Свободной, молодой и гибкой.
Она уже возбуждена,
Второй рассказывая то же,
И в каждой клеточке пьяна
Пропахшая нарциссом кожа.
Копна волос, где вся длина
Овита розами, мгновенно
Распущена; теперь она
Совсем не нимфа, а Сирена.
Теперь, ожившие, не прочь
Подруги навестить дружка,
Как только наступает ночь
И лишь темнеют облака,
Так сразу нежный ангел к ним –
И наслаждение, восторги!
А утром: нимфы, херувим
И будто б не бывало оргии.
И будто не было вина
На поцелуе смело, жадно,
И мышца страстью сведена
Не стала прямо в центре сада.
Как будто месяц, как пятак
Из меди, не хотел к ним рухнуть.
Четыре розовых пятна
Грудей, от тела дрожь – и к духу.
Как будто красный какаду,
Свернув от обаянья шею,
Не подсмотрел, когда в саду
Очередной был слышен шелест.
И будто б резвый херувим,
Лишившись совести и страха,
Двум бледным парам рук – худым –
Не позволял лукавить с ним,
И лист с кудрей как не был стряхнут.
Как будто не пришла заря
И все советы были мимо –
Так равнодушно на меня
Глядят умиленные нимфы.
Но в их чертах сквозит порок,
И ясно видно мне из окон,
Как у одной помят венок,
А у другой небрежен локон.
Луну украли
Луна качнулась, Луна в гневе!
Свет брызнул с щеки ручьём –
К ней, ночной Деве,
Пришёл свататься Чёрт.
«Заберу, – говорит, – мира лишу.
Будешь светить в аду,
Я там для тебя двух лебедей пущу,