Вопросительная история России

Нет числа учебным затеям Петра I. Одни из них прижились – гражданский шрифт, арабские цифры, Академия наук. Другие нет. Причудливы пути истории. Не прояви Пётр учительского рвения, не родился бы самый «школьный» поэт России, правнук учебного пособия.

Откуда пошла беда Митрофанушки?

«Не хочу учиться, а хочу жениться». Вслед за Митрофанушкой из комедии Фонвизина эти слова могли бы повторить сотни молодых дворян XVIII века. 31 января 1714 г. Пётр I подписал указ, в котором брачные намерения дворянских отпрысков ставились в прямую зависимость от их учебных успехов. Указом повелевалось направлять в губернии учителей математики. Им предстояло обучать подрастающую знать «цифири и геометрии». На неуспевающих предполагалось «положить штраф такой, что невольно будет жениться», пока не выучатся. Священники получили предписание не венчать молодых дворян без письменного свидетельства об окончании хотя бы начальной «цифирной» школы. Будущим женихам стоило поспешить: они должны были завершить образование к 15 годам, когда им предстояло вступить в царскую службу. Однако многие спешили в другую сторону. Из 2000 дворянских недорослей, набранных после царского указа в цифирные школы, лишь 300 завершили курс. Юные слуги престола бежали и прятались от учёбы, как крестьяне от рекрутской службы.

Откуда же Петр взял идею оставить холостыми нерадивых дворянских отпрысков? Образцом послужила соседняя Швеция. 21 год Пётр с нею воевал. И почти 30 лет перенимал шведский опыт. Как говориться, с кем поведёшься. Или – с кем повоюешь. После Полтавы царь встречался с пленными шведскими командирами и поднимал кубок «за учителей». Но шведы оказались учителями не только в стратегии. «Табель о рангах», рекрутская армия, подчинённая монарху церковь, перелитые на пушки колокола – всё это тоже заимствовалось у шведов.

Что же касается Митрофана, причиной своей обиды он мог бы считать шведского короля Карла XI, отца знаменитого Карла XII, соперника Петра в Северной войне. В отличие от сына отец воевать не любил. Он предпочитал заниматься устройством внутренних шведских дел. Не женить неграмотных придумал именно он. В 1689 г. Карл XI издал указ, по которому всякий подданный короля обязывался научиться читать катехизис – изложение основ христианского вероучения. Не овладевшие чтением не могли вступать в брак. Прежде чем венчать молодых, священник обязан был проверить их грамотность. Некоторые новобрачные хитрили, выучивали катехизис наизусть. Но многие решали, что проще научиться читать. Наградой прилежным ученикам служила возможность стать мужем и женой, а учителям-священникам – мешок с зерном. Именно такую премию они получали от государства за каждые 2—3 десятка обученных.

Вот эти-то идеи Карла XI и показались интересными Петру I. Правда, в отличие от шведского коллеги, Пётр обязал учиться лишь дворянских детей. Дети крестьян и горожан сохранили свободу оставаться неграмотными.

Зачем император российский стал князем финляндским?

Когда какой-нибудь монарх присоединяет к своему государству новую землю, он знает, зачем это надо: на новой земле живут новые подданные, а с них так приятно собирать налоги. Шведские короли XII – XIII вв. ничем не отличались от своих коллег. К востоку от их страны лежали финские земли, которые никому пока налогов не платили. Шведские короли решили, что это неправильно и снарядили Крестовые походы. В результате Швеция увеличилась почти в два раза и 600 лет управляла финскими землями. Постепенно Финляндия привыкла быть Швецией. И соседи Швеции тоже привыкли. И даже если им случалось повздорить со Швецией и ненароком отобрать у неё Финляндию, они тут же старались за выкуп отдать её Швеции обратно. Сначала так поступил Пётр I, а потом его дочь Елизавета. России нужен был выход к морю, и Пётр его у Швеции отвоевал. А Финляндия – зачем? Другой язык, другие обычаи и крестьяне, не привыкшие быть крепостными. Нет, Финляндию следовало решительно оставить Швеции.

Однако праправнук Петра император Александр I рассуждал иначе. После войны с союзницей Наполеона – Швецией он 1809 г. объявил Финляндию частью Российской империи. И что же вы думаете, он принялся делать? Налоги собирать? Ничуть не бывало! Финляндия была освобождена от уплаты налогов в общероссийскую казну, а финские юноши – от рекрутской повинности. Страна получила свои собственные деньги, своё особое правительство, а представитель Финляндии – прямой доступ к Российскому императору. Кстати, император так в Финляндии не назывался. Он стал великим князем Финляндским, что на языке того времени означало: не господин, а покровитель и защитник. Кроме того, Александр затеял строительство новой финской столицы. Старая, Або, слишком близко располагалась к Швеции. Но дело было не только в этом. Александр мечтал возвести посреди озёр и лесов классический город, похожий на Петербург. Незадолго перед тем случился пожар в маленьком городке Хельсинки, оставивший почти пустое место. Вот на этом-то месте и решено было возводить столицу. Слово «Хельсинки» происходит от шведского «Гельсингфорс» – «сильный водопад». А водопады, как известно, падают со скал. Так что прежде чем возводить столицу с площадями и проспектами, следовало снести скалистые горы. Десять лет строители во главе с архитектором Энглем при помощи взрывов равняли плато под будущую финскую столицу. Недешёвое это было мероприятие. Но, как некогда Пётр не жалел ни сил, ни людей для возведения Петербурга, так теперь его праправнук с удивительным упорством возводил Гельсингфорс. Для Петра Петербург был парадизом, раем земным, воплощением мечты. Отнимая у Швеции Финляндию и возводя в непреступных скалах Хельсинки, «новый Петербург», Александр тоже мечтал. Вот только о чём? Ясное дело, не о налогах. У Александра была другая мечта, не совсем царская.

Обычный царь следит, чтобы корона у него на голове сидела прочно, и трон под ним не шатался. Александр же поставил перед собой иную цель: отменить крепостное право, учредить республику и сложить с себя царские полномочия. Согласитесь, царь-республиканец не самый распространённый вид монарха. Александр так себя и называл – «исключением из императоров». Исключением он стал по милости своей бабушки, Екатерины II. Она мечтала вырастить из внука идеального государя, и о его воспитании решила посоветоваться с человеком, как нельзя лучше разбиравшимся в идеальных вещах. Звали его Якоб Гримм. Для взрослых он писал философские трактаты, а для детей – сказки, вместе со своим братом. Вот этот-то сказочник и посоветовал Екатерине пригласить к внуку в качестве воспитателя швейцарского юриста Фредерика Лагарпа. Тому предстояло обучать наследника престола немецкому языку, истории и праву. Республиканец по убеждениям и педагог по призванию, Лагарп произвёл на Александра неизгладимое впечатление. Став взрослым, он как-то сказал, что обязан Лагарпу всем, кроме рождения. Неудивительно, что республиканские взгляды учителя передались восприимчивому ученику. И не стоит думать, что Лагарп скрывал свою республиканскую педагогику от самовластной императрицы Екатерины. Напротив, он представил ей в письменном виде будущую программу обучения, и Екатерина её одобрила. Шёл век Просвещения, Екатерина была дамой образованной и прекрасно знала книги, в которых говорилось о республике как идеальной форме правления. Почему бы и её внуку не узнать, что думают лучшие умы Европы? Она, конечно, понимала, что будущему идеальному государю придётся управлять совсем не идеальным государством. Но представить себе, что внук захочет ввести республику в России, Екатерина никак не могла. Политика – искусство возможного. В екатерининской России республика была невозможна. И потому беседы о республике с наследником престола опасений не вызывали. Пусть ребёнок развивается. Вырастет – забудет.

Александр, однако, не забыл. Став императором, он наметил для себя программу: отменить рабство, утвердить конституцию и покинуть престол. В России много было самозванцев, он же мечтал быть первым «самолишенцем» – первым царём, добровольно отказавшимся от власти. Или, по крайней мере, поставившим над собою закон.

Нет, Александр не был сумасшедшим. Он понимал, что владельцы крепостных душ не позволят ему так просто осуществить благостные мечтания. Но, может быть, среди дворян всё-таки есть сочувствующие духу Просвещения? Сколько их в стране, единомышленников императора? Кто-то из друзей подсказал государю, как «провести разведку»: в 1803 г. вышел указ «о вольных хлебопашцах». Этим законодательным актом помещикам разрешалось отпускать своих крестьян на свободу. Правда, и раньше никто не запрещал им этого делать. Но, уточняя процедуру, указ как бы приглашал владельцев крепостных освобождать их от неволи. Вскоре стало ясно, что дело не пошло: в среднем в год помещики отпускали на свободу одного из 10 тысяч крестьян. Такими темпами освобождения всех можно было ждать через 100 веков. Оставалось одно – просвещать. В стране открывались школы, гимназии, университеты. Однако ждать, пока вырастут поколения просвещённых дворян, было долго. Александру же хотелось видеть перемены как можно быстрее и счастливых поданных уже сейчас.

И вот тут в планах царя неожиданно появилась Финляндия. В смутное время Наполеоновских войн европейские страны сводили старые счёты и меняли границы. Готовясь отобрать Финляндию у Швеции, Александр объяснял придворным, что Швеция не раз нападала на российские владенья, что обладание Финляндией отодвинет враждебного соседа и отведёт угрозу от Петербурга. И всё это было правдой. Но не всей правдой. Имелась и другая причина, по которой император задумал стать обладателем маленькой северной страны. В этой стране дворяне умудрялись обходиться без крепостных. А ещё там был риксдаг – подобие парламента, где заседала не только знать, но и ремесленники, и крестьяне. Страна свободных людей и почти республика. Ну, чем не образец для российских дворян? Пусть разглядят Финляндию поближе и убедятся, что свобода и конституция счастью не помеха.

