Трое вне игры

– Пустяки. Просто кто-то что-то сболтнул. Не обращайте внимания.

– Кто сболтнул? И что?

Я покачал головой:

– Давайте отложим эту тему. Если захотите, я объясню после обеда. Мы опоздаем на коктейль.

Он бросил бумажное полотенце в мусорную корзину, промахнулся, что-то пробурчал, подошел, поднял его и сунул внутрь, после чего скомандовал мне следовать за ним, и мы направились к лифту.

В большой, роскошно обставленной комнате Хака выбор напитков оказался обильным и разнообразным. Бутылки теснились в стоявшем посреди комнаты передвижном баре, у края которого, свежевыбритый, тщательно причесанный и одетый в лимонного цвета рубашку с коричневой бабочкой и коричневый же пиджак, сидел в кресле-каталке Теодор Хак. Шотландский клетчатый плед, прикрывавший днем его ноги, был заменен коричневым стеганым. Комнату ровно освещал мягкий свет горевших повсюду ламп. Одна из них – в виде шелковой розовой сферы на конце металлической опоры – была прикреплена к креслу Хака. Когда мы вошли, он радушно приветствовал нас:

– Пол, тебе, как обычно, дайкири? А вам, мистер Гудвин?

Приметив в его коллекции бутылку ирландского виски «Мэнган», я не стал колебаться. Хак сам налил, и Сильвия Марси передала мне стакан. Она сменила форму медсестры на аккуратное платьице точно такого же цвета, как и рубашка Хака. Но воркование осталось прежним. Миссис О’Ши стояла чуть сбоку, потягивая виски со льдом, а Дороти Рифф примостилась возле бара с наполовину пустым высоким бокалом. Получив щедрую порцию «Мэнгана», я отошел в сторону и принялся наблюдать. У меня отличные зрение и слух, к тому же длительное время тренированные под руководством Ниро Вулфа, но я не заметил ни единого жеста, не услышал ни единого слова, хоть как-то указывавших, что один из присутствующих знает, что всего в пятидесяти футах отсюда лежит труп с проломленным черепом. Они разговаривали, подливали друг другу напитки и смеялись над байкой, которую рассказывал Хак. Это была приятная маленькая вечеринка, не шумная, но абсолютно раскованная.

Под конец Хак еще больше поднял общее настроение. Когда миссис О’Ши собралась уходить, он попросил ее задержаться, наклонился и открыл нижнее отделение в боковой стенке своего кресла. Выпрямившись, он продемонстрировал собравшимся три маленькие коробочки с надписью «Тиффани» и обратился к женской половине:

– Уверен, нет смысла повторять, что если бы не вы, дорогие леди, то моя жизнь, жизнь калеки, была бы ужасной. Именно вы делаете ее не только терпимой, но и даже приятной, весьма приятной. Я долго думал, как лучше выразить вам свою признательность. – Он постучал пальцем по верхней коробочке. – Я собирался вручить подарки в следующую среду, в свой день рождения, но в связи с приходом мистера Гудвина решил сделать это сегодня. Его появление в доме, организованное моим шурином, вы вправе рассматривать как обвинение в свой адрес, причем, я уверен, обвинение совершенно несправедливое. Да, мистер Луэнт – брат моей жены, и мне следует быть к нему снисходительным, но всему же есть предел. Он родился в этом доме, и я никогда не оспаривал его права жить и умереть здесь. Но хочу, чтобы вы знали, что я нисколько не сомневаюсь в вашей честности и преданности, и, дабы сделать свое заявление более весомым, прошу вас принять в присутствии мистера Гудвина эти маленькие подношения. Миссис О’Ши.

Он протянул ей одну из коробочек.

– Мисс Рифф.

Секретарша послала Хаку одну из самых ослепительных улыбок.

– Мисс Марси.

Сиделка мило сделала реверанс.

Буквально через секунду послышались возгласы и прочие выражения восторга. Мисс Марси разразилась заливистым воркованием, чем наверняка вызвала бы у меня слезы, не будь мои глаза заняты в этот момент наблюдением.

– Как часы они тоже неплохи, – кивнув, произнес Хак.

