– Дверь сбоку, – буркнула она. – Звоните и стучите. Там есть дверной молоток.
Я поспешно последовал в указанном направлении, дернул колокольчик и два раза ударил в дверь молоточком. Никто не отозвался. Неужели в доме никого нет и вызов прислали по ошибке? Я постучал еще несколько раз и был вознагражден. Дверь отворила та же самая женщина, что и в магазине, с очень противной кислой физиономией.
Не произнеся ни слова, она впустила меня, заперла дверь, повернулась и пошла. Я последовал за ней по длинному коридору, который закончился у двери в просторную прихожую первого этажа. Справа виднелась лестница, а в дальнем конце всю стену закрывала тяжелая штора.
Женщина начала подниматься по лестнице медленным похоронным шагом. На площадке она остановилась у первой двери и нарушила молчание. Голос у нее был хриплый:
– Скорее всего вы застанете мистера Бенделоу спящим. И не будите, пусть спит.
– Мистер Бенделоу? – спросил я. – Мне показалось, что фамилия пациента Моррис.
Она покачала головой:
– Нет, пациент Бенделоу. А Моррис – фамилия моего мужа и моя тоже. Это он прислал вам вызов.
– Кстати, а откуда он обо мне узнал? – спросил я. – Вызов принесли в кабинет доктора Корниша.
– Не знаю, – ответила она. – Наверное, сказал кто-нибудь. Но это не важно. Тем более что вы уже здесь. Впрочем, от вас ничего особенного не требуется. Только формальное наблюдение. Мистер Бенделоу безнадежен. Мой супруг, мистер Моррис, водил его к известному специалисту, доктору Артемусу Кропперу, и он сказал, что у него рак билоруса.
– Пилоруса, – поправил я.
– Пусть так, – проворчала она, – какая разница. В любом случае у него рак этого самого, и его дни сочтены. Доктор Кроппер написал нам, что делать, мы и делаем. Насчет диеты и всего остального. Я вам покажу его бумаги. Он еще прописал мистеру Бенделоу морфий от болей. Мы даем – это делает мой муж – дважды в день. Пока хватает. Мистер Бенделоу к тому же почти совсем глухой, так что вы от него ничего добьетесь, тем более что он почти все время спит. Доктор Кроппер сказал, что у него нет времени его посещать, и мы пригласили вас. Так что зайдите, посмотрите его.
Она бесшумно открыла дверь, и я последовал за ней в некотором смятении, не понимая, что от меня требуется. Артемус Кроппер – весьма авторитетный врач, я слышал о нем, – поставил диагноз и сделал назначения, оспаривать которые я не собирался. Значит, мое присутствие здесь ничего не значило, что, конечно, задевало мое достоинство. Но пришлось смириться. Ничего не поделаешь, начинающему врачу приходится выезжать на любой вызов.
Весьма примечательную внешность мистера Бенделоу подчеркивала подтверждающая диагноз Кроппера ужасная худоба. Похоже, что и в свои лучшие годы красавцем он не был, а теперь и вовсе имел вид отвратительной карикатуры. Все, что роковой болезни на его теле могло показаться лишним, она безжалостно убрала, обнажив скелет, зловеще проступающий сквозь тонкую кожу. Над всем тут доминировал его огромный крючковатый нос, похожий на клюв хищной птицы. Тяжелые нависшие брови, которые, видимо, прежде придавали ему хмурый вид, теперь были редки, а выступающие скулы делали его череп страшным. Вид пациента одновременно вызывал жалость и отталкивал.
Его возраст я оценить не смог. Мистеру Бенделоу могло быть и все сто лет. Удивительно, что он все еще был жив; казалось, в этом теле не могло остаться ничего, что заставило бы его функционировать.
Сном его состояние назвать было нельзя. Это была своего рода летаргия, вызванная действием морфия. Естественно, он не видел меня, когда я подошел к постели и громко его окликнул.
– Поговорить с ним вам не удастся, и не надейтесь, – сказала миссис Моррис, глядя на меня с каким-то мрачным торжеством. – Он и на нас совсем не реагирует.
– Да, – проговорил я со вздохом, – пожалуй, лучше его не беспокоить. Но осмотреть придется, так положено. Я не имею права делать заключения на основании чужих слов.
Она пожала плечами:
– Делайте, что считаете нужным. Вам лучше знать. Только не тревожьте его без нужды.
Осмотр длился недолго. Коснувшись пальцами живота пациента – вернее, того, что от него осталось, я ощутил твердое образование, что не оставляло сомнений в правильности диагноза. В любом случае жить ему оставалось неделю, может, немногим дольше.
Мне показалось, что пациент осознает происходящее, хотя и не реагирует. Он смотрел на меня без всякого интереса пьяными сонными глазами. На голове у него была черная шелковая ермолка, из-под которой виднелись темные волосы с проседью. Значит, он не был лысый, что представлялось странным. И состояние зубов тоже можно было оценить как вполне удовлетворительное. Чтобы окончательно убедиться, я приподнял его верхнюю губу.
Но тут вмешалась миссис Моррис:
– Зачем это? Ведь вы не дантист, а его зубы на болезнь не влияют. Если вы закончили, то пойдемте, я покажу вам назначения доктора Кроппера. Если у вас будут какие, вы их тоже напишите.