Вот так и случилось, что могущественный российский император стал князем финляндским. Не для того, чтобы налоги собирать, а чтобы Финляндия пример показывала. Пусть и завоёванный.

Как нашли Антарктиду?

Антарктиду искали и нашли наоборот. Сначала её назвали, потом нанесли на карту, затем поделили, и только в самом конце открыли. Двигаясь наоборот, её обнаружила Русская кругосветная экспедиция.

Всё началось с названия. Север Земли, лежащий под созвездием Медведицы, древние греки называли «Арктикой», медвежьей областью. Философ Аристотель утверждал, что Земля – не блюдце, а шар. Пространство на другой половине шара нуждались в именах. Тогда Аристотель и придумал называть самую южную область планеты «Антарктикой» – «противомедведикой». История наоборот начиналась.

Через три века другой древний грек, Птолемей, заявил, что в районе южного полюса должен находиться материк. Его разместили боги, чтобы уравновесить избыток земли в Северном полушарии. И, хотя никто ещё не видел этого континента, Птолемей нанёс его на карту. Огромная получилась земля. Центр её лежал на Южном полюсе, а края смыкались с Африкой и Азией. Кроме того, в Греции ходили упорные слухи, что на юге планеты живут «антиподы» – «ходящие наоборот».

Вслед за Птолемеем средневековые географы продолжали рисовать неведомый Южный материк. Его так и называли – Terra Australis Incognita – Неизвестная Южная Земля. В XV в. Испания и Португалия решили на всякий случай поделить эту неведомую землю, которой никто пока не открыл. А то вдруг антиподы, когда до них доберутся, не будут знать, чьи они подданные?

В XVI в. за поиски Южной земли взялись всерьёз. Европейцы уже добрались до Индии и островов близ экватора. Там было много золота и пряностей. Воображение подсказывало: если двигаться и дальше на юг, можно встретить ещё больше золота и населённые земли. Через 100 лет поисков голландские моряки открыли неведомый южный берег. То была Австралия, самый маленький из шести земных континентов. Это мы теперь знаем. А голландцы не ведали, как далеко простирается Южная земля, и тот ли это гигантский материк, который рисовали древние.

Для решения загадки Южного материка к его берегам отправилась экспедиция английского капитана Джеймса Кука. Он приблизился к Австралии с востока, исследовал побережье и пришёл к неутешительному выводу: Австралия – небольшой и не густо заселённый континент. Ни золота, ни пряностей там нет. По правде говоря, Кук вообще сомневался, могут ли англичане выжить в Австралии. Ему казалось, что там нет или почти нет пресной воды. Только через 18 лет британское правительство решило проверить заключение Кука и послало в Австралию партию каторжников. Они не умерли, но ещё много лет австралийская жизнь считалась годной только для преступников. Австралия явно не напоминала ту Южную землю, которая рисовалась воображению древних. Ни пряностей, ни индийских сокровищ.

Многие были разочарованы. Если ещё один южный материк и существует, искать его следовало на самом дальнем юге, там, где холод и мрак. Для чего? Надежда встретить золото и драгоценные камни становилось всё слабее, зато шансы погибнуть во льдах возрастали. И тем не менее, в 1773 г. Кук отправился на другой край земли. Никто в точности не знает, какие инструкции дало ему Адмиралтейство. По дороге на крайний юг можно было обнаружить пригодные для жизни острова. Наверное, встретив антиподов, Кук должен был объявить их подданными британской короны. Но сам капитан предпочёл бы увидеть последний неоткрытый материк. Он был первым кругосветным путешественником, кого любопытство влекло больше, чем золото. Его корабли назывались «Резолюшн» (решение) и «Эдвенчер» (приключение). Кук принял решение о приключении в поисках таинственного Южного материка. И приключений по дороге на край планеты хватало. Впервые в истории корабли Кука пересекли Южный полярный круг. Навстречу двигались ледяные поля и горы. Ветер дул к югу, а горы двигались на север, навстречу кораблям. Почему? Они отплывали от земли? Паруса покрывались ледяной коркой и становились, как листы железа. Управляя «железными листами», моряки лавировали среди айсбергов, пока однажды сплошное ледяное поле не преградило дорогу. Кук ушёл в тропические широты и через год вернулся. Всё повторилось. Лежал ли к югу континент или океан, никто не знал – лед преграждал дорогу. Один раз Кук приблизился к континенту на 200 км, и, не подозревая об этом, повернул на север. Он описал круг вдоль Антарктического берега, ни разу не подойдя к нему вплотную – так распорядились ветра и льды. Льдов было много, так много, как будто они откалывались от неведомого массива. Кука не покидало ощущение континента, что прячется за льдами: «Я не стану отрицать, что близ полюса может находиться материк или значительная земля. Напротив, я убежден, что такая земля там есть. Великие холода, огромное число ледяных островов и плавающих льдов – все это доказывает, что земля на юге должна быть». Предчувствие скорой встречи с землей становилось всё сильнее, и вместе с ним крепло убеждение: достичь этой земли нельзя.