Стараясь не показаться невоспитанным, я все же разглядел, что все три подарка представляли собой часы, вероятно совершенно одинаковые, и если украшавшие их красные камешки являлись бирманскими рубинами, то воркование Сильвии не было таким уж наигранным. Пораженный Пол Таер плеснул рома в свой стакан и выпил его одним махом. Зажав коробочку в руке, миссис О’Ши поспешила прочь из комнаты, и через мгновение я услышал гудение лифта.

Спустя какое-то время лифт загудел снова, дверь комнаты отворилась, и на пороге возникла миссис О’Ши, толкающая сервировочный столик из нержавеющей стали на резиновых колесиках. Столик был почти одной высоты с ней и значительно шире в обхвате. Мисс Марси отодвинула бар, и миссис О’Ши установила его возле кресла Хака.

– Позвольте налить вам супа? – предложила она.

– Вы же знаете, миссис О’Ши, что я предпочитаю делать это сам, – упрекнул ее Хак.

Он развернул одну из полочек, превратив ее в стол, и потянулся за салфеткой.

Все заспешили к выходу, и я последовал за ними. Когда в коридоре мы с Таером оказались позади остальных, он проворчал:

– Похоже, старый козел возомнил себя восточным халифом. Подумать только, всем трем!..

Направляясь к лестнице, мы прошли всего в метре от двери в комнату Луэнта. Насколько я мог заметить, никто на нее даже не посмотрел.

Глава 5

Было без двадцати восемь, и обед уже почти закончился, когда я сказал, что не хочу кофе, под каким-то предлогом вышел из-за стола, поднялся на третий этаж и нырнул в комнату Луэнта.

Я решил, что пришло время обнаружить труп. За ужином все держались достаточно любезно, за исключением дувшегося по какому-то поводу Таера, но было очевидно, что они вели себя так только потому, что Хак дал указание потакать своему шурину. Никто не сказал и не сделал ничего, что возбудило бы мои подозрения, и, оглядев их, когда подавали десерт, – хмурящегося Таера, холодную и самоуверенную миссис О’Ши, Дороти Рифф, с глупой улыбкой рассматривающую свои новые часики, и Сильвию Марси, кивающую мне с видом сочувствующей медсестры, – я испытал острейшее желание устроить каждому из них многосерийное интервью с полицией, точнее, с матерыми представителями отдела по расследованию убийств. Я также был вынужден признать, что ничего не достигну, если и дальше буду пытаться расследовать убийство, а присутствующие по-прежнему не будут о нем знать.

Теперь, стоя в узком проходе за закрытой дверью, я сжимал кулаки от охватившего меня гнева. Я никогда не считал, будто навожу на всех такой священный ужас, что в радиусе мили от меня никто не должен даже помышлять о совершении преступления, но в этом доме кто-то обладал поистине феноменальной наглостью, раз осмелился так отделать клиента Вулфа, когда я крутился поблизости. Лежащий на полу Луэнт выглядел еще более жалким и маленьким, чем когда был жив. Конечно, я страстно желал скорейшей поимки убийцы, но только не табуном блюстителей порядка во главе с лейтенантом Роуклиффом, который непременно припрет меня к стенке и начнет поджаривать на медленном огне. С другой стороны, собственными усилиями, принимая во внимание темпы продвижения расследования за последние два часа, я достиг бы первых успехов не раньше следующего четверга.

Я прислушался, открыл дверь, выскользнул из комнаты и закрыл ее за собой. Постоял, озираясь. Никого. Я подошел к лестнице и начал тихонько спускаться. Это было нетрудно, особенно при наличии устилавшего ступеньки ковра. Миновав этаж, я снова остановился. Снизу из комнаты, где был сервирован обед, доносились голоса, следовательно, все еще сидели за столом. Я пересек коридор и шмыгнул в кабинет Хака.

Плотно прикрыв за собой дверь, я нашарил на стене выключатель. От люстры на потолке разлился яркий свет. Я приблизился к столу, состоявшему, по сути, из двух столов с проходом посередине, так что, когда Хак вписывал в него кресло-каталку, рабочие поверхности оказывались с обеих сторон. Слева стояли три телефона – внутренний и два городских – с номерами, написанными на картонных вставках. Я пододвинул к себе тот, на котором был номер, указанный в телефонной книге. Меня не интересовало, сколько еще аппаратов имелось на этой линии. Я оглянулся вокруг в поисках двух необходимых мне предметов. Первый, точно такой, как нужно, лежал на противоположном конце стола: это было пресс-папье, тяжелый шар из зеленого мрамора, для устойчивости сточенный с одной стороны. На роль второго сгодилась бы любая из сотен книг, имевшихся под рукой в комнате. Следовало бы сперва провести несколько экспериментов, чтобы установить, какой толщины книгу взять и как сильно ударить по ней для получения необходимого эффекта, но я решил, что при данных обстоятельствах не стоит тянуть время.

Я выбрал том толщиной дюйм, положил его плашмя на свободную от телефонов половину стола, снял трубку, набрал номер и взял пресс-папье в правую руку.

Ответил Фриц. Выразив сожаление, что приходится отрывать Вулфа от обеда, я сказал, что хотел бы кое о чем его спросить. После паузы в трубке послышался сердитый голос Вулфа:

– Арчи?

Я заговорил эмоционально и торопливо:

– Я в кабинете Хака. Возможно, меня подслушивают по второму аппарату, но ничего не поделаешь. Если вызвать полицейских сейчас, за это придется слишком дорого заплатить, потому что… впрочем, объяснять долго. Вы категорически отказываетесь покидать дом по делам – что ж, ладно. Но пришлите хотя бы Сола. Мне нужна помощь. Если вы разыщете Сола, то передайте…

Я оборвал себя, с размаху опустив на книгу пресс-папье и издав что-то вроде короткого агонизирующего стона, какой издает человек, если его хорошенько стукнули по голове. Я позволил трубке с грохотом упасть на стол, после чего повалился на пол достаточно шумно, чтобы это было слышно на другом конце линии, но все же достаточно тихо, чтобы не переполошить Хака наверху и четверку сотрапезников внизу. Чуть подождав, я поднялся и посмотрел на лежащую на столе трубку. Что с ней делать? Вопрос оставался открытым. Конечно, для злодея, раскроившего мне череп, было бы наиболее естественным опустить трубку обратно на рычаг, но тогда Вулф смог бы набрать номер, а я не хотел, чтобы по всему дому начался трезвон. При снятой же трубке Вулф получил бы гудок «занято», поэтому я так ее и оставил.

Теперь предстояло ждать. В принципе, Вулф мог попытаться набрать номер, наткнуться на короткий гудок и успокоиться, но я в этом сильно сомневался. Он был упрям, но не настолько. Звонить полицейским, мол, сходите и пощупайте ему пульс, он бы ни за что не стал – во всяком случае, после того, как сам благословил мое намерение не сообщать пока об убийстве. Следовательно, он должен был приехать лично, что мне и требовалось, и я хотел вовремя оказаться у дверей, чтобы встретить его.

Однако покидать кабинет, оставив трубку лежать на столе, не стоило. Чтобы выйти из дому и отправиться в путь, Вулфу наверняка хватило бы двух минут, но я решил подождать десять. Я поставил пресс-папье на место, вернул книгу на полку и провел остаток времени, поглядывая на часы. По истечении десятой минуты я опустил трубку на рычаг, покинул комнату и спустился в холл.

Там стояла Дороти Рифф в шляпке и надевала пальто. Если бы я задержался на тридцать секунд, то остался бы без одного из действующих лиц. Она окинула меня взглядом, но не заговорила.

– Надеюсь, вы покидаете нас не насовсем? – вежливо спросил я.

– Да, – отрывисто ответила она. – Я ухожу домой. Есть возражения?

– Есть, – тоже отрывисто сказал я.

– О! Даже так? – Она скосила на меня взгляд.

Я кивнул:

– Вы для меня народ слишком утонченный. Я из тех, кто тычет в людей пальцем, а здесь для этого неподходящая обстановка. Поэтому я позвонил мистеру Вулфу, объяснил ситуацию, он со мной согласился и сейчас находится на пути сюда. С вами он захочет поговорить в особенности, поскольку именно вы предположили, что его клиент – шантажист. Так что не могли бы вы еще немного подождать?

– Сюда едет Ниро Вулф? – нахмурилась она.

– Да.

– Зачем?

Я сделал неопределенный жест рукой: