Эксклюзивное право на любовь

– В моем положении абсолютно ничего плохого не произойдет, если я достану клубок из-под дивана, – мягко возразила девушка, опускаясь на колени. Только что принятое твердое решение придало ей сил снова общаться со свекровью приветливо и ласково. Она заглянула под диван, клубок лежал совсем рядом. Ниточка взяла его, оперлась рукой о диван, чтобы подняться, другой осторожно придерживая живот… И почувствовала, что старческие пальцы крепко ухватили ее за волосы у затылка, прижимая к полу.

– Что? – растерялась она. – Что вы делаете?

– Ну что, дрянь? – голос женщины больше напоминал шипение. – Что, расслабилась? Страх потеряла? Решила, что тебе померещилось?

Свекровь сильно тянула ее за волосы, заставляя медленно поворачивать лицо в ее сторону.

– Отпустите меня! Вы что, совсем уже? – девушка запрокинула голову как можно дальше назад, старалась осторожно дотянуться руками до сжавших ее пальцев. Она и в самом деле боялась запрокидывать руки, напуганная рассказами о том, что от таких движений ребенок может перевернуться в животе.

– Я – совсем? Ах ты дрянь! – старуха тряхнула ее, да так, что Ниточка чуть не взвыла. В сухих старческих пальцах, сведенных судорогой ненависти, оказалось столько силы! – Ты мерзкая маленькая потаскушка! Девка вонючая! Думаешь, я не знаю, как ты моего сынка каждую ночь ублажаешь? Думаешь, не слышу оттуда, как ты стонешь, как последняя проститутка?

Ниточку бросило в жар при мысли о том, что старая карга каждую ночь подслушивала. Появилось мерзкое чувство, что ее пустили голой по улице. Почему-то особенно отвратительно было именно от того, что говорила эта бабка.

– Мерзота ты! Тварь! Думаешь, он мать на тебя променяет? Думаешь, принесешь ему в подоле, так и все, меня побоку? А вот хрен тебе собачий! Ты его не получишь!

В этот момент она окончательно развернула Ниточку к себе и та разглядела ее лицо. Оно, это лицо, было дикое. Не человеческое. И на этом, сведенном злобой лице страшно пылали совершенно больные глаза.

– Отпустите меня! – девушка отчаянно рванулась, но злобные пальцы держали очень крепко. Затрещали волосы, она вскрикнула от боли, но не смогла даже пошевелить головой. Из глаз сами собой покатились непрошенные слезы.

– Плачь, гадина, плачь. Рыдай, тварь, хоть тебе это и не поможет! Я тебя не пожалею. Ведь ты меня не жалеешь, гадина! Пришла, чтобы забрать его у меня. А у меня только он один и есть! И я тебе его не отдам!

Девушка снова отчаянно рванулась, и снова без толку.

– Ах, ты еще рыпаешься, дуреха? Замри, я сказала! – с этими словами пожилая женщина схватила спицу и нацелила ее девушке прямо в глаз. Ниточка забилась, задергалась, но старуха держала ее так крепко, с такой силой, на которую способны только совершенно невменяемые люди. Девушка зажмурилась, и с ужасом ощутила, как острый кончик спицы прижался к веку.

– Дура ты! – упивалась свекровь. – Дура! Тебе надо было бежать отсюда еще после моего первого предупреждения. Я ведь ясно тебе сказала – ты его не получишь! А ты осталась! Ты решила тягаться со мной! Со мной! С его матерью! Но нет… Нет! Не удастся тебе это! Слышишь? Не удастся… Вот проткну тебе глаз сейчас, и посмотрим, будет ли он любить такое пугало… Такое лихо одноглазое!!!

Девушка последним отчаянным рывком подалась назад и в сторону, кое-как увернувшись от острой спицы. Свекровь потеряла равновесие, и с воплем повалилась на колени. Пока она, выкрикивая совсем уж непотребные вещи, кряхтя и причитая, поднималась, девушка, не помня себя от ужаса, побежала в сени.