Так что же, решение о приключении оказалось напрасным? Едва ли. В те времена плавания к новым землям длились годами. И чем дольше корабль бороздил неведомые воды, тем меньше матросов возвращалось назад. Жизнь моряков уносила цинга. Теперь известно, что цинга возникает от отсутствия витамина C. Обычно этот витамин вырабатывается в организме животных из других веществ. Относительно недавно учёные выяснили: только люди, обезьяны и гавайские свиньи утратили способность синтезировать витамин C и должны его получать из внешней среды с фруктами и овощами. В многомесячных путешествиях моряки питались сухарями, бобами и солониной – тем, что не портилось на кораблях при отсутствии холодильников. Эти продукты, увы, не содержали витамина С. Уже через три месяца плавания моряков настигала цинга. Многие учёные и врачи, не зная причины, пытались обнаружить способ лечения загадочной болезни. Английский врач Линд был убеждён: всё дело в диете – нужно есть квашеную капусту и пить лимонный сок. Капитан Кук советовался с Линдом и решил проверить его теорию. Казалось, это не сложно: оба продукта надолго сохраняли свежесть. Однако морякам диета Линда пришлась не по вкусу. Они наотрез отказались питаться квашеной капустой. Тогда Кук велел вовсе изъять капусту из матросского рациона и подавать только на офицерские столы. В качестве привилегии офицерам разрешалось забирать недоеденную капусту в свои каюты. Психологический расчёт Кука оказался точен. Привилегированная капуста – совсем не то же самое, что простая. Через некоторое время матросы попросили вернуть ненавистный продукт. В дальних плаваниях того времени страшной бедой были эпидемии. В тесном пространстве корабля болезни распространялись быстро и приводили к гибели множества матросов. Кук первым из капитанов стал заставлять всех мыть руки до и после еды. Моряки возмущались, смеялись, но приказ выполняли. Многие из них остались живы благодаря чистым рукам. Так что многолетние поиски Южного континента оказались не напрасны. Кук не достиг Антарктиды, но обнаружил, как сохранять жизнь искателям новых земель.

А ещё он объявил задачу невыполнимой. «Риск настолько велик, что я смело могу сказать: ни один человек не решиться проникнуть на юг дальше, чем это удалось мне. Земли, что могут находиться на юге, никогда не будут исследованы». Оставалось ждать, когда кто-нибудь не согласиться с «никогда».

Это случилось через сорок пять лет в России. Мысль искать ледяной континент подал граф Николай Петрович Румянцев. Разумеется, это был граф наоборот. Главным признаком аристократа он считал не знатных предков, а любовь к просвещению и науке. Но до занятий любимым делом руки у графа не доходили. Ещё бы – посланник в разных державах, директор водных путей, министр земледелия, коммерции, иностранных дел, и, наконец, канцлер. «Бездействием его не укорит потомство», – отозвался о Румянцеве поэт. Кончалась война с Наполеоном. Русской армии предстояло отправиться в заграничный поход освобождать Европу. Так считал император. Звезда Наполеона угаснет и без помощи русского оружия, не следует губить понапрасну солдатские жизни. Так полагал Румянцев. Мнения императора и канцлера разошлись. Румянцев подал в отставку. Будь он обычным графом, ему бы следовало поселиться в родовом имении и с умилением глядеть, как подрастают наследники. Но граф наоборот так поступить не мог. Поэтому уже в пенсионном возрасте Румянцев решил заняться тем, что всегда считал своим настоящим делом – наукой. Он определил для себя две главных задачи: ликвидировать белые пятна в истории России и в географии планеты. В своих обширных имениях Румянцев построил заводы, на которых перерабатывались плоды крестьянского труда. Продукция шла за рубеж, а доходы граф почти целиком вкладывал в науку. Он собирал старинные рукописи, поддерживал учёных, снаряжал экспедиции. Одна из них была кругосветной. Когда она успешно вернулась, император Александр I отправился поздравить Румянцева. За обедом граф заметил, что, в числе прочего, научный мир занимали тогда две загадки: есть ли к северу от Америки путь из Атлантики в Тихий океан и существует ли Южный континент. Александр поинтересовался, не стоит ли России взяться за решение этих загадок? В этом случае, ответил Румянцев, к славе победителя Наполеона император мог бы добавить славу монарха великой морской державы. От славы Александр отказаться не мог. Снарядить полярные экспедиции он поручил морскому министру маркизу де Траверсе, что вовсе не привело министра в восторг. Маркиз был человек серьёзный и всяких глупостей вроде открытия ледяных континентов не одобрял. Ослушаться императора, однако, было нельзя. Чтобы не допустить экспедиции, маркиз пошёл на хитрость: поручил подготовку проекта сразу четырём знаменитым мореплавателям. Как известно, у семи нянек дитя без глазу – знаменитости не сойдутся во мнениях, утопят дело в спорах, и авантюре не бывать! Но, как это уже не раз случалось с Антарктидой, всё вышло наоборот. Идея открыть новый континент настолько всех увлекла, что известные капитаны с энтузиазмом взялись за дело и очень скоро представили проекты. Самый подробный план предложил глава первой русской кругосветной экспедиции Иван Федорович Крузенштерн. Само собой, это был план наоборот. Крузенштерн советовал плыть к южному континенту строго в обратном направлении по отношению к маршруту Кука. Там где он плыл на север, следовало сворачивать к югу, там, где знаменитый капитан вёл свои корабли на юг, надо было направляться на север. Если Кук где-то не видел земли, её в этом месте и не было. Но там, где не было Кука, могла оказаться земля.

