Неукротимая

– А я? – перебил Субад. – Что ты думаешь обо мне?

Тарико склонила голову набок, почему-то разглядывая решетки на окнах.

– Вы – лев, томящийся в клетке, которую сам же и выбрал для себя. Когда-нибудь ее стены станут для тебя малы и ты выскочишь на свободу.

– В ближайшее болото? – язвительно бросил Субад, потешаясь над тем, как простодушно она сокращала дистанцию, переходя на "ты".

– Нет-нет, – убежденно вскрикнула Тарико. – Ты будешь крылатый лев, как на гербе Чантаса. В Антарес много планет и стран. И каждый год открываются новые земли. Пираты и военные, космические искатели приключений и странствующие мошенники, торговые флотилии, разведчики. Столько путей и обличий…

– А чем ты займешься, когда кончится срок заключений? – вдруг резко спросил Субад.

– Я? Не думала еще… не уверена, что выдержу здесь семь лет – это очень долго, – она заметно смутилась. – Но в Хорсаки возвращаться не хочу. И даже если пропадут картины – не жалко. Здесь истязают людей взаправду. За правду – послушай, как это странно звучит! На мне нет никакой вины, я никого не предавала. Почему с меня сорвали одежду и дальше жестоко, несправедливо унизили. Но нельзя жаловаться и ныть. Меня больше никто не ждет в городе, а у других могут остаться родные, возможно, дети.

Субад видел, каких душевных сил стоит ей непростой разговор. Он понимал, что Тарико попала сюда по надуманному, нелепому обвинению, а значит, страдает зря. Как и добрая четверть петрианок в соседних бараках.

– Я надеялась, что смогу прекратить это быстро, а потом увидела доктора Яримаки, узнала историю Гуны. Они не сдаются. Они не превратились в животных, а стараются помогать остальным. Мне…

Субад слушал ее, помешивая остывающий суп и замечая, как поднос с приправами съезжает на край стола. «Проклятая ножка! Угораздило же девчонку вытащить книгу. Кстати, я уже и забыл о ней, а в первую зиму читал каждый вечер. Как быстро меняются интересы и цели в этой гнилой дыре…».

Он подхватил поднос и, держа его у груди, обошел стол, чтобы присесть на матрас к Тарико. Какое-то время оба молча брали еду, глядя в пасмурное окно.

– Могу я спросить? Вы не рассердитесь?

– Ну, попробуй, – лениво процедил Субад.

– Вы кладете слишком много острых приправ и обильно льете в тарелку соус. Это… это не очень правильная привычка. Вы перебиваете вкус рыбы.

– Ворчишь, как старый Яримаки! Я совсем не чувствую вкуса и запаха еды. Только жар или холод, а в остальном как мокрые тряпки. Только специи и спасают. Ну, и тело надо поддерживать.

– Значит, ваш интерес к жизни гаснет. Нужно что-то менять.

Субад отодвинул поднос ногой и разлегся перед камином, упираясь головой в теплое бедро Тарико. Смотрел в потолок, слушал шипение догорающих угольков.

– Я все здесь перепробовал. Даже внес кое-какие инновации в работы по добыче торфа и упаковке брикетов. Лично участвовал в сплаве, поднимал затонувшую баржу. В первый год мне хотелось добиться максимальной эффективности лагеря. Выйти на полное самообеспечение, построить крепкую трудовую колонию. Мы разбили теплицы и собирали два урожая овощей в год. Я разрешил открыть маленький театр для заключенных, потом что-то вроде музея. Пытался сделать их пребывание полезным… копался в судебных делах, представлял судьбы.

– Тебя не устроили результаты или просто охладел, устал?

– После второго покушения стало ясно, что она никогда меня не отпустит.

– О ком ты говоришь?

– О моем личном демоне с внешностью богини.

– Ты очень ее любил? – тихо спросила Тарико.

– Ни одной минуты! – жестко ответил Субад. – И пока я жив, она мне этого не простит.

Глава 9

Впервые

Он не трогал ее уже восьмые сутки, Тарико немного окрепла и успокоилась. Долгих разговоров меж ней и начальником лагеря тоже не случалось. Субад сухо одобрил рисунок бегущей собаки и занялся устройством плиты на могиле Камы. Приходил поздно, – нелюдимый, мрачный – уставившись в одну точку на стене, наскоро глотал обильно приправленный ужин, потом плескался в душе и падал на кровать. Наверно, очень уставал или просто потерял интерес к Тарико.

Лежа на матрасике у камина, она долго вслушивалась в мерное дыхание хозяина, перебирала в памяти лучшие события своей не такой уж длинной жизни, мысленно говорила с отцом, загадывала, что будет рисовать завтра и засыпала.

Субад позволял ей гулять вокруг административного корпуса под присмотром Ризы, а днем Тарико помогала толстухе на кухне или рисовала, пряча шершавые плотные листочки под матрас. Дважды в отсутствие Субада ее навещала Гуна. Вчера пришла с круглолицей разговорчивой женщиной, которая назвалась бригадиршей Насимой и ловко сняла с Тарико мерки.

– Хозяин хочет видеть тебя в красивой одежде. Это хороший знак, значит, оставит при себе. Мы и белье сошьем и ночные сорочки, я сама сплету кружева на ворот. Саири передает тебе привет. Помнишь Саири? Хочет повидаться, может, спросишь позволения у хозяина? Перед отбоем мы сидим на бревнах у шестого цеха. Приходи, если разрешит.

– Я попробую. Значит, Саири с вами? Я рада, что ее не отправили на болота.

– Сумела одному псу угодить, так он взял ее в местные жены, забирает почти каждую ночь. Бедняжка не высыпается. Госпожа Тарико, подними руки… теперь повернись. Какая ты стройная и держишься прямо. Молодец!

– Не называйте меня госпожой, мы здесь все равны. Вдруг скоро мне подберут другое место…

– Не думаю, что уж очень скоро, – уклончиво отвечала швея. – Но мне приятно, что ты не задираешь нос. Всякое может случиться. Сегодня ты здесь, а завтра попадешь к нам в цех. Я замолвлю за тебя словечко перед женщинами.

– Давно вы в лагере? – проговорила Тарико, стараясь, чтобы голос не дрожал.

– Лучше спроси, сколько мне осталось, – весело заметила Насима. – Ровно год. И я не слишком спешу в большой мир, по слухам там беспорядки творятся, а здесь у меня есть работа и уважение. Если выполним норму, то увеличат паек. Можно жить. В городе вряд ли устроюсь на фабрику с оранжевой карточкой осужденной.

– За что вы сюда попали?

– Мы устроили забастовку. Слышала о деле сотни ткачих? Мы к ним присоединились.

– Нет, – печально вздохнула Тарико.

– Ну, еще бы… Ты же художница и в богатом квартале жила, доктор сказал, о твоих полотнах сняли фильм.

– Маленький репортаж, – уточнила Тарико и поспешно добавила:

– Если смогу прийти к вам в цех, сделаю набросок. Я уже нарисовала Яримаки в больнице и Гуну за стиркой, а еще как Риза шинкует овощи.

– Рисуй-рисуй, может, хозяин опять разрешит устроить весенний базар, там все выставляют свои поделки. Можно обмениваться или покупать за мелкие монеты, – кивнула Насима.

– Вряд ли кому-то нужно, – слабо улыбнулась Тарико, – я пишу для себя, как будто только что научилась, и еще хочу запомнить вас всех. Иногда картины переживают художников и рассказывают об истории лучше книг.

– Вряд ли твои листочки покинут лагерь, – усомнилась Насима.

Тарико улыбнулась и пожала плечами.

– Это раньше я волновалась об их сохранности, так что ночей не спала. Теперь меня мало волнует судьба моих картин. Пусть о них заботятся небесные покровители. Если они важны, Создатель найдет способ показать их людям.

– Да-да… ты, главное, себя береги. С тех пор, как с ним живешь, хозяин потише стал.

– Я ничего для этого не сделала, – торопливо заметила Тарико. – Последнее время он будто не замечает меня.

Насима с Ризой переглянулись и, как по команде, опустили взгляд. Потом Риза сняла с плиты кастрюлю и пробормотала вполголоса: