Орден Волонтёров

Глава 52

Вальдемар.

С  горестного момента, как я осознал смерть нашего Гордея, у меня появился личный мотив в расследовании причины пожара. Десятка наёмников, Север, Виктор, барон, гвардейцы герцога – мы собрались в скорбном молчании у саней. В них  уложили сгоревшее, обугленное тело,  накрыли чистым полотном, смотреть на это было невозможно, хотя за моё недолгое пребывание на войне я повидал всякое. На виду оставили только бронь.

Молчали долго. Пошёл тихий снег. Собрались вокруг слуги, подошли погорельцы. Пришёл едва держащийся на ногах пьяный барон Штакельберг, его привёл младший брат. Прихромал с помощью Лисбет баронет. Герцога с наследником и барона Зиверса не было, убыли до того, как поднялась тревога, по поводу пропажи Гордея. Нужно было слово. Андреас его сказал:

– Мы воздадим в Мюнне все воинские почести бояричу Гордею Вольговичу. Он будет отпет по византийскому обряду, и похоронен на родине, по обычаю своей страны. Его родичам будет куда прийти на могилу. Они будут знать,  в какой день справлять поминальную тризну.

Русские воины одобрительно покивали обнажёнными, седыми от снега головами.

– Он был – знатный русич. Он заживо сгорел в огне за германских детей. Помните, чужих детей не бывает. Чужого горя не бывает. Так учит Господь. Возлюби ближнего своего, как самого себя…  Если будем помнить Его заветы, жить в дружбе с другими народами, помогать в трудные времена друг другу, то переживём и чуму и голод и холод.  Спасибо тебе, Гордей Вольгович, брат наш, за человеческий подвиг. Земной тебе поклон. Все низко поклонились.

Тут завыла какая то молодая баба, она кидалась к саням, стучала себя в грудь, драла на себе волосья. Другие женщины из простонародья глядя на неё, тоже стали оплакивать покойного. Пришло время плакальщиц. Обычно тело омывали, обряжали под плач, но сейчас это невозможно сделать. Поэтому просто оплакивали. Слова плача женщин были горькие, благодарные, очищающие. Люди слушали.

Я спросил:

– Госпожа Лисбет, кто эта странная плакальщица? Она… слишком не воздержана.

В этот момент бабу оттащили от саней, она порывалась снять покров.

– Не обращайте внимание, барон. Юродивая, дурочка. Несчастный случай в детстве. Но через год неизвестно от кого рожает по крепкому, здоровому, умному  ребёнку. Мы помогаем. Это в её доме нашли тело вашего десятника. Она скорбит по спасителю своих детей.

Здесь почти всё население замка, деревенские жители тоже. Начну расследование прямо сейчас. Улика при мне. Пошёл по кругу, ничего не говоря. Поднял высоко слегка обгоревшую рукавицу с места преступления, внимательно прислушивался к мыслям:

– Что это он?

– Чья рукавица? Зачем носит напоказ? Ба, да это же бывший мюннский дурачок!

– Видать хозяина ищет. Дурак. Не совсем видать исцелился. Кому нужна горелая вещь?

– Может улика? Без толку, не поможет, у всех похожие. У меня такие же.

Да, без толку, пусто. Только наслушался про себя.

С задних рядов протолкнулся мрачный ободранный мужик, весь вонючий. Цикнул через дырку в коричневых зубах мне почти под ноги жёлтую слюну. Урыл бы в миг, да мысли наши совпадают.

– Господин, я псарь. Гончие вязкие есть. Чутьистые. След стынет. Пора!

Сначала мы мотались по задворкам деревни, вдоль сгоревших снопов, от первого до третьего. Одного ему мало было. Псарь держал свору из трёх псин в связке, они почти волокли его, так велико было нетерпение догнать добычу по следу. Я нёсся следом задыхаясь.

– Они и на людей натасканы?

– Без разницы. Запах. След. Взять. Награда.

Потом след повёл  к замку, но в обход. Вот бежал, вот упал. У стены, откуда не видно деревни. Вовнутрь не заходил. Топтался у задней калитки. Потом след повёл снова к деревне, смешался с множеством других следов. Поджигатель вместе с толпой бежал на пожар. Здесь собаки стали крутиться, скулить. Сильный запах гари не давал им сосредоточиться, перебивал источник.