Между тем, для плаваний во льдах снаряжались корабли. Названия кораблям придумал император, хотя вовсе не собирался этого делать. Однажды, побывав на верфи, он произнёс: « Мы пошлем экспедиции для мирных и благонамеренных открытий на востоке». Четыре слова из десяти стали названиями кораблей. «Благонамеренному» и «Открытию» предстоял путь в Арктику, «Востоку» и «Мирному» – в Антарктику.

Командовать кораблями надлежало молодым капитанам Фаддею Беллинсгаузену и Михаилу Лазареву, сочетавшим искусство кораблевождения с интересом к морским наукам. На Беллинсгаузена возлагалось и руководство всей экспедицией в целом. Дорога в Антарктиду снова делала виток наоборот. Колумб 15 лет обивал пороги европейских дворцов, рассказывая, какие выгоды сулит открытие новых земель. Ему поверили не вдруг и в путь отправили не сразу. Беллинсгаузен о своём назначении в первооткрыватели Южного континента узнал за два месяца до отплытия. В беседе с императором он высказал сильные сомнения в существовании ледяного материка. Шёл 1819 год. Александр I уже догадывался, что лучшим его мечтаниям не суждено сбыться. У России не будет конституции. Она останется крепостной. И доброго согласия в Европе тоже трудно ожидать. Может быть, на том краю планеты лежал последний неизвестный континент. Последняя надежда окончить царствие со смыслом. Начальник предстоящей экспедиции сомневался в её успехе. «Посмотрим», – ответил Александр I.

Подготовка, меж тем, шла полным ходом. Для жителей Южного полушария везли подарки – от пил и топоров до калейдоскопов, бубенчиков и свистулек. Капитаны подбирали команды – только добровольцев. Перед отправкой командиры судов договорились не применять к морякам телесных наказаний. Такое на русском флоте было впервые. Но ведь и континент собирались открывать в первый раз, а новые земли не открываются по принуждению. Экипажи подобрались замечательные. С кораблями вышло похуже. Начальство торопило с открытием. Поэтому для плавания в страну льдов приспособили корабли, прежде строившиеся для других целей. Один оказался быстроходнее другого. Такой недосмотр Лазарев назвал «загадкою». Но именно с этой «загадкой» экспедиция вышла в путь 16 июля 1819 г.

Пройдя сквозь «бурные сороковые» и «неистовые пятидесятые» широты, «Восток» и «Мирный» вступили в царство льда. Только три месяца южного лета – декабрь январь и февраль – были отпущены на поиски материка. Капитаны всё время помнили план Крузенштерна: к маршруту Кука курс держать наоборот. Но плыть приходилось ещё и природе вопреки. Годы спустя Михаил Лазарев писал: «Кук задал нам такую задачу, что мы принуждены были подвергаться величайшей опасности, чтоб, как говориться, не ударить в грязь лицом… Настала мрачность, волны подымались в горы, мы беспрестанно ожидали кораблекрушения. Снег мелкий и крупный несло горизонтально». 100 дней продолжалось плавание во льдах. Видимость была низкой. Выставляли вахтенных – слушать море, ловить рокот торосов, стоячих обломков льда. Прислушиваясь к их трению и ударам друг о друга, моряки определяли, есть ли впереди чистая вода. Немало хлопот наделала «загадка». Лазареву приходилось всё время ускорять ход «Мирного», в то время как Беллинсгаузен замедлял движение «Востока», чтоб корабли не потеряли друг друга. Манёвры были не простыми. Каждый корабль имел больше двухсот парусов. Они покрывались льдом, как и во времена Кука. Замедлить или ускорить ход судна означало справиться с этой ледяной громадой. Лишь исключительное искусство обоих капитанов позволило кораблям не расстаться во время плавания во льдах. Но однажды они всё-таки потеряли друг друга. С борта «Востока» стали палить из пушек. Ответа не последовало. «Мирный» вынырнул из тьмы на следующий день. Всё это время он был рядом. Пушечных выстрелов не слыхали на «Мирном» из-за грохота льдов. Иногда корабли окружало до 100 айсбергов. Уворачиваться от ледяных гор было не просто. Но айсберги, представлявшие смертельную опасность, давали и надежду. Их число росло. Казалось, что эти горы откалывались от гигантского массива, под которым – земля. О том же говорили и птицы. Они летели навстречу, на север – откуда-то.

28 января «на горизонте выступила сверкающая ледяная стена. Казалось, что это облака, но слишком уж протяжёнными они были» —вспоминал капитан «Мирного». Теперь мы знаем: именно тогда состоялось открытие Антарктиды. Ещё три раза, пересекая полярный круг, приближались русские корабли к антарктическому берегу. И «все эти дни стена тянулась на горизонте». Суда плыли на восток, стремясь при первой возможности повернуть к югу, но всегда встречали «ледяной материк».

Это было выдающееся открытие и, наоборот, закрытие. Потому что закончилась эпоха Великих Географических Открытий.

Из шести континентов Земли Антарктиду принято считать самым бесполезным. Постоянно там обитают лишь пингвины да тюлени. На территории, где могло бы разместиться полторы Европы, живёт около четырёх тысяч человек – как в большой деревне. Это учёные, временные обитатели южной земли. Но бесполезной Антарктида кажется, пока у человечества не иссякли запасы. В недалёком будущем всё может оказаться наоборот. Антарктида останется последним ресурсом угля, железа, золота. Но самое главное, в Антарктиде сосредоточено 80 % пресной воды. Говорят, в скором времени человечеству больше всего будет не хватать именно её. И тогда, подгоняемые людьми, айсберги поплывут к экватору.

К какой даме писал Чаадаев?

В 1836 г. в московском журнале «Телескоп» появилось «Философическое письмо» неизвестного автора к неназванной даме – «госпоже ***». Сочинитель именовал её «сударыней», но что это за сударыня, и кто к ней адресуется, для читателя оставалось тайной.

Разговор с дамой шёл на серьёзные темы. Автор рассуждал о России, её прошлом, настоящем и будущем. Точнее говоря, он полагал, что у России нет ни того, ни другого, ни третьего, а «один только плоский застой», ибо «мы ничего великого миру не дали, а только брали», а всё что брали, умудрялись исказить, и не раскинься Россия на бескрайнем просторе, «нас бы и не заметили». В довершение столь мрачных мыслей сообщалось, что письмо составлено в «некрополе» – городе мёртвых, под коим, по всей очевидности, разумелась Москва.

Весьма скоро предназначенное госпоже *** письмо нашло живейший отклик у императора. «Содержание оного дерзостного письма достойно умалишённого», – отметил Николай I. А шеф жандармов А. Х. Бенкендорф дал более подробные разъяснения на сей счёт: «прошедшее России было удивительно, ее настоящее более чем великолепно, что же касается ее будущего, то оно выше всего, что может нарисовать себе самое смелое воображение».

Для правительства не составляло труда отыскать анонимного философа. Прежде чем письмо попало на страницы «Телескопа», его рукописные копии 7 лет гуляли по России. Автор, Пётр Яковлевич Чаадаев, сам показывал текст друзьям и знакомым. Имя сочинителя не было тайной и для властей. Пока трактат передавался из рук в руки, он никого особо не беспокоил. Но, появившись на страницах популярного журнала, «дерзостное письмо» произвело, по словам А. Н. Герцена, эффект «выстрела в ночи». Публика до дыр зачитывала 15-ый номер «Телескопа», в светских салонах не утихали споры. Правительство решило действовать. Журнал закрыли, редактора сослали, цензора уволили. К автору применили оригинальную меру: объявили сумасшедшим и отдали под надзор полиции и врачей. Медикам предписывалось ежедневно навещать «больного» в его в московской квартире.

Новоявленный сумасшедший был лицом известным. Он приходился внуком первому русскому историку князю М. М. Щербатову. Дружил с А. С. Пушкиным, посвятившим ему в юности строки о звезде пленительного счастья. Полагали, что с Чаадаева писал своего Чацкого А. С. Грибоедов. Сам же Пётр Яковлевич заботился о том, чтобы придать интригу собственной жизни. В 1820 г., к примеру, столичный свет потрясло известие о его отставке. Карьера 26-летнего Чаадаева складывалась блестяще. Герой 1812-го года, один из самых образованных офицеров, он готовился стать флигель-адъютантом императора. Кто-то видел в нём нового М. М. Сперанского, просвещённого советника царя. Именно в этот момент, Чаадаев подал в отставку. «Меня забавляло, – писал он тётушке, – выказать моё презрение людям, которые всех презирают». Что именно это были за люди, он не уточнил. Чаадаев отправился в заграничное путешествие, потом поселился в Москве и зажил тихой жизнью философа. Однако такое существование лишено было игры и никого не сбивало с толку. И тогда Пётр Яковлевич, образцовый аристократ, завёл камердинера, Ивана Яковлевича, не уступавшего хозяину манерами и щегольством. Слугу, бывало, принимали за господина, и лишь затем к посетителям выходил сам Чаадаев. Мистификация удавалась на славу. Быть не тем, кем слыть, совершать нежданные поступки, будоражить умы – такую роль избрал Чаадаев в молодости.