Одним движением скинула тапочки, сунула ноги в босоножки, даже не пытаясь их застегнуть. Схватила висевшую на крючке сумку, и с вешалки первый попавшийся плащ, и выскочила на улицу.

Сначала просто бежала, плача, не разбирая дороги. Потом у нее слетела босоножка, и она с ходу наступила на какой-то острый обломок. Нестерпимая боль ударила в ногу, Ниточка рухнула на колени, и разрыдалась, судорожно прижимая к себе впопыхах схваченные вещи.

***

Спустя некоторое время ей удалось немного успокоиться. Она осторожно встала – из распоротой пятки капала кровь. Морщась, надела упавшую босоножку, застегнула. Попробовала. Неприятно, конечно, но идти можно.

Она осмотрелась, куда это ее занесло. Оказалось, что в панике она убежала в самую дальнюю и старую часть дачного поселка. Домики здесь были совсем ветхие, сюда мало кто приезжал. Вокруг стояла тишина, лишь в отдалении кто-то стучал топором, да звенел где-то сигнал велосипеда. Неудивительно, что никто к ней не подошел.

Кое-как, утирая постоянно набегающие слезы и придерживая разболевшийся живот, она побрела к станции. Она встретит мужа. Она все ему расскажет. Она больше никогда ни за что не останется наедине с этой полоумной!

Ниточка зябко повела плечами. Потом вспомнила, что у нее в руках есть одежда. Это оказался плащ мужа. Он был ей совсем велик, и свисал с плеч, зато надежно укутал ее, даже несмотря на то, что она уже заметно выросла. От плаща шел такой родной запах, его запах… Ниточка улыбнулась. Потерлась щекой о воротник. Они справятся с этим. Вместе они справятся.

Она добралась до станции, и тихо присела на лавочку. Ей было плохо, подташнивало, очень хотелось лечь в постель. Девушка чувствовала себя смертельно уставшей, разбитой и больной. И все-таки она терпеливо ждала мужа.

Ей повезло. Ждать пришлось недолго, всего через сорок минут он сошел с электрички. Такой родной, такой любимый! Он совершенно не ожидал ее здесь увидеть, и поэтому чуть не прошел мимо, ей пришлось его окликнуть.

– Ниточка? – поразился он. Лицо озарилось улыбкой, которую тут же словно стерли, когда он получше ее разглядел. – О господи, милая, что с тобой? Что случилось? Почему ты здесь? Где мама?

– Андрей, послушай… – она хотела ему все рассказать! Хотела! Но при слове «мама» в горле сам собой возник комок, а потом вырвалось рыдание. Слезы брызнули из глаз.

– Ниточка, малышка, ты что? Что случилось? Что-то с мамой? – он совершенно растерялся. Усадил ее на лавочку, обнял, принялся гладить. Но девушку била дрожь, из горла вырывались только рыдания, когда она пыталась хоть что-то сказать.

Она поняла, что просто не может, ну физически не может сейчас все ему объяснять. У нее самой не укладывалось это в голове! Ей было плохо, очень плохо. И еще она совершенно точно знала, что не вернется на эту проклятую дачу!

– Увези меня! – наконец-то удалось выговорить ей.

– Что?

– Увези меня, слышишь? Прошу тебя, увези меня отсюда! Я тут больше не могу!

– Хорошо, хорошо! – торопливо согласился он. – Ты мне только объясни, что произошло? Почему ты сидишь тут, одна? В моем плаще? Где мама? Что с ней?

– Да все в порядке с твоей мамой! – выкрикнула она. – Это мне плохо, понимаешь ты? Мне!!! Увези меня отсюда! Прямо сейчас! Ну, пожалуйста, Андрей, прошу тебя!

Она не говорила. Она кричала. Редкие поздние прохожие стали оборачиваться. Кое-кто не преминул подойти поближе, посмотреть, послушать, что это такого интересного происходит в поздний час на обычно тихой дачной станции?

–Увези, увези, увези! – твердила она, как в лихорадке.

– Малышка, милая моя, успокойся! – он попытался хоть как-то ее образумить. – Успокойся, прошу тебя, слышишь? Ты вся дрожишь! У тебя жар! Да послушай же меня! Успокойся! Ведь это вредно для ребенка!

– Да! Ребенок! – она схватила его за руки. Глаза блестели, как в лихорадке. Зубы стучали. – Да, Андрей, да! Это очень вредно для ребенка! Слышишь? Очень вредно! Ребенку нельзя иметь дело с психами! Поэтому увези нас! Немедленно!

Андрей испугался не на шутку. У его жены было совершенно дикое состояние, она несла какой-то бред. И потом, ее так колотило… А они здесь, на даче… Черт побери, тут даже доктора нет!

И он решился.

– Конечно, милая, – он старался, чтобы его голос звучал спокойно. Он хотел, чтобы она слушала его, и верила ему, чтобы она тоже успокоилась, – конечно. Вон идет электричка. На ней мы сейчас же поедем в город. Да? Поедем? Ну, вот и славно. Вытирай слезки…

Когда он сказал, что они поедут, то она сразу стала намного спокойнее. Электричка и в самом деле показалась из-за поворота, Ниточка несколько раз глубоко вздохнула и слабо улыбнулась. Сейчас муж отвезет ее далеко отсюда. Далеко-далеко от сумасшедшей, которая чуть не выпустила ей глаз спицей. Которая ненавидела ее так, что голова была изувечить, а может даже и убить… Несмотря на то, что она носила под сердцем ее внука!

Андрей обнял жену и медленно повел по перрону. В этот поздний час вагоны были практически пустыми, и они уютно устроились у окошка. Ниточку по-прежнему трясло и знобило, на лбу выступила липкая испарина. Но ей было все равно. Вот они доедут до дома, и все будет хорошо…

Как они добрались, она уже не помнила. Не помнила, что в электричке ушла в глубокий обморок, который Андрей по ошибке сначала принял за сон. Не помнила, как он с ужасом тормошил ее, когда они приехали. Как он вел ее до такси, а люди смотрели на них с непониманием, а то с презрением, видя, как беременная женщина еле идет на заплетающихся ногах, и с трудом выговаривая слова, твердит одно и то же: «Домой… Отвези меня домой, Андрей!». И лишь немногое женщины провожали эту пару понимающими взглядами.

Он хотел было обратиться к врачу на вокзале, но стоило ему об этом заикнуться, Ниточку стало трясти и колотить так, что он сразу передумал.

Дома он сразу уложил ее в постель, укутал заботливо одеялом, и бегом побежал к ближайшему автомату – вызывать «скорую». Так страшно ему давно уже не было. Он видел – что-то произошло с его женой. Что-то ужасное, ужасное настолько, что она в почти невменяемом состоянии. Как она вообще оказалась на станции? Почему в таком виде? Ничего, с этим он разберется позже. Может быть, мама что-то об этом знает…

Врачи «скорой», посмотрев на его жену, переполошились. Ей сделали укол, бережно уложили на носилки и увезли. Но этого она уже не помнила. Стоило ей попасть домой, как какая-то неведомая пружина, что держала ее внутри, отпустила, и она плавно скользнула в забытье.

У нее констатировали тяжелейший нервный срыв. Депрессию. Угрозу прерывания беременности. До родов ей так и не пришлось больше побывать дома. Все оставшееся время она провела в больнице, на сохранении, под самым пристальным наблюдением врачей.

Пока, наконец, очень ранним сентябрьским утром не родился мальчик.

Наши дни.

– Ты на кой черт ее приволок? – тихо и яростно скандалил Виталий, зажав Сергея между стеной дома и какими-то кустами. Говорить он старался вполголоса, но я сидела слишком близко, и поэтому бессовестно подслушивала. Тем более что Виталий, когда позвал друга на пару слов, отлично видел, что я там сижу.