Мистер Браннер всё рассказывал о греческом погребальном искусстве.
В конце концов, когда Нэнси Бобофит захихикала, ляпнув что-то о голом парне на стеле, я повернулся к ней и сказал:
– Ты заткнешься?
Получилось громче, чем я рассчитывал.
Вся группа захохотала. Мистер Браннер прервал рассказ.
– Мистер Джексон, – обратился он ко мне, – у вас есть что добавить?
Я покраснел до самых ушей и ответил:
– Нет, сэр.
Мистер Браннер указал на рисунок на стеле:
– Может быть, расскажете, что здесь изображено?
Я посмотрел на резьбу и почувствовал облегчение, потому что и правда знал, что это.
– Это Кронос пожирает своих детей, верно?
– Да, – подтвердил мистер Браннер, которого мой ответ явно не устроил. – И он это делает потому, что…
– Ну… – я изо всех сил пытался вспомнить. – Кронос был верховным богом, и…
– Богом? – переспросил мистер Браннер.
– Титаном, – поправился я. – И… он не доверял своим детям – богам. Вот, хм, Кронос и съел их, да? Но его жена спрятала младенца Зевса, подсунув Кроносу вместо него камень. А потом, когда Зевс вырос, он обманул Кроноса и заставил его изрыгнуть своих братьев и сестер…
– Фу! – скривилась позади меня одна из девчонок.
– …началась страшная битва богов с титанами, – продолжал я. – И боги победили.
Раздались смешки.
Рядом со мной Нэнси Бобофит зашептала подружке:
– Можно подумать, в жизни нам это пригодится. Прикинь, устраиваешься ты на работу, а в анкете написано: «Объясните, почему Кронос сожрал своих детей».
– И как же, мистер Джексон, – сказал Браннер, – это может, по справедливому замечанию мисс Бобофит, пригодиться в жизни?
– Спалилась, – пробормотал Гроувер.
– Заткнись, – зашипела Нэнси, лицо которой стало ярче ее рыжих волос.
Ну хоть Нэнси тоже получила. Мистер Браннер был единственным, кто замечал, когда она говорила гадости. У него не уши, а радары.
Подумав над его вопросом, я пожал плечами:
– Не знаю, сэр.
– Ясно. – Вид у мистера Браннера был разочарованный. – Что ж, вы получаете только половину зачета, мистер Джексон. Зевс действительно напоил Кроноса вином, смешанным с горчицей, отчего тот изрыгнул остальных пятерых детей, которые, конечно, благополучно жили и росли в желудке титана, потому что были бессмертными богами. Дети свергли отца, разрубили его на куски его же косой и сбросили останки в Тартар – в самую темную часть Подземного мира. На этой счастливой ноте прервемся на обед. Миссис Доддз, не проводите ли нас обратно?
Ребята двинулись к выходу: девчонки держались за животы, а парни толкали друг друга и вели себя как тупицы.
Мы с Гроувером хотели пойти за ними, но мистер Браннер вдруг позвал:
– Мистер Джексон.
Так я и знал.
Я сказал Гроуверу идти без меня и повернулся к мистеру Браннеру:
– Сэр?
От взгляда мистера Браннера было не спрятаться: у него были глубокие карие глаза, которые, казалось, прожили тысячу лет и повидали все на свете.
– Вы должны выучить ответ на мой вопрос, – сказал мистер Браннер.
– О титанах?
– О жизни. И о том, как ваши знания могут в ней пригодиться.
– А-а.
– То, чему я вас учу, – продолжал он, – жизненно важно. И надеюсь, что вы именно так к этому и отнесетесь. От вас я ожидаю только лучших результатов, Перси Джексон.
Меня злило, что он был со мной таким строгим.
Конечно, было круто, когда он устраивал викторины, одевался в римские доспехи и, воскликнув «Эй, там!», острием меча указывал на мелок и отправлял нас к доске, заставляя писать имена всех греков и римлян, которые когда-либо жили, а еще их матерей и богов, которым они поклонялись. Но Браннер хотел, чтобы я проявлял себя не хуже других, несмотря на дислексию и синдром дефицита внимания, поэтому я никогда в жизни не получал оценок выше тройки. Даже не так: он не хотел, чтобы я был не хуже, – он хотел, чтобы я был лучше остальных. А я в принципе не мог запомнить все эти имена и факты, не говоря уж о том, чтобы правильно их записать.
Я промямлил, что буду стараться, а мистер Браннер бросил долгий печальный взгляд на стелу, как будто лично присутствовал на похоронах этой девчонки.
И велел мне идти обедать.
Класс устроился на ступеньках музея, откуда можно было наблюдать за пешеходами, снующими по Пятой авеню.
Собиралась гроза: в небе клубились такие черные тучи, каких я над городом никогда не видел. Я решил, что дело в каком-нибудь глобальном потеплении, потому что погода по всему штату с самого Рождества будто сошла с ума: жуткие снежные бури, наводнения, от молний загорались леса. Я бы не удивился, если бы сейчас начался ураган.
Остальные, казалось, ничего не замечали. Кое-кто из мальчишек швырял в голубей крекерами «Ланчеблз». Нэнси Бобофит пыталась стащить что-то из сумочки какой-то тетки, а миссис Доддз, естественно, ничего не замечала.
Мы с Гроувером уселись на краю фонтана, подальше от всех. Мы надеялись, что так никто не догадается, что мы были из той самой школы – школы для неудачников и чокнутых, которых нигде больше не хотели учить.
– Оставил после уроков? – спросил Гроувер.
– Не, – ответил я. – Это же Браннер. Вот если бы он еще хоть иногда оставлял меня в покое. В конце концов, я же не гений.