А что же дама, которой предназначалось «Философическое письмо»? Кто она, муза первого русского философа? Вопрос этот живо интересовал современников, и в их числе полицию. Принялись за разыскания: адресатом крамольного письма сочли давнишнюю знакомую Чаадаева Екатерину Дмитриевну Панову. Их подмосковные имения находились по соседству, и в 1828 г. они часто виделись и беседовали о религии. Как-то Екатерина Дмитриевна прислала Чаадаеву записку. Ей казалось странным, что, последовав религиозным наставлениям Петра Яковлевича, она почувствовала нервное возбуждение и нездоровье. Чаадаев немедленно сел за ответ, но по ходу дела мысли его приняли другой оборот, он стал рассуждать о том, что давно назрело и просилось вылиться на бумагу – о судьбе России. Получились 8 «философических писем», первое из которых спустя годы оказалось в «Телескопе». В связи с делом о злосчастном письме Панова была вызвана в Московское губернское правление и расспрошена на предмет состояния ума. Идею проверить её душевное состояние подкинул московским властям муж Екатерины Дмитриевны. Промотав собственное состояние, он хотел бы приняться за состояние супруги, но она никак не соглашалась подписать бумаги на его имя. Василий Панов держал жену взаперти, морил голодом, грозил сумасшедшим домом. И вот теперь, когда шло следствие по делу о «Философическом письме», господину Панову представился удобный случай избавиться от супруги – если её признают сумасшедшей, имения отойдут к нему по праву опекунства. В своём обращении в московскую управу Панов писал, что давно уже замечал у жены признаки сумасшествия. Следователи приступили к дознанию. Довольна ли Екатерина Дмитриевна своим местом жительства? Довольна. Исповедует ли законы духовные? Исповедует. Вот и во время недавнего польского восстания молилась – за поляков, потому что они сражались за вольность. Отвечать так могла только сумасшедшая, ибо кто же в здравом уме станет молиться за врагов императора и отечества? Приговор властей был неумолим: психиатрическая лечебница.

Итак, Панова оказалась в сумасшедшем доме, а Чаадаев пребывал «в безумии» у себя на квартире. Выходит, не только автор, но и адресат «Философического письма» разделили сходную судьбу, оба были объявлены сумасшедшими?

Всё так, кроме того, что Екатерина Дмитриевна… не была адресатом злополучного письма. Уже в XX в., внимательно изучив тексты Чаадаева, исследователи пришли к выводу: Чаадаев не её имел в виду. Письма обыкновенно отправляют по адресу. Панова же так и не получила ответа на свою записку. Чаадаев принялся было отвечать, но вышло совсем иное. Его мучили другие вопросы. Их не задавала Екатерина Дмитриевна. И показывать свои «Философические письма» Чаадаев стал другим людям. Лишь спустя годы первое письмо прочла Панова.

Но почему же тогда адресат философских посланий – «сударыня»? Попробуем задать вопрос иначе. А почему сочинение Чаадаева произвело столь сильное впечатление? По словам австрийского посланника оно «упало, как бомба». Скоро два века минет, а попробуйте-ка перед школьниками или студентами минуты три цитировать Чаадаева. У Вас будет случай убедиться, что и сегодня его слова производят впечатление. Автору этих строк старшеклассники как-то заявили: «Николай I правильно назвал Чаадаева сумасшедшим». В физике действие равно противодействию. В лирике сила впечатления никак не меньше силы вложенной страсти. Пером Чаадаева водила именно страсть: горькие мысли рождают сильные чувства. Крик души всегда обращён к кому-то, даже если кого-то приходится выдумывать. Чтобы поведать миру о своей любви и боли, о России, Чаадаеву нужен был слушатель. Записка Пановой дала повод явиться на свет «сударыне», воображаемой собеседнице, вдохнувшей страсть в философские строки.

В этой истории всё разворачивалось не в том направлении, которого ожидали участники событий. Панова писала о своём нездоровье. Чаадаев отвечал: нездоровиться оттого, что больна Россия. Он как будто бы сочувствовал своей корреспондентке, а думал о стране и ставил диагноз общественной болезни. За приговором следовал приговор. Чаадаев вынес вердикт о болезни России, император счёл безумным философа, полиция признала сумасшедшей писавшую ему даму.

