До обеда мы с Элиавом затеяли постирушки, потом завели пресное тесто на оливковом масле и напекли лепешек, пока Мапроник тушил бобы. Наблюдая за тем, как молодой грек носит воду и возится у печи, я сравнивала его с Карроном и скучала. Когда же теперь снова увижу синеокого витязя в белоснежной тоге!
Но после скромной трапезы, основу которой составляли бобы в кисловатой подливке, явился посыльный из дома «разврата», то бишь от самой Оливии. Оказывается, еще с утра она вместе с Клодием укатила на загородную виллу. У них, что же, начался медовый месяц?
Дядюшка так сумел угодить матроне хвалебными одами, что она теперь катает его по своим дачам, кормит деликатесами и всячески ублажает. Вот же хитрюга-скромник! Подозреваю, что он понимает толк не только в стихах…
Между тем двое слуг втащили в нашу ограду небольшой ларь, и посыльный сам откинул его крышку, демонстрируя свертки с одеждой.
– Моя щедрая госпожа Оливия дарит вам наряды и украшения в знак дружбы и расположения. На вилле Котта будут проходить гладиаторские бои, выступления фокусников и танцы. Гостей будет мало, приглашены консул Гай Марий Каррон, сенатор Главк и несколько благородных подруг госпожи. Что мне передать несравненной Оливии? Вы отправитесь вместе со мной на виллу? Она не любит отказы…
Прямо как в детской игре: «Вы поедете на бал? Черно-бело не носить, букву «р» не говорить…»
– Конечно же, я поеду, – согласилась я без долгих раздумий.
«Ведь там, возможно, будет Гай – мой сосед. Пусть пока только сосед, но мой! Да-а-а, кстати, а где обещанный мне денарий? Неужели Гай забыл о нем, естественно, я поеду, у нас каждый асс на счету".
Через час открытая повозка, запряженная парой резвых длинногривых лошадок вовсю пылила по мощеной плитками Аппиевой дороге в сторону роскошных владений покойного Публия Фракийского и его прекрасно здравствующей поныне супруги Оливии.
Надо признать поначалу встретили меня там довольно прохладно. Правда, самой хозяйки и моего милейшего Клодия не было на открытой террасе виллы. Зато на деревянных шезлонгах под навесами отдыхали несколько молодых и молодящихся девиц с высокими начесами на головах и массивными украшениями везде, где только можно было их прицепить. И как только мочки ушей выдерживали такие длинные, тяжелые даже на вид серьги с крупными камнями…
Не успела я подивиться на блеск ожерелий и перстней благородных матрон, как одна из них жеманно прокомментировала мое появление, обратившись к подруге:
– Наверно, Наталия из Этрурии… та самая, что собралась поймать в сети любви нашего неуязвимого кентавра!
– Скорее небо поменяется с землей, чем консул Рима женится на девице из «плебса».
– Но ведь Каррон и сам выбрался из низов, что ему стоит взять к себе в дом такую же замарашку.
– Тш-ш… Не смейте дурно говорить о Гае Тевтобургском, который вернул честь римского Орла, усмирив германцев на севере.
Я не успела еще отойти от этой утомительной долгой дороги, не успела оглядеться, а меня уже вовсю обсуждают местные сплетницы. И главное, совершенно нет сил спорить и доказывать, что я не совсем лыком шита. И перед кем бисер метать…
Не важно, что я летала на самолете и пользовалась микроволновой печью, здесь и сейчас это ничего не значит. Я для них не более чем назойливая мошка, которую послушный раб легко отгонит опахалом из павлиньих перьев. Я смирилась или притворилась тихоней… одно из двух…
– Приветствую вас, благородные дамы! Да, я та самая Наталия, имевшая наглость замахнуться на вашего героя. Что ж… история знает рабов, достигших порфиры. Все могут мечтать о Триумфе, а не только консулы и легаты. Конечно, мне до вас далеко, ваши наряды роскошны, а прически бесподобны.
Вы такие утонченные и изысканные, а я всего пару недель в Риме и чудом попала на прием к Оливии. Кажется, у меня закружилась голова и мне показалось, что я могу летать. Лишь бы солнце не обожгло мне крылья, как греческому Икару. Вы позволите мне присесть и немного передохнуть, меня мучает жажда после долгой дороги. Могу я взять со столика эту виноградную кисть?
Девицы переглянулись и пренебрежительно фыркнули, однако указали мне на свободное ложе и продолжали смотреть с любопытством. Я же с удовольствием умылась розовой водой, что поднесла девочка-подросток, должно быть, тоже рабыня, и прилегла на удобную лежанку, опираясь на локоть. Но долго отдыхать не пришлось, так как явилась другая служанка и пригласила меня в личные покои хозяйки виллы.
Такой поворот событий вызвал новые пересуды у явно скучающих от безделья знатных римлянок.
– Я так и думала, Гай Марий – это просто отвлекающий маневр, а все дело в том, что Оливия устала от мужчин и желает заняться чужестранкой.
– Верно! Как мне самой это не пришло в голову. Все ясно, как солнце… Оливия выбрала эту девицу для себя, у нее же варварские черты лица… Оливия любит все необычное… хи-хи-хи…
Я прошла вслед за рабыней по темному коридору вглубь дома и даже не оглянулась на праздных болтушек, пусть дальше чешут себе языки. Стоит отметить, что двор усадьбы и само жилище изрядно отличалось от роскошных римских апартаментов Оливии.
