– Лили? – прошептала Эмма.
Охнув, девочка резко повернулась, спрятав за спину театральный бинокль.
«Ах ты, маленькая негодница!» Да если та сплетница, что живет через дорогу, заметит, что Лили за ней шпионит, весь Блумсбери будет об этом знать еще до того, как рассветет!
– Ты следишь за миссис Дженкинс?
– Вовсе нет. Можно умереть от скуки, весь день глядя, как она клюет носом.
Эмма с облегчением выдохнула и выглянула в окно. Небо Лондона не было затянуто извечным туманом. Может быть, Лили решила предаться более интеллектуальным занятиям?
– Ты наблюдала за созвездиями?
– Э-э… ну да, за звездами. – Лили прикусила нижнюю губу. Однажды, когда они постареют и поседеют, Эмма расскажет своей сестренке, что та всегда прикусывает нижнюю губу, когда врет.
– Ничего подобного. Признавайся.
Лили, стоявшая босиком, переминалась с ноги на ногу. Даже в таком тусклом свете Эмма видела два алых пятна на фарфоровых щечках сестры.
– Я наблюдала за женщиной, которая недавно вселилась в дом рядом с миссис Дженкинс. Ты ее видела? Она примерно твоего возраста, может, чуть старше. Носит шляпки с перьями и платья с огромными турнюрами. Поздно ночью к крыльцу подъехала красивая карета, и очень высокий джентльмен вошел в дом.
– Ты за ними шпионила? – Эмма изо всех сил старалась не завопить пронзительно.
– Ну, сегодня они не закрыли ставни, и мне стало любопытно.
Эмма ахнула:
– Лили, это неприлично!
– Ха! Если ты думаешь, что я веду себя неприлично, посмотрела бы ты на них. Хочешь знать, в чем они легли в кровать?
Эмма хотела, но прежде, чем она успела солгать и сказать «нет», сестренка уже на всех парусах неслась вперед.
– Женщина нацепила ночную рубашку, которая едва ей грудь прикрывает. А на дяденьке… ну, на нем остались только подштанники. – В голосе Лили звучали шок и возбуждение.
– О боже мой! – Эмма метнулась к сестре, протянув руку. – Лилиан Мэри Траффорд, отдай мне бинокль. Немедленно!
Лили выпятила нижнюю губу, но бинокль отдала.
– Эм, у этого дядьки руки толстые, как на картине Тициана про Марса. И у него самый большой…
Эмма закрыла рот сестренки ладонью. Она не знала, что Лили собиралась сказать, но этот ребенок проводит слишком много времени в библиотеке, рассматривая художественные альбомы, посвященные эпохе Ренессанса, и Эмма боялась, что интерес Лили подогревается вовсе не любовью к искусству.
– Больше ни единого слова. – Эмма убрала руку.
– Но он совсем не похож на старого мистера Пибоди, когда тот выпивает слишком много пунша на рождественском приеме у миссис Грин и снимает рубашку и штаны. – Лили чуть подалась к сестре и заговорила приглушенным голосом: – Он скорее похож на изображения голых мужчин на потолке в Сикстинской капелле. Но больше. И мощнее.
«Ой, мамочки!» Эмма старалась прогнать сладострастные образы, пытавшиеся пробраться в ее сознание.
– Не веришь мне, посмотри сама. – Лили, сияя глазами, показала на окно.
Соблазн присоединиться к сестренке в этом греховном занятии так и манил Эмму. Она никогда не видела мужчину в одних подштанниках. Ну, за исключением мистера Пибоди, но его тощее телосложение и тонкие, как карандаши, ноги ни в малейшей степени ее не впечатляли. А тот единственный случай близости… этот сокрушительный провал она вспоминать не желала.
Эмма положила бинокль на прикроватный столик и задернула шторы.
– Забирайся под одеяло и пообещай мне, что ты больше не будешь подглядывать за соседями. Особенно за этими соседями. – Она подтащила сестренку к кровати.
Насупившись, Лили залезла под одеяло и скрестила на груди руки.
– Обещаю.
Эмма поцеловала девочку в щеку.
– Сладких снов, моя дорогая, и не забудь задуть свечку сразу же, как только я закрою дверь.
Эмма пересекла коридор, скользнула в свою спальню и тихонечко подошла к окну. Задернула занавески, при этом кольца на палке загремели. Не в силах удержаться, она чуть раздвинула шторы и выглянула наружу. Дом через дорогу пылал всеми окнами, как маяк в кромешную ночь. Новые соседи определенно не нуждались в деньгах.
Она отошла от окна, переоделась в белую ночную рубашку и устроилась в кровати с томиком стихов Теннисона.
Полчаса спустя Эмма все еще невидящим взглядом смотрела на открытую страницу. Вряд ли человек из дома напротив сложением напоминает обнаженные фигуры Микеланджело. Мужчины, подобные им, существуют только в воображении художников. Она отложила книгу и вывернула фитиль в лампе, погрузив комнату во тьму.
Бум! Дверь в спальню с грохотом распахнулась, ударившись о стену.
– Эм! – Обезумевший голос Лили разрезал темноту, как столб света.
С колотящимся сердцем Эмма резко села в постели.
– В чем дело?
Лили кинулась к ней, ее бледное лицо освещалось свечой под колпаком, которую она держала в руке.
– Ты должна позвать констебля!
– Что случилось? – Эмма откинула одеяло.
Свободная рука сестренки затрепетала.
– Тот дядька. Я… я думаю, он убил женщину. Он разорвал на ее теле ту тонкую ткань, потом залез под простыню и улегся на нее сверху. Ее голова моталась из стороны в сторону, пока он… О, это было ужасно. А потом она просто лежала там, не шевелясь, глаза закрыты, на застывшем лице странное выражение. Она мертвая!
Эмма частенько думала о слиянии мужчины и женщины – сравнивала это с тем, что знала сама. После того единственного случая у нее все болело, она стыдилась, чувствовала себя опозоренной и обесчещенной. Но иногда она воображала, как муж нежно снимает с жены одежду в темноте. Или же они решаются оставить гореть одну свечу. Но она никогда не представляла себе, что это происходит при полном свете. Возможно, ей не хватает воображения.
– Эм!
Голос Лили вырвал Эмму из этих ужасных мыслей.
– Лили, ты мне обещала, что не будешь за ними подглядывать.
– Знаю, но…