Кровь Олимпа

Остальные призраки нервно засмеялись. Стоявшая на другом конце дворика Пайпер с тревогой посмотрела на Джейсона. Чуть дальше Аннабет словно бы случайно накрыла ладонью разделочный нож, лежащий на ближайшем подносе с мясом.

Варус держал руку на рукояти меча. Несмотря на жару, его нагрудник покрывала корочка льда.

– Я дважды потерял на Аляске свою когорту, первый раз – при жизни, а второй – после смерти, проиграв граекусу по имени Перси Джексон. И всё же, услышав зов Геи, я явился сюда. Знаешь почему?

Джейсон сглотнул:

– Потому что ты упертый болван?

– Это место для тех, кто страстно чего-то желает, – проговорил Варус. – Всех нас влечет сюда не только огромная сила Геи, но и наши непреодолимые страсти. Евримаха привела жадность, Антиноя – жестокость.

– Ты мне льстишь, – пробормотал упырь.

– Гасдрубала – ненависть, – продолжал Варус. – Гиппия – горечь, меня – тщеславие. А ты, Ир? Что тебя привело сюда? Чего больше всего хочет нищий? Возможно, это желание вернуться домой?

Джейсон ощутил неприятное покалывание в затылке, – такое же чувство