Псарь оказался опытным охотником. Он просто заставил собак снова  обходить  вокруг деревни, но уже на большом расстоянии.  След всплыл на утоптанной дорожке, по которой ходили в замок. В этот раз преступник вошёл в здание и отправился прямиком в кухню.

Плохо. Очень плохо. Это самое посещаемое место в замке. Пока допросишь, кто, зачем входил, выходил, он уйдёт далеко. Визг и возмущённые возгласы кухарок на собак. Собаки отвлеклись на запах пищи. Времени и так прошло немало. Я сказал об этом псарю. Он снова решил применить метод обхода здания. Я взмолился:

– Давай на коней сядем. Сдохнем раньше, чем догоним. Я не гончая!

Кони ещё не успели прийти в себя от испуга. К тому же были рассёдланы и их обихаживали конюхи. Однако конюшня в Хаггене была богатая, седлали других, не уставших. Осиротевшие гордеевцы решили к нам присоединиться. Услышали герцогские гвардейцы и стража Хаггена. Тоже стали по быстрому седлать.

Коннетабль замка убедил меня в необходимости такой большой погони:

– Откуда вы знаете, барон, куда приведёт след? Может в самое разбойничье гнездо?

Гончие, обрадованные прибавкой в скорости наддали ходу, азартно взлаивая и повизгивая. Мы понеслись от замка к лесу. Но на окраине леса этот нелюдь пересел на коня. По вытоптанному пятачку было ясно, конь был подготовлен заранее, долго ждал седока.

Одиночные следы  копыт и груди коня были  чётко выбиты на  снегу. Псарь велел отстать всем корпусов на десять, чтобы гнать по видимому.  Лошади и так отставали, рыхлый, глубокий снег сильная помеха скорости. Но гончим псам это не мешало. Они неслись высокими прыжками, сжимая тела в пружины. Я боялся, что поводки лопнут. Поле закончилось. Началась накатанная дорога на Ольденбург.Там он хочет затеряться.

Средневековые дороги не автотрассы. Транспорт редкость. Свежевыпавший снег был нам в помощь. Никто не успел проехать по следам одинокого всадника. Уже порядком стемнело. Многие, но не я, догадались заранее взять дорожные факелы. Зажгли.

Собаки заходились заливистым лаем и скулили от нетерпения. Кони храпели. Не слышно было цокота копыт. Молча, стиснув зубы, неслись участники призрачной охоты, вытянувшись длинной светящейся змеёй над дорогой. Далеко впереди показался всадник в развевающемся плаще. Чувство злорадного нетерпения овладело мной. Я стал как те собаки, только что не визжал.

Погоня вышла на финишную прямую. Псарь не стал спускать собак. Конь может отбиваясь их повредить. Нас обогнали.

Вглядываясь при свете трепещущего факела в лицо пойманного, уже связанного  мужчины, понял, что оно мне знакомо. Я раньше видел этот широкий нос, припухшие глаза с тяжёлыми веками, массивный щетинистый подбородок, короткие тёмные волосы. Где? Не могу вспомнить. Выясню на допросе. Сейчас вокруг слишком много мыслей, сильных эмоций. Отключаю, иначе голова разболится.

Прямой дорогой, без петляний, вернулись назад быстро. Замок не спал. Ждали все. Высыпали наружу. Окружили лежащего поперёк седла пленника.

– Ну вот! Я же говорила: не глянулся он мне! Старая служанка, что второй день всё время попадалась у меня на пути, тыкала в преступника пальцем. Прямо в лоб, пальцем.

Пойманный поджигатель оказался тем самым помощником лесника, осенью принятым на работу.

Ночь была длинной, бессонной для меня, коннетабля, и младшего барона Штакльберга, который в отличие от старшего брата, не был пьяницей. Мне пришлось здорово попотеть мозгами, думать и задавать правильные вопросы. Они касались только преступления с поджогом, но будили также воспоминания о других. О них я не спрашивал, просто узнавал напрямую.

Ход расследования и допроса должен быть естественным, без подозрений по поводу моей излишней осведомлённости. Пойманный с поличным, лесничий не видел смысла упираться. Пошёл на сделку со следствием: честные ответы в обмен на быструю смерть. По итогу я узнал много нужного и ненужного. Но только до определённого времени.

