Древний Рим. Имена удовольствий

А потом Гай Марий представил, что могло случиться с его любимой, когда она оказалась в руках этих убийц. О, ему ли не знать, как рабы терзают своих хозяев, вырвав себе свободу! Как бывшие пленники ненавидят римлян! И его милая, нежная невеста была одна среди стаи голодных волков. Гай схватился за голову и застонал, словно раненый зверь…

Потом в который раз перечел письмо – ее спас вольноотпущенник, о ком она говорит… Дакос! Воспоминание о фракийце молнией пронзило мысли консула. Она попалась Дакосу – боги, боги, как вы могли такое допустить!

Странно… что это… она пишет, что собирается вернуться в город, не дождавшись его, Каррона, пишет, что подвела его… Ревность, боль и невообразимая ярость заставили мужчину вскочить на ноги и сбросить все документы со столика для письма, специально установленного в его большой походной палатке.

– Авдий! Готовь лошадей, я выезжаю к Аквину!

Глава 18. Суровый римлянин

Много есть людей, что, полюбив,
Мудрые, дома себе возводят,
Возле их благословенных нив
Дети резвые за стадом бродят.
А другим – жестокая любовь,
Горькие ответы и вопросы,
С желчью смешана, кричит их кровь,
Слух их жалят злобным звоном осы…

    Н. Гумилев

Известив Гая обо всех своих невзгодах, я почувствовала себя гораздо лучше. Весь следующий день я провалялась в палатке Кастора, и его адъютант здорово скрашивал скучные часы. Не привычно было долго лежать и сидеть без дела, наваливалась тоска, и потому я решила вернуться к своим записям, а, точнее, взять у Сергия интервью. Парень охотно поддержал мою идею, мы вместе составили список вопросов, на которые вместе же и ответили.

Два дня Сергий приносил мне воду для мытья, всякие другие нужные вещи и еду. По мере того, как восстанавливалось мое тело, я снова начала смущаться, но юноша заверил, что рос в окружении трех старших сестер, а потому отлично знает все особенности женской физиологии.

Не то, чтобы он очень меня этим утешил, но… деваться-то все равно некуда. Тем более Сергий был тактичным и деликатным, ухаживая за мной, оставалось только вслух желать ему самую красивую и богатую невесту за доброту и понимание женской природы.

К вечеру второго дня, проведенного посреди серых ромбов палаток-контуберний, я уже решила потихоньку выйти из своего укрытия и осмотреться. Мы с Сергием даже прогулялись до рва, который за неделю был выкопан вокруг лагеря. Тут целое поселение развернулось, будто не войско на привале, а отряд рабочих – легионеры сами строят, копают, тащат бревна и камни. Муравейник, да и только.

Сказать по правде, здесь был не весь легион Каррона, а его часть, всего восемь манипулов. А в каждой манипуле – две центурии, то есть сотни солдат. Всего же в настоящем римском легионе тридцать манипулов, это значит…

– Сергий, сколько человек у нас получается?

Да-а, я тот еще счетовод – примерно шесть тысяч солдат входит в один приличный римский легион. Надо запомнить на всякий случай. А каждой сотней человек командует центурион, я это уже знала. Как и то, что под началом трибуна Кастора находятся несколько манипул.

Слово «трибун» происходит от понятия «триба» – родовое племя римлян, а еще Кастор Орест носит ангустиклавий – тогу с узкой пурпурной каймой, потому что он из сословия всадников – это высший офицерский чин в войске, и в случае чего трибун может принять командование легионом на себя. Ах, да, есть же еще и легаты! Надо записать, пока не забыла…

Перед наступлением темноты в палатку вернулся и ее хозяин, – Орест ночевал тут же, за перегородкой. Он был очень рад моему оживленному виду, и мы решили, что завтра я вполне смогу отправиться в город. Правда, трибун предлагал дождаться ответа от Каррона, но я отчего-то трусила и хотела поскорее оказаться у себя дома. Если уж нам и суждено еще раз встретиться с Гаем, пусть лучше это произойдет на моей территории.

Кастор меня не понимал, никто меня не понимал и Сергий тоже. В их представлении ничего плохого со мной не произошло, я была жива и почти здорова, пробовала улыбаться и могла вести беседу. Если Гай и правда планировал жениться на мне, почему бы ему этого не сделать?

Но меня грызли сомнения. Казалось, я в глаза ему не смогу смотреть от стыда, а если он начнет сердито меня расспрашивать, а если начнет упрекать…

Однако спокойно расположиться на ночлег нам не удалось, хотя я уже пожелала своему «соседу» доброй ночи и прилегла на соломенной постельке, покрытой пушистой овчиной. Раздался шум у входа в нашу палатку, занавески в мои покои разлетелись, и во тьме раскатами грома прозвучал голос консула:

– Наталия, где ты?

У меня сердце в пятки ушло, показалось, что Гай специально приехал со мной поругаться и еще опозорить перед всеми людьми, как последнюю блудницу.

– Я здесь… надо света попросить, – пропищала в ответ.

Усевшись на своей лежанке, я обреченно ждала приговора всем своим грехам, явным и мнимым, но Гай вдруг опустился рядом со мной и задал всего один вопрос:

– Скажи мне, ты прежняя?

– Как это – прежняя? – оторопела я, начиная мелко дрожать.

– Ты все та же девушка, что однажды забралась на мою стену в саду? – строго спросил Гай.

– Вообще-то, это была общая стена, а не только твоя, – резонно поправила я.

– Хвала Богам, ты все такая же, остальное не важно!

Он схватил меня в охапку и… я думала сейчас косточки захрустят, так сильно он меня стиснул. Пришлось терпеть, не в моих интересах сейчас было выражать протесты.

– Гай… а у тебя все хорошо? Сражений больше не будет?

Сергий принес на нашу половину маленький бронзовый светильник и тотчас удалился, опустив полог, тем самым создавая для нас некую иллюзию уединения. Гай чуть отстранил меня и теперь пристально заглядывал в глаза, словно пытаясь разгадать, что у меня на душе творится. Вопрос мой он и вовсе проигнорировал.

– Мне сказали, что ты не здорова, тебя ранили?

– Нет. У меня обычное женское недомогание, которое бывает раз в месяц. Скоро пройдет.

Гай помрачнел и тряхнул головой, словно прогоняя навязчивые мысли:

– Я не хочу мучить тебя расспросами, но мне нужно знать… Он тебе угрожал? Он причинял тебе боль?

Я на мгновение замялась, а потом постаралась ответить честно, хотя и расплывчато:

– Благодаря мне Дакос получил свободу, за это и отпустил.

Новые вопросы Гая привели меня в полное смятение:

– Он не трогал тебя? Не просил расплатиться за свою помощь?

И тогда я не сдержалась, воскликнула уже громко и раздраженно:

– Ты же сказал, что не будешь расспрашивать! Гай, я понимаю, что виновата, покинув город, но я же не нарочно полезла в их логово, я не думала, что нас захватят, я торопилась к тебе.

– Ты написала, что подвела меня, что это значит?

Ах, вот так! Он будет придираться к каждому слову, а потом просто встанет и уйдет, оставив меня с разбитым сердцем.

– Мне казалось, ты не поверишь, обругаешь за эту поездку, будешь думать невесть что, а мне было плохо и страшно, еще твои солдаты сказали, что я шпионка и меня надо допросить. Конечно, я тебя подвела, дала повод для сплетен. Зачем тебе жениться на девушке, что провела ночь в плену у беглых рабов, все в Риме начнут это обсуждать, а ты не захочешь стать центром скандала. Я все понимаю и прошу лишь об одном – верни меня в город, а там я буду жить тихонечко…

– Глупая женщина! – гневно перебил Каррон. – Марс свидетель, какая же ты глупая женщина! Я ни за что тебя не оставлю и не переменю своего решения, как только все уляжется и ты станешь здорова мы заключим союз. Неужели ты думала, что я откажусь от тебя теперь, когда ты рискуя жизнью, отправилась за мной следом, неужели я перестану тебя любить лишь потому, что тебя держали в плену. Я боялся только одного, что ты… (вздох) изменишься. Но мои опасения были напрасны.

– Почему же я могла измениться?