Лжепророк

– Твои… люди… им придется остаться в двух днях пути от ворот, – объявил Фахин. – Подойдут в таком множестве хоть самую малость поближе, и в городе будут ждать неминуемого нападения. А она, – указал он на Кирову дочь, – если угодно, с тобой может пойти. Это вполне приемлемо.

– В столицу пойду только я.

– Не отпущу я тебя туда одного! – выпалила Серентия. – Я тоже…

Но Ульдиссиан отрицательно покачал головой.

– Серри, ты нужна здесь, для пригляду за остальными. Никто другой тут не годится. С Мендельном им уж точно будет не по себе.

– Так возьми с собою его! Он с радостью согласится, сам знаешь!

Над этим Ульдиссиан тоже уже поразмыслил.

– Маги могут его сверх меры перепугаться. Нет, ни Мендельном, ни еще кем-либо я не рискну. Со мной и без вас все будет в порядке… если мастер Фахин так говорит, – добавил он, бросив пристальный взгляд на купца.

– Да, Ульдиссиан, если ты въедешь в Кеджан со мной, так и будет.

С этими словами Фахин поднялся. Двигался он, при столь изрядном весе, на удивление проворно.

– Позволь-ка мне известить своих, что мы возвращаемся домой. Да и капитана Азтула малость успокоить не помешает.

Ульдиссиан низко поклонился купцу в знак благодарности.

– Спасибо тебе. И прости за то, что мы прервали твое путешествие.

– Ничего, ехал я больше по личным делам, чем по торговым. Или, по-твоему, я так беден, что у меня всего три повозки? Вот если бы двадцать или больше пришлось разворачивать – дело другое, а это пустяк…

Отмахнувшись от поданной руки, Фахин сошел на дорогу, но сразу же оглянулся назад.

– Ох… а что с моим бедным телохранителем?

Ульдиссиан развеял удерживавшие стражника узы. Ахнув, страж вмиг обмяк, опустился на пол и уставился на Ульдиссиана так, будто у того на плечах не одна, а разом две головы. «Скорее всего, – подумалось Диомедову сыну, – с тем же изумлением… а еще, спасибо Инарию, с ненавистью… будет взирать на меня большинство кеджани».

Капитан Азтул оказался человеком весьма неуступчивым, но в конце концов склонился перед волею нанимателя. На Ульдиссиана тоже обрушился шквал протестов со стороны соратников: его решение отправиться в столицу одному никому не пришлось по душе, однако сын Диомеда, подобно купцу, пресек все несогласие на корню.

Сговорились на том, что Фахин поедет в Кеджан во главе колонны, а Ульдиссиан будет следовать рядом с его повозкой верхом. На время поездки обратно купец предпочел сесть на козлы рядом с возницей. Ему явно не хотелось, чтоб его люди заподозрили, будто он напуган, и Ульдиссиан оценил это по достоинству. Однако капитан Азтул неизменно держался поблизости, начеку, ежеминутно ожидая от асценийца чего-либо, по его разумению, граничащего с угрозой.

Наконец мастер Фахин сообщил, что они примерно в двух днях пути от цели. Сарон и кое-кто из остальных нехотя подтвердили его правоту, хотя Ульдиссиан их о том совсем не просил. Познакомившись с торговцем совсем недавно, он успел проникнуться к этому человеку нешуточным уважением. Похоже, Диомедову сыну, наконец-то, улыбнулась удача: если Фахин представит его столичным властям, те вместо того, чтобы попросту отмахнуться, вправду могут к нему прислушаться.

– Совет кланов по природе своей капризен и непредсказуем, а значит, тебе стоит встретиться с принцем Эхмадом, – пояснял Ульдиссиану Фахин. – Юный принц стремится всячески укрепить свое положение, заручился поддержкой большинства торговых гильдий, и к сказанному им прислушиваются даже маги.

– А что там насчет вражды между кланами магов? Насколько она непримирима?

– Одно время, сынок, дня не проходило, чтобы на улицах не нашли мертвого тела в каком-нибудь жутком виде. Сейчас в городе тоже немало смертей, причины которых не постичь никому, кроме клановых магов: останки уж очень страшны. Да, поубавилось такого в последнее время, конечно, но только в смысле… представь себе уцелевших гиен из стаи, бьющейся за лакомый кусок. Приглядываются друг к дружке, ждут удобного случая вцепиться в горло врагу, а как дождутся – тут-то кровь снова и потечет.

Ульдиссиан призадумался. Может, на столь поглощенных распрями между собой заклинателей вовсе рассчитывать ни к чему?

– А если так, стоит ли надеяться на переговоры с советом?

– Если это необходимо для твоих устремлений, то да. Верно, каждый из членов совета с радостью вонзит нож в спину другого, однако обезопасить то, что ими создано, совет старается всеми силами. С принцем маги вынуждены считаться, так как его династия уходит корнями в прошлое куда дальше, чем их власть, но опасность для магии, на которую они едва ли не молятся – о, это даже самых непримиримых соперников заставит на время забыть о вражде.

– Но ведь Собору с Церковью они разрастись и ослабить свое влияние не помешали?

Фахин признал, что в этом Ульдиссиан прав, однако добавил:

– Обе секты вошли в силу с такой быстротой, что даже мне непонятно, как им это удалось. Вот потому маги опомниться и не успели, а когда поняли, что происходит, уже ничего предпринять не смогли. Однако на твой счет, – предостерег купец, высунувшись из повозки и едва не ткнув Ульдиссиана в грудь пальцем, – они подобной ошибки не допустят.

– Я их пока что в глаза не видал.

– Потому что так им угодно. Остерегайся их, Ульдиссиан, остерегайся, даже предлагая мир или союз. Твоя спина для них всегда будет открыта.

Советы мастера Фахина Ульдиссиан ценил весьма высоко, но тут подумал, что торговец его недооценивает. После схваток с демонами да верховными жрецами об угрозе со стороны магов он не забывал ни на минуту, и, таким образом, был к ней готов. Всерьез тревожил его только Инарий.

Перед расставанием Ульдиссиан, полагая необходимым унять тревоги соратников, обратился к эдиремам с прощальным напутствием. Сделал он это и ради спокойствия местных: ведь его приверженцы встали лагерем невдалеке от двух небольших деревень, а земли, лежавшие впереди, были населены еще гуще. В течение последнего дня пути им не раз попадались навстречу другие повозки и пешие путники – одни в испуге стремились поскорей разминуться с ними, другие и вовсе, развернувшись к столице, пускались бежать. Фахин ободряюще беседовал с кем только мог, что было сил стараясь убедить тех, кому был знаком, будто все это вовсе не армия… пусть даже дела обстояли в точности наоборот.

Мендельн прощался с братом куда дольше всех прочих, а на прощанье шепнул:

– Сам понимаешь: если они почувствуют неладное, их даже Серентии будет не удержать. Каждый готов за тебя жизнь отдать… а многие уже отдали, и сам я в этом от других не отстану.

– А с Ратмой ты говорил? Что он сказал насчет всего этого?

Мендельн помрачнел.

– После последнего разговора об этом я с ним еще не встречался… и потому мне за тебя особенно беспокойно. Не стал бы Ратма без веских причин молчать да пропадать неведомо где.

– Но не могу же я сидеть сложа руки только потому, что он к нам носу не кажет, – ответил Ульдиссиан, доверявший Древнему куда меньше, чем брат. – Нам с тобой, Мендельн, останавливаться нельзя. Теперь это наша война, а его дни давно миновали.

В ответ Мендельн, молча кивнув, лишь крепко стиснул плечо старшего брата.

Вскоре караван Фахина с Ульдиссианом оставил эдиремов далеко позади. Сам по себе Ульдиссиан интересовал встречных гораздо меньше прежнего. Причина тому сделалась очевидна после того, как навстречу им попались две направлявшиеся прочь от столицы повозки, хозяином коих оказался купец, ни много ни мало, из Тулисама, довольно крупного городка близ его любимого и родного Серама. Представляться ему Ульдиссиан не стал: судя по кое-каким вскользь брошенным замечаниям владельца повозок, тучного, лысого человека по имени Ларий, на родине его по-прежнему считали душегубом, зверски лишившим жизни пару жрецов. Впрочем, несмотря на сие обстоятельство, встрече и разговору с, можно сказать, земляком сын Диомеда был искренне рад.

– Там, в городе, подобных тебе хватает, – заверил его Фахин. – Кеджан не таков, как большинство других мест в нижних землях, где тебе довелось побывать. В столицу рано ли, поздно, являются все, где б они ни родились – хоть приплывшие из-за моря. Возможно, ты там даже кого-нибудь знакомого встретишь…

Тут Ульдиссиан ненадолго задумался, представив себе столкновение с одним из братьев Серентии. Может статься, они, в отличие от сестры, не простили ему гибель отца. О Кире Ульдиссиан сам скорбел до сих пор, всем сердцем жалея, что обстоятельства – и воля Лилит – повлекли за собою все ужасы того дня.

По пути им встретился не один – целых два вооруженных патруля. Оба мастер Фахин немедля подозвал к себе, объяснил стражникам, что эдиремы – всего-навсего возглавляемые Ульдиссианом странники, пилигримы, и, благодаря собственному влиянию, сумел, по крайней мере, до поры удержать капитанов от поездки навстречу эдиремам для выяснения, кто они таковы да откуда.

– Как только мы поговорим с принцем Эхмадом, – сказал купец после первой такой встречи, – он, я уверен, отправит к лагерю кого-нибудь из своих для поддержания порядка и предотвращения каких-либо недоразумений.

Местным постоялым дворам Фахин предпочел собственную повозку: мало ли, дескать, кто спал до него в этих комнатах и что оставил в постели? Ульдиссиана, не доверявшего постоялым дворам в силу иных резонов, такое решение устраивало вполне.

Ввязавшись в сие предприятие, купец отдался ему целиком. О ходе борьбы Ульдиссиана с Церковью Трех он был осведомлен превосходно, так как вел торговлю во всех крупных поселениях, не считая тех, что поменьше.

– Не стану врать, будто эта история с храмом меня никак не затронула, – поведал он Ульдиссиану. – Потому-то, кроме всего прочего, я и стараюсь устроить тебе разговор с городскими властями. Мне хочется одного – мира да преуспеяния, как и всякому доброму человеку.

– И всякому доброму купцу?

В глазах Фахина блеснули искорки.