Я последовал за ней вниз по лестнице на первый этаж, где она завела меня в небольшую, хорошо обставленную комнату. Там миссис Моррис достала из ящика бюро открытый конверт и протянула мне. В нем лежали несколько рецептов лекарств, включая морфий, и листок с рекомендациями по питанию.
– Я сейчас вспомнила, что у нас морфий заканчивается, – сказала она. – Так что, пожалуйста, принесите в следующий раз.
– Каждый день навещать пациента не имеет смысла… – сказал я.
– Да, – согласилась она. – Я думаю, двух раз в неделю будет достаточно. Мне лучше всего подходят понедельник и четверг. С утра, примерно в это время. Я пока сильно занята. Мы недавно сюда переехали, и у нас нет служанки. Так что все приходится делать самой.
Нельзя сказать, что я пришел от этого предложения в восторг. В медицинской практике таких строгих установлений визитов по дням избегают, но пришлось согласиться с оговоркой: если в указанное время у меня не будет срочных вызовов. Все, опять же, по причине моего теперешнего не очень твердого положения.
Затем она быстро проводила меня по ковровой дорожке до двери. На радушие тут не было и намека.
Уходя, я глянул на витрину магазина и снова над занавеской увидел лицо. На этот раз мужское. Видимо, хозяина, мистера Морриса. Кажется, он меня разглядывал, правда, и я тоже успел кое-что ухватить. По крайней мере, заметил недельную щетину на щеках, усы и заячью губу.
Впрочем, о нем я тут же забыл, а вот его супруга еще некоторое время занимала мои мысли. Своими грубыми и властными манерами она мне сильно не понравилась. Наверное, решила, что если доктор молод, то можно вести себя по-хамски. А так, мистер Бенделоу – необременительный пациент. От меня требовалось лишь создавать видимость врачебного наблюдения и снабжать их морфием. Получить его в аптеке весьма непросто. И наконец, когда придет время, а оно не за горами, выписать свидетельство о смерти.
Да, для молодого амбициозного врача, каковым я, по сути, являлся, выступать в таком качестве было унизительно. Но тут уж ничего не поделаешь, приходилось приноравливаться к обстоятельствам.
Позже я выбросил все это из головы и начал думать о более приятных вещах.
Глава 5
Находки инспектора Фоллетта
Для работы мысли пешая прогулка куда полезнее езды в экипаже. Наверное, существует какое-то взаимодействие между работой мускулов и мозга, которые стимулируют деятельность друг друга. Ходьба подстегивает мысли, а энергия размышления, в свою очередь, передается в опорно-двигательную систему.
По этой причине я, покинув Маркет-стрит, не обращал внимания на проезжающие мимо омнибусы. Мне необходимо было поразмышлять. И мысли мои были сосредоточены вокруг двух самых интересных для меня личностей – мисс Д’Эрбле и доктора Торндайка.
На мое краткое письмо («Не нужна ли какая помощь?») мисс Д’Эрбле ответила приглашением на чай, сопровождавшимся массой приветливых слов. Так что мне оставалось только предвкушать удовольствие.
А вот встреча с доктором Торндайком меня тревожила. Конечно, разрешить эту сложную загадку кроме него было некому. Но просить доктора тратить на расследование свое драгоценное время было очень неловко. Тем более что заплатить за работу мне нечем.
Но что остается? Убийцу Джулиуса Д’Эрбле полиция не найдет, тут нечего и мечтать. Он возник из темноты, совершил отвратительное преступление и растворился в темноте, не оставив ни следов, ни намеков на свои дьявольские мотивы. Не исключено, что он исчез навсегда и что тайна убийства Д’Эрбле вообще не будет раскрыта. Но если кто-то и способен ее раскрыть, то только Джон Торндайк. Отсюда вывод: либо злодей продолжит гулять на свободе, либо за расследование возьмется этот замечательный человек.
И поскольку первый вариант меня категорически не устраивал, то оставалось только идти к доктору. Но вначале следовало проверить, есть ли у полиции в этом деле какие-то подвижки.
Размышляя таким образом, я случайно посмотрел на табличку дома, мимо которого проходил. Там значилось: «Доктор Соломон Ашер». Неужели тот самый?
На младших курсах со мной учился один молодой человек с таким именем. Потом он перешел в другой институт, но я его хорошо помнил. Он был старше, по крайней мере лет на пять, а то и семь. Веселый, приятный парень, любитель выпить. Помню, он всегда пребывал в хорошем настроении. Одевался старомодно, из-за этого над ним все подтрунивали: внушительных размеров очки, забавные бакенбарды, длинный сюртук, а на голове – неизменный цилиндр.
Потрясающе, но дверь дома вдруг распахнулась и на пороге появился Соломон Ашер собственной персоной. В идентичном наряде – очки, бакенбарды, сюртук, цилиндр – и зонтик бабушкиных времен.
Он узнал меня не сразу – за эти годы я изменился, во всяком случае, гораздо больше его, – а затем повнимательнее вгляделся и воскликнул, расплывшись в улыбке:
– Да это же Грей! Боже, какой сюрприз. Представляешь, я тебя не узнал, ты стал настоящим мужчиной. Рад тебя видеть! – Мы обменялись рукопожатием. – Заходи ко мне, выпьем.
Он радушно распахнул дверь, но я отрицательно покачал головой:
– Спасибо, но сейчас никак не могу.
– Почему? Давай выпьем, это полезно. Я только что принял чуть-чуть и готов принять еще. Что? Как ты сказал? Нет времени? Жаль. – Он помолчал. – И куда ты идешь?