Все воспоминания, мысли и чувства пленника начинались  где то в пути, похоже откуда то с юга Европы в Германию. Имя его было Джерт.Это он твёрдо знал. Свою настоящую фамилию, как и сословие, он не помнил. Пытаясь проникнуть в воспоминания его жизни глубже по времени, я натыкался на абсолютную пустоту, черноту, безвременье. Единственное чувство, он – был. Кем, где, когда…Видимо амнезия по какой то причине. Здесь получить по башке дубиной вероятность есть огромная, что в лесу, что в трактире, на дороге, либо на ночной улице.

Представлялся Джертом, по прозвищу Игнац. Скитался по городам, деревням, подрабатывал, чем мог.  Пока не занесло его в баронство Зивер на торг. Там его наняли сначала грузчиком, потом крепкий молодой парень работал водоносом при замке. Старательного и сильного работника приметил барон Готфрид.

Назначил лесничим, ибо прежний весьма трагично погиб на охоте, никто долго не хотел занимать эту должность. К ней прилагался домик – сторожка прямо у леса. Я вспомнил – видел лицо Джерта в памяти Леонтины, только он был с бородой. Она ещё сказала тогда: «Боюсь его. Как легко он согласился убить».

Готфрид Зиверс купил мужа для Леонтины из простонародья по одной причине: так она исчезала из поля зрения его круга, тем более в большом городе. Он боялся позора для семьи. Монастырь не был гарантией тайны. Униженная замужеством за грязным мужиком дочь будет молчать до конца дней своих. Она и молчала. Никто кроме меня не мог её разговорить.

Джерт добросовестно, почти ни с кем не общаясь, преданно служил десять лет. Чем заслужил право стать мужем «падшей» дочери барона. Естественно, после этого пришлось по приказу барона уволиться. Быстро нашёл место младшего лесничего в Хаггене.

Во время службы в Зивере  Джерт, по прозвищу Игнац, выезжал по поручению барона найти покупателей на лес, либо сопроводить обоз с товаром. Попутно параллельно  совершал на стороне хорошо спланированные преступления, мелкие, средние, крупные. Обогащался. Всегда выходил сухим из воды. Никто его даже не замечал.

Но в итоге подозрение всегда падало на врагов пострадавшей стороны и начиналась свара, иногда серьёзная. Семьи мстили друг другу, уничтожая род под корень. Главы конкурирующих ремесленных цехов ссорились дословно – насмерть. Баронства воевали между собой. В этот раз всё могло  закончится крупномасштабной войной. Если бы дочь и жена герцога пострадали.

Целью были они и наследник, но Харальд уехал в Хагген с отцом. Награбленное добро Джерта само по себе никогда не интересовало. Он богател на одних преступлениях, чтобы тут же вложить эти средства в организацию других. У него была сеть ничего не подозревающих болтунов осведомителей, кто за дружескую кружку в пивной, а кто на ночной подушке, как Илма, выбалтывали информацию. О союзе баронств, о сигналах огнём: три ярких вспышки, либо три больших клуба дыма днём.

А уж нанять банду дезертиров да разбойников в этом времени проще простого. Были бы деньги на аванс, чем поманить на расчёт. По его задумке Линда, Кларисса, Харальд должны быть убиты, причём зверски. Следы преступников привели бы в соседнее графство, где правит брат графини Ингрид. Сразу три государства хотел вовлечь в раздор, войну и разорение.

Но в этот раз мерзкий организатор просчитался. Он умело выманил нас всех из Мюнна, как глупых цыплят. Сигнал бедствия из Мюнна не виден в Берге. Далеко. Значит союзный Берг не придёт на помощь. Но сигнал виден в Зивере. Зато Зивер не союзник, они не откликнутся. Однако чёрт или ангел понёс Готфрида с семьёй знакомиться с герцогом. Цепочка случайных случайностей. Погрешность. Бывает.

Напоследок роняю, как бы вскользь:

– У душегуб! Невинного младенца убьёшь, не вздрогнешь!

– Если только опосредованно, господин следователь. Своими руками не могу.

Яркая картинка: очень тёмная ночь, видимо осень. Склоняется с коня, морда которого перетянута ремнём, а копыта обвязаны мешковиной. Держит в руках среднего размера корзину. Заглядывает в неё. Спящий малыш. В красивом тёплом одеяле.

– Живи, дитя греха! – с этими словами оставляет корзинку внутри у забора, что отгораживает двор от улицы. Глазами Джерта я вижу неподалёку гигантскую бочку без крышки. Микаэль заказал у Олива в баню, в качестве купели для девочек. Не бегать же им голышом в прорубь.