Предписанное правительством «безумие» обернулось общественным триумфом Чаадаева. Расчёт властей был прост: с сумасшедшими не спорят, и общество в скором времени забудет «безумного» философа. Случилось, однако, иначе. Объявление сумасшедшим только подогрело интерес. Через полтора года Чаадаева разжаловали из «сумасшедших», позволив гулять на свободе, если он даст обещание ничего более не писать. И тогда в квартиру философа потянулись посетители. Даже те, кто и двух страниц не мог осилить в его трактате, приходили с любопытством и почтением взглянуть на опального автора. На некоторое время он сделался самой популярной фигурой в русском обществе. Под стать Чаадаеву самым причудливым образом складывалась судьба его идей. При всей популярности автора, никто не разделял его взглядов в полной мере. С ним спорили западники и славянофилы, монархисты и социалисты. Каждый находил свой повод для несогласия: в заочном споре с Чаадаевым рождались и вызревали целые направления общественной мысли. Не имея последователей, а только оппонентов, Пётр Яковлевич превратился в одного из основателей русской философской мысли.

Дав повод для чаадаевского трактата, Екатерина Дмитриевна расплачивалась всю жизнь: психиатрическая лечебница, лишение имущества, судьба приживалки в имении родственницы, презрительное прозвище «филозовки». Дата её смерти неизвестна, могила затерялась. Панову вспоминают в связи с чаадаевским письмом. Теперь, правда, принято считать, что предназначено оно было не ей. Только трудно отделаться от ощущения, что подлинного адресата «Философических писем» мы не узнаем никогда, иначе бы у них был другой автор.

Отмена крепостного права: как начинался пиар?

5 марта 1861 г. русским крестьянам было объявлено о свободе. А 13 марта «Кёльнская газета» писала «…никогда ещё смертному не доводилось совершать дело столь важное и благородное, как то, которое совершил благодушный император Александр II. Одним росчерком пера он возвратил 23 миллионам людей их права». В газете, однако, не говорилось, что путь к «росчерку» длился сто лет. Александр был уже пятым императором, взявшимся за решение крестьянского вопроса.

Первой о вреде рабства задумалась его прабабка Екатерина II, увлечённая идеями Просвещения. Идеи гласили, что все люди от природы равны и потому должны быть свободны, и, по возможности, счастливы. Эта рекомендация не вязалась с состоянием дел в империи. Екатерина была дамой осторожной, и прежде чем осчастливить всех, решила послушать мнение избранных. По её распоряжению, в Москве собрались депутаты от свободных сословий для обсуждения будущего государственного устройства. Прежде, чем приступить к заседаниям, депутаты выслушали наказ императрицы руководствоваться «общим благом». Депутаты приступили к слушаньям, а Екатерина – к подслушиванию. Часть зала заседаний была заранее отгорожена тонкой стеною, так чтобы императрица могла узнать мнение подданных, не смущая их своим присутствием. Мнение это несколько разошлось с тем, что хотела бы услышать поклонница Вольтера и Дидро. Депутаты от сословий ратовали за собственные интересы. Государственных крестьян интересовало снижение налогов, купцов – торговые привилегии, дворян – подтверждение исключительных прав на владение людьми. Об общем благе никто не вспоминал, о крепостных и подавно. Освободить крестьян означало бы поссориться с дворянами. Идеи просветителей Екатерина любила, но ещё больше она любила собственную власть. Екатерина распустила депутатскую комиссию и больше об отмене рабства не помышляла.

Её сын Павел оказался решительнее. Он полагал, что всякий дворянин – рыцарь, и к крестьянам должен относиться по-рыцарски. Павел запретил заставлять крестьян работать по воскресеньям, продавать отдельно от семей и без земли. Рыцарских взглядов Павла его дворяне не разделяли и составили заговор. В политике императора их не устраивало многое, и рыцарственные жесты по отношению к крестьянам не в последнюю очередь. Пример убитого отца научил сыновей осторожности. И Александр I, и Николай I считали крепостное право злом, но как избавиться от этого зла, не знали. И никто в империи не знал. Осторожные эксперименты показывали: дворяне не за что не согласны расстаться с крепостным имуществом. И тайные проекты, составленные в недрах канцелярий, оставались на бумаге.

К слову сказать, большинству дворян власть над крепостными особых доходов не приносила. Владельцев тысяч крепостных душ в стране было не много. На долю обычной дворянской семьи приходилось душ по 20 мужского пола, включая младенцев и стариков. А души эти ещё и налоги платили, и себя кормили. Так что на доходы от деревеньки было особо не развернуться, многим дворянам приходилось или служить, или обзаводиться прибыльным делом. И опыт Европы показывал, без крепостного права прекрасно можно обойтись: к середине века, помимо России, оно оставалось лишь в Румынии.