в длину, пятнадцать – в ширину, десять – в вышину, иными словами, заключало в себе три тысячи кубических футов – помещение вполне достаточное, чтобы в нем разместиться новозеландскому вождю.

В постройке этой имелось лишь одно отверстие, служившее дверью. Завешено оно было плотной циновкой. Крыша выдавалась над дверью выступом, на котором имелось углубление для хранения дождевой воды. На концах стропил было вырезано несколько фигур. Портал радовал взор гостя резными изображениями веток, листьев, символических фигур чудовищ – массой любопытных орнаментов, рожденных резцом туземных мастеров. Внутри пол был земляной, утрамбованный, возвышающийся на полфута над уровнем окружающей почвы. Решетки из тростника и матрацы из сухого папоротника, покрытые циновками из тонких и гибких листьев тифы, служили кроватями. Посередине хижины виднелась яма, обложенная камнями: то был очаг. Дыра в крыше служила трубой. Когда из очага валил густой дым, он в конце концов направлялся этим выходом, предварительно изрядно закоптив стены. Рядом с хижиной Каи-Куму находились склады, в которых хранились запасы вождя – его урожай формиума, картофеля и съедобного папоротника. Здесь же помещались и печи, где на раскаленных камнях готовилась различная пища. Еще подальше в небольших загородках стояли свиньи и козы, эти редко встречающиеся здесь потомки акклиматизированных когда-то капитаном Куком полезных животных. Там и сям бегали собаки в поисках скудной еды. Как видно, маори не слишком заботились об этих животных, хотя и питались их мясом.

Гленарван и его спутники разглядывали эту картину, ожидая у какой-то пустой хижины, когда вождю заблагорассудится дать о них распоряжение. А в это время их не переставала осыпать бранью толпа старух. Эти ведьмы со сжатыми кулаками подступали к «проклятым европейцам», выли и угрожали. Из нескольких английских слов, сорвавшихся с их толстых губ, было ясно, что они требуют немедленной мести.