Неукротимая

Саири пробормотала ругательство, сзади напирали, пришлось поспешить. Начальник лагеря коротко приветствовал новую партию арестанток, а потом его подручные начали сортировку, требуя назвать возраст, судебную статью и срок.

– Смотри, что творят гады, – усмехнулась Саири. – Тех, кто моложе и милее отводят в сторону. Неужели дадут работу полегче? Нам повезло. Я бы хотела быть прачкой или торчать при кухне, а не в торфяных ямах.

Тарико плохо расслышала последние слова, ее несло потоком вперед, к трибуне, над которой возвышался мрачный человек с непокрытой коротко остриженной головой. Он равнодушно просматривал документы, изредка бросая взгляд на работу помощников внизу. Некоторым женщинам задавал вопросы.

Оказавшись прямо перед ним, Тарико внезапно успокоилась и подняла подбородок, как на поверке в художественной студии.

– Твое имя?

Она ответила четко и вместо того, чтобы следовать за Саири, как требовал жест охранника, вдруг обратилась прямо к начальнику с предложением:

– Я могу обновить буквы над оградой. Я сделаю это хорошо и принесу пользу.

– Что? – Субад оторвал взгляд от бумажной кипы и впервые уставился на странную девушку в дорогом светлом пальто. Вызывающе дорогом для здешних мест. – Какие еще буквы?

Он с утра был не в духе, как частенько случалось накануне дождя, а потому хотел скорее закончить унылую процедуру приемки, чтобы вернуться к себе, залпом выпить пару глотков лидуры и закончить идиотский отчет. Псы бы и сами отлично управились, но именно сегодня хозяин решил лично принять новичков. Хоть какое-то развлечение в череде однообразных будней.

Смотрящий за южным бараком дернул Тарико за плечо, заставив уступить место следующей арестантке. Сначала она послушалась, а потом неожиданно для всех подняла руку и привлекла внимания хозяина "Уригучи".

– Нам сказали, вы любите порядок, а в канавах мусор и кусты не подстрижены. Как же так? У главного корпуса разрушен бордюр, пошлите ремонтные бригады исправить… Еще я видела разбитую статую, ее нужно убрать с территории или восстановить.

– Ненормальная! Ты знаешь с кем говоришь? – рявкнул охранник. – Снимай тряпки и бегом на дезинфекцию.

Только сейчас Тарико увидела, как девушки по правую сторону от трибуны начинают медленно раздеваться, подгоняемые надсмотрщиками. Мысль о том, что она следующая на очереди, вызвала тошноту, подавила страх. Тарико бросилась обратно к трибуне и, ухватившись обеими руками за выступ на уровне груди, крикнула с вызовом:

– Почему вы допускаете открытое унижение? Где ваша честь, мужчина… солдат… офицер… Где ваш стыд?

За три года службы в «Уригучи» Субад видел много протестов, истерик и драм, но никогда прежде юная арестантка не выражала свое отвращение к здешним обычаям с неколебимым достоинством, сохраняя спокойствие и вежливый тон.

«Где твоя честь, офицер?» Эта пафосная фраза красиво звучит на светских приемах и в речах политиков, может, еще героические книги и вопли чокнутых патриотов подойдут.

Субад чуть не расхохотался вслух, а потом снова уткнулся в бумаги, но вдруг понял, что не может сосредоточиться на стандартной проверке. Девушка в дорогом пальто сбила деловой настрой. Кстати, пес успел стащить с нее верхнюю одежду и бросить в общую кучу барахла. Дальше поборнице морали придется расстаться с платьем и нижним бельем.

Давно установленный ритуал на потеху охранникам – смазливые арестантки должны голышом добежать до отсека дезинфекции, где им остригут волосы и после санобработки выдадут одинаковую серую робу.

Субад знал, что во время забега псы отберут себе свеженький материал для последующих ночных развлечений. И эта девчонка скоро окажется прижата к соломенному тюфяку с раскоряченными ногами… Вот уже один из псов заглядывает ей в рот, будто в поиске запрещенных предметов, щупает грудь, без церемоний стаскивает трусики и лезет пальцами в промежность.

Субад испытал резкий прилив раздражительности, хотя схожие сцены повторялись каждый триместр. Пора привыкнуть. «Честь офицера…» Все-таки ей удалось его зацепить. Может, крикнуть Нуями, чтобы оставил в покое на время? Когда Субад снова повернулся к толпе полуголых девиц, от удивления даже привстал с места.

Худенькая девчонка, осмелившаяся в глаза ему указать на лагерные беспорядки, сейчас валялась в грязи у ног пса. Разорванное платье открывало крутой изгиб белого бедра и нежную впадинку живота, комья глины прилипли к темным волосам, пушистым, как птичьи перышки. Нуями тяжело дышал, облизывая толстые губы.

– Что ты сделал? – прошипел Субад.

– Ничего, хозяин! Обычная процедура, она закатила глаза и свалилась. Больная. Может, сразу списать?

Тупая красная рожа Нуями выражала досаду. В самом деле, он только палец в нее засунул, а она уже сознание потеряла. Городская неженка. Сразу видать, нетронутая кура.

