Сафар-наме, или Книга Странствий

Обо всем этом мне вспомнилось, пока мы неспешно двигались в нужном направлении. Кварталы Иехудии ничем не отличались от кварталов Джея – такие же глухие глинобитные заборы, скрывавшие от посторонних глаз дворы. Я бы предпочёл пустить своего коня рысью, благо улицы были в это время дня пустынны, но осел, на котором восседал Захария, оказался воистину достойным представителем своего племени.

– А дозволено ли будет мне узнать, о, мой господин, – поинтересовался Захария, – причину, заставляющую вас отправиться в столь далёкое путешествие? Семейные обстоятельства, или может напротив, учёные изыскания?

Я понял, что вряд ли удастся отвязаться от Захарии, и потому почёл самым лёгким согласиться:

– Ты прав, Захария, именно учёные изыскания!

– А какие? – немедленно последовал новый вопрос.

Я мысленно вздохнул и ответил:

– Да вот, намереваюсь отыскать живую воду.

Мой попутчик так разволновался, услышав подобное, что чуть не свалился с осла. Зато замолчал, и это было благо.

Так, в тишине мы и добрались до подворья, занимаемого фундукани Наумом. С нашим появлением в доме начался переполох, видимо не каждый день сюда заезжают иноверцы. Я с любопытством осматривался, но ничего нового для себя не высмотрел.

Вскоре высокий, седой, но все ещё крепкий хозяин дома приветствовал нас. Затем Захария извинился и увлёк Наума в дом, оставив меня прохлаждаться в ажурной беседке, укрытой от солнца огромными старыми вязами, впрочем, не одного. Меня окружили несколько рабынь и, после омовения, стали развлекать танцами.

Но не успел я вдоволь насладиться приятными глазу телодвижениями танцовщиц, как оказался увлечён в дом. В кабинете хозяин предложил усесться в специальное гостевое кресло. Я был знаком с этим обычаем, но, откровенно говоря, предпочёл бы устроиться на ковре. Однако в гостях своих правил не устанавливают. Пришлось располагаться на этой неудобной конструкции.

Сам Наум примостился за небольшим столом (подобные столы очень любимы письмоводителями в присутственных местах), а Захария сел на скамью у окна.

Хозяин покусал губы, внимательно разглядывая меня и, наконец, заговорил:

– У нас есть одно предложение. Э-э-э, как бы это выразиться? Одни словом, мы с Захарией с удовольствием взяли бы на себя все возможные расходы при проведении вами поисков некоей субстанции, обозначенной словами "живая вода". И, конечно же, со своей стороны, мы бы хотели рассчитывать на, скажем, семь десятых от того объёма, что вы привезёте! Для вас подобный договор означает безоблачное путешествие до Бухары и такое же приятственное возвращение. А, кроме того, ещё и значительный кредит на месте, обеспечиваемый моими бухарскими агентами.

Я был слегка ошарашен подобным, столь выгодным для себя, поворотом, но всё-таки сразу указал на самое слабое место:

– А если я ничего не найду?

Наум несколько замешкался, но всё же ответил:

– Это было бы прискорбно. Но, во-первых, мы рискуем далеко не всем своим состоянием, а во-вторых, возможность помочь мобеду Гиясаддину сама по себе многого стоит. Ну, а в-третьих, я почему-то верю, что у вас всё получится. А я редко ошибаюсь.

После этих слов стало очевидно, что следует немного поторговаться. В результате мы ударили по рукам и скрепили подписями следующее: фундукани Наум обеспечивает мне место в караване, идущем до Бухары, и даёт рекомендательные письма некоему Самуилу, проживающему в Рее, некоему Исайе, проживающему в Бухаре, а также некоему Моисею, раввину одной из бухарских синагог. Я же в свою очередь обязуюсь передать Науму и Захарии четыре десятых из всех запасов добытой мною живой воды. Если же я не привезу той воды, а взамен найду что-либо иное, но столь же редкостное и ценное, то и с этого надлежит отдать соответствующую долю.