Здесь на вилле все было гораздо проще, чем в помпезном Римском доме. Сам собой напрашивался вывод, что прежде всем тут заправлял сам Публий Котта, ныне отправившийся в «долину смертной тени».
Еще по пути в загородное поместье мой словоохотливый сопровождающий подробно рассказал мне о всех прежних порядках на вилле. Кажется, возничий с тоской вспоминал дни, когда был жив его строгий хозяин.
– Госпожа не следит за делами, а управляющие не могут договориться. К вилле примыкает школа гладиаторов, одна из лучших в окрестностях Рима. В казармах при школе живут около сотни отличных бойцов – матерых силачей, изощренных в искусстве убийства.
– И все они узники войны? Пленные мужчины из покоренных народов? – будто невзначай поинтересовалась я.
– Кто-то избрал эту долю, чтобы выкарабкаться из нищеты, есть рабы, проданные своими господами, а также неоплатные должники, проигравшие тяжбу, немало осужденных преступников. Каждый день они могут закончить свою жизнь на арене, извиваясь в агонии на кровавом песке под восторженный рев тысяч благодарных зрителей.
– Извращенцы ваши зрители, вот что я вам скажу!
– Ха… Наша прекрасная Оливия тоже не любит смертельную бойню, но посмотреть славную драку двух распаленных самцов она не прочь. Чаще всего госпожа оставляет проигравшему жизнь, особенно если он храбро сражался и хорош собой.
– Нет, подобные зрелища не по мне!
Комната Оливии, также, как и остальные покои в доме, была обставлена скромно, обрадовавшись нашей встрече, матрона заверила меня, что скоро наведет здесь свои порядки, привезет в спальню вазы и статуи, яркие занавеси и живые цветы. Первым делом я спросила о Клодии:
– А дядюшка чем сейчас занят? Почему он не при вас?
– Мой дорогой поэт отдыхает и набирается сил для любви. Но расскажи, как прошла твоя ночь? Тебе удалось хоть немного поспать или вы забавлялись с Гаем до утра? – глаза матроны горели неподдельным любопытством.
– Между нами ничего не было! – ответствовала я с нескрываемой грустью в голосе.
«По крайней мере, я этого не помню…»
– Послушай мой совет, Наталия. Давай поговорим начистоту, и обращайся ко мне запросто, мы же почти ровесницы, хотя я и старше тебя лет на десять, что совсем не заметно.
Я кивнула, полностью соглашаясь. По мне, так Оливии было все сорок пять, но я ни за что бы не произнесла эту дату вслух. Тем более матрона была явно расположена ко мне:
– Ты еще молода и очень привлекательна, Наталия! У тебя легкий, живой нрав, я уверена, что ты изобретательна и в постели. К тому же ты не глупа, и с тобой не соскучишься скоро. Ты кажешься образованной и знаешь достаточно много интересного, чтобы поддержать светскую беседу. У тебя хорошие манеры… Немного подучиться, освоить ряд тонкостей в одежде и прическах, выбрать подходящие краски для лица, ароматы для тела.
Можешь купаться в золоте, наслаждаться жизнью во всех ее проявлениях. И ты напрасно мечтаешь о каком-то возвысившемся легионере… Глупая девчонка! Удача сама плывет тебе в руки, забудь о Гае, он не для тебя. Каррон – мужлан, солдафон! А я сведу тебя с настоящими ценителями женских чар.
– Оливия, мне не нужны спонсоры и любовники. Я хочу быть свободна и независима.
– Полная чушь! Тебе просто не выжить одной, но, клянусь, после пары голодных месяцев ты и сама изменишь решение.
– Я не буду ничьей игрушкой! Разве мужчина может уважать женщину, которая спит с ним за деньги?
– Конечно! Если этой женщине хватает ума говорить ему, что она живет с ним ради его могучего фаллоса и прочих мужских достоинств.
– Мне нужен только Гай Марий! Я не могу думать ни о ком другом. Я влюбилась! Ты можешь называть меня глупой и говорить, что затея безнадежна, но мне нужен только этот мужчина в качестве верного спутника жизни, моей опоры, защиты, как отец моих детей, а не только хозяин моих прелестей до той поры, пока красота не поблекнет и ему не подсунут «игрушку» посвежее.
Странное дело, я, кажется, и сама начинала верить в то, что говорю… Оливия меня поняла.
– Ты сейчас совершенно безрассудна, но в то же время говоришь слова, которые разрывают мое сердце. Я никогда никого не любила, хотя у меня было много мужчин. Я искала удовольствий для тела, а душа тосковала о чем-то возвышенном, недоступном. А теперь я встретила Клодия и что-то словно расцветает у меня внутри. Я бы хотела иметь от него дитя… Жаль, что этому уже не суждено сбыться. Он нежен и ласков со мной, но порой бывает тверд и настойчив. Такие мужчины всегда были моей тайной мечтой и слабостью. Властные и податливые одновременно! Я еще не встречала таких…
Римлянка пылко схватила меня за руки, изливая душу:
– Наталия, признаюсь тебе одной – я схожу с ума в его объятиях! Я побывала во многих руках, ягненочек… И мне всегда нравились сильные руки, в рисунках и шрамах, руки, что умеют держать боевой меч, а не стило. Но Клодий… Он слаб телом, но у него дух воина – мужественного и благородного. И я трепещу перед ним, словно бабочка в паутине страсти.