– Укрой чем-нибудь и отнести в лазарет, пусть доктор посмотрит, – приказал Субад. – Не смей больше лапать, может, она заразна.

После короткой заминки оформление ссыльных продолжилось в ускоренном темпе. Субад спустился с трибуны и подозвал к себе ближайшего помощника.

– Почему бордюры разбиты, словно по ним ездили на бронеходах? Починить буквы у входа, вычистить ямы, подстричь кусты. Завтра к вечеру доложишь об исполнении.

Глава 4

Лазарет

К ночи разразился ливень, но даже когда утих шум воды за окном, Субад долго не мог заснуть, бродил по кабинету в напрасном ожидании пока подействует проверенное лекарство. Наверно, проклятый докторишка опять уменьшил дозу галурата. Опасается за здоровье хозяина, недавно нашел какие-то перебои в сердце и теперь трясется над каждым препаратом. Как бы не нанести вред начальнику.

Промаявшись еще полчаса, Субад придумал вломиться в лазарет и устроить проверку всему персоналу вместе с больными. После хорошей встряски порой удавалось проспать до обеда и еще пару дней сохранять бодрое настроение. Но если выброс адреналина не поможет, придется в самом деле слетать на ближайшую базу для полноценного медосмотра. Эти гнилые болота в сезон дождей доконают самый крепкий организм.

По пути к больничному корпусу Субад устроил выволочку двум задремавшим охранникам у склада, перекинулся парой рядовых фраз с караульным на вышке, потрепал по высокой холке любимого следопыта. Кама приболела и уже неделю занимала карантинный вольер, но брала пищу только из рук хозяина. Редкая порода ищеек славится умом и преданностью.

– Если позволит тропа, завтра мы с тобой погуляем на пустоши, – обещал Субад. – Поправляйся скорее!

До утра оставалась самая приятная часть программы – поднять шум в лазарете, стащить с койки тщедушного Яримаки, рассчитаться за подделку снотворного.

Но к удивлению Субада доктора не нашлось в каморке, где тот обычно отдыхал от дневных забот. Неужели еще работает в кабинете? Может, в лагере снова случилось нестандартное происшествие, и хозяина боятся поставить в известность…

Когда прошлым жарким летом трое узниц задохнулись в бане из-за оплошности охраны, боясь выговора, парни заставили Яримаки подать рапорт о самоубийстве. Хозяину пришлось лично изучить дело и в итоге списать пару никудышных работников. Субад считал, что ни одна арестантка не должна покидать лагерь до срока и по праву гордился низкой смертностью контингента среди прочих исправительных заведений.

Почему кто-то должен легко или помучавшись немного получить желанную свободу, если сам он обязан торчать здесь еще до конца дней? Каких дней и какого конца Субуд точно не знал. Одно ясно, после громкого скандала на Сиане ему не получить нормальную должность нигде, кроме петрианской дыры.

Значит, остается командовать псами в человеческом облике и следить за ведением торфозаготовок. Никому нельзя доверять! Весной Субад приказал повесить на воротах начальника по снабжению, уличенного в воровстве. Наверх, конечно, пошла информация о несчастном случае. А псы будут молчать, потому что Совет Свободной Петрианы далеко, а в «Уригучи» только один бог, царь и хозяин – Субад Багери. Бывший капитан сианской армии, которому немножко не повезло.

Чувствуя, как нарастает злость на доктора, который шляется по ночам неизвестно где, Субад крадучись миновал темный коридор и добрался до первой палаты. Заперто снаружи. Инструкции выполняются четко. Зато второй отсек для пациентов в тяжелом состоянии безалаберно открыт. Разве в лагере есть настолько больные люди? Яримаки был обязан доложить.

Бесшумно распахнув дверь, Субад осветил палату веерным фонариком и достал пистолет. Иногда демонстрации оружия хватало, чтобы навести порядок. Но в комнате стояла лишь одна кровать, а на ней спала та самая девушка, которая днем пыталась напомнить ему о стыде и чести. В откинутом кулачке ее был зажат кусок красного кирпича! Совсем спятила?

Субад еще раз оглядел комнату и только сейчас заметил на серой стене наброски рисунка – силуэт женщины, склонившейся над ребенком. Тот уже подрос и уверенно сидит на полу в окружении кубиков и шаров.

– Кто это сделал? – раздраженно спросил Субад, не повышая голос.

Красные линии напомнили ему о кирпиче. Но когда девчонка успела измазать стену? Как у нее хватило сил…

Позади раздались шаркающие шаги и виноватое покашливание доктора.

– Хозяин, прошу вас, пройдемте в мой кабинет. Я все объясню.

– Что с новенькой?

– Сильное истощение. Она отказалась от еды. Пришлось сделать пару стимулирующих уколов.

– Надеюсь, ты не тратишь на нее мой галурат, крыса?

Яримаки поправил очки на носу и втянул голову в сутулые плечи.

– Как можно, господин Багери? Мне жаль, что вам опять не спится.