В самом весёлом расположении духа я возвращался домой. Учитель дал мне очень дельный совет. Теперь я мог не заботиться о дорожных расходах и о том, где хранить наличность, пусть об этом болит голова у моих новых знакомых.

Нужный мне караван отправлялся через три дня, так что следовало оставшееся время провести с толком…

***

…Лишь только солнце полностью показалось над крышами домов, как тревожно взревели карнаи и вслед за ними тут же гулко зарокотали барабаны.

Уже открылись северные ворота и из города непрерывной вереницей потянулись навьюченные верблюды. Махмуд аль-Тарик, караван-баши, по уверениям Наума знал своё дело крепко. Сейчас он сидел на своём скакуне и с придорожного холма пристально наблюдал, как выстраивают верблюдов погонщики. Купцы, следующие с караваном, и охранники, повинуясь его знакам, занимали отведённые им места. Ни суеты, ни криков. И только отдельные команды, отдаваемые Махмудом своим помощникам, разносились над дорогой:

– …Вот этого, с подпалиной на груди, перевести на пять голов вперёд… Хасан, следи за дойной верблюдицей, как за своей женой… Ну, всё, пошли.

Верблюды тяжело вздохнули, понукаемые погонщиками, и караван пустился в дальний путь.

…Я оставил за своей спиной Эсфахан, да будут всегда цвести его прекрасные сады, да никогда в его дворцах не поселится уныние и грусть.

Я оставил за своей спиной друга Али ибн Масуда, но его весёлый нрав и остроумие навсегда остались в моей памяти.

Я оставил за своей спиной учителя Умара Гиясаддина, пусть его мудрость и наставления ещё долго будут освещать мой путь.

Я оставил за своей спиной Айшат! О, эти иссиня-чёрные, словно вороново крыло, волосы, пышной волной спадающие на плечи! О, эти глаза, притаившие в себе детскую доверчивость и женское лукавство! О, эта маленькая родинка на левом плече! О, эти трепетные, чуть припухлые губки! А перси, перси каковы! Да, её красота навсегда пленила моё сердце!

На прощание она дала мне свою гривну, чтобы та оберегала меня в ковыльных степях её родины:

– Если случится моему господину проезжать мимо шатров и увидеть на сторожевом копье три цвета: чёрный, красный, чёрный, то показав мой подарок, вы всегда найдёте там приют и покой. Это цвета моего брата Боняка, он должен был стать вождём после гибели отца. А я буду просить всех богов на свете, чтобы они позволили вам вернуться обратно!

В глубине чёрных глаз засверкали слёзы, и я, придав голосу нужную твёрдость, решительно отмёл даже намёк на неблагоприятный исход сафара:

– Не волнуйся, жемчужина моей жизни! Клянусь, что не позднее чем через два года вернусь с живой водой. Или пусть не с водой, но и не с пустыми руками. Да услышит меня Ахурамазда и не оставит своей милостью в одолении преград…

…Я тронул узду и Самум, нервно фыркнув, направился рысцой к каравану. Захария, как выяснилось, имел интерес в виде восьми верблюдов, нёсших вьюки с платками из шерсти кашемировой козы. Поэтому для моих вещей место отыскалось легко. В принципе я взял немного: так, кое-что из оружия, да пару тюков дорожного платья, да палатку, ну и ещё всякие мелочи, включая пищевые запасы. Ах да, чуть не забыл про вещи слуг (я решил ограничиться всего лишь тремя), так что в результате доля моих кредиторов выросла до десяти верблюдов.

Ещё накануне отъезда я познакомился через караван-баши с предводителем охраны каравана – курдом весьма благородного происхождения. Мы сразу понравились друг другу, а когда выяснилось, что и в пристрастиях весьма схожи, то поездка в Бухару стала казаться приятным времяпрепровождением…

И только гневное письмо отца, находившегося неотлучно при шахиншахе, омрачало рисовавшееся мне прежде безоблачным будущее, подобно надвигающейся грозе, от которой не уклониться, а лишь смиренно принять, молясь и уповая на милость божию:

«О, наилюбимейший из моих сыновей, и жесточайшая боль моего сердца. Своим известием ты похоронил мои замыслы на долгие годы вперёд. Вот к чему привело чрезмерное увлечение алкоголем. К тому же твоим безрассудным спором поставлено под удар благополучие нашей семьи. И не только размерами заклада. Кто отныне будет представлять мои интересы перед купцами Эсфахана? Ты даже не подумал об этом!!! За три дня размышлений гнев в моей груди несколько утих, и я принял следующее решение. Запретить тебе поездку я не могу, ибо тем самым будет нанесён удар по престижу нашего рода, да и по достатку. Управляющего вместо тебя я уже выслал, скоро он появится в Эсфахане. А ты отправляйся в сафар во исполнение. Но горе тебе, если ничего не найдёшь! Тогда лучше и вовсе не возвращайся из чужеземья! Это моё отеческое слово!»

Когда я в первый раз прочитал такое напутствие, приняв свиток из рук гонца, скорбь и обида наполнили мою грудь. Иной мне виделась реакция отца. Но сделанного не воротишь, осталось только исполнить завет…

***

…Хотелось бы мне описать подробно о том, как я отыскал заветный источник, но это чересчур удлинило бы мой рассказ. Лишь упомяну, что я беспрепятственно добрался до Бухары, а оттуда в Булгар, город на реке Итиль. Затем мой путь пролёг на запад, в леса, заселённые язычниками. На весь этот путь ушёл целый год моей жизни.

Глава 2. Встреча

…В тот благословенный Ахурамаздой день, я, по обыкновению разведя обеденный костёр, задумался о сложившемся положении. Однако ничего утешительного на ум не пришло…

Уже два месяца длились мои скитания по лесам. От болезней и диких зверей я растерял всех слуг и остался один. А сегодня спозаранку сбежал и очередной нанятый (из местных аборигенов) проводник, что усложнило не только поиски, но и просто существование. Хорошо хоть не увёл Самума и не опустошил дорожные сумки. А ведь мог! У меня ещё оставалось немало вещей, предназначенных для обмена в лесах, маленьких, но весьма ценных. Здесь были и иголки, и готовые кремни, и ножи, и наконечники для стрел. Вот только запасов съестных маловато. Конечно, голодным не останусь, поскольку ставить силки сызмальства обучен, но вот для Самума питаться лесной травой не пойдёт на пользу. Так что, по-хорошему рассуждая, надо вновь выбираться к людям, да и, поскольку до сего дня мои поиски не привели ни к чему, начинать сборы к возвращению домой. Но природное упрямство не позволяло признаться в тщетности прикладываемых усилий.

…Я подбросил побольше хвороста в костёр, чтобы побыстрее закипела вода…

Изредка мне попадались маленькие лесные поселения, но местные туземцы ничем помочь не могли. Они жили в своих нескончаемых лесах (которые я начинал тихо ненавидеть), ничего не зная ни о внешнем мире, ни о том, что где-то под боком у них должен быть источник живой воды. Да и не желая знать! Наоборот, в ответ на мои расспросы они лишь энергично трясли головами, уверяя, что в их владениях все родники обычные. Но чем сильнее горячились их шаманы и шейхи, что я не там ищу, тем более мне казалось, что они лукавят.

…Однако никак не закипала вода, и я добавил ещё веток в костёр. Как славен Ахурамазда за то, что дал людям возможность пользоваться огнём. А то бы мы, словно дэвы, ели всё сырое…

Как же всё-таки поступить? Может быть, и впрямь вернуться в Булгар? Перезимовать там спокойно, а со следующей весны отправиться прямиком в страну Мрака? Или двинуться на поиски славян и руси? Ладно, зимой будет время, там и прикину. Пожалуй, надо идти на закат.

…Что-то вода не кипит. Уж весь собранный хворост ушёл в огонь, а ни одного хоть малюсенького пузырька со дна не поднялось. А есть-то хочется. Я осторожно тронул воду пальцем и не обжёгся!

Ничего не понимаю! Чудеса, да и только. Когда это было, чтобы вода не хотела кипеть над костром и даже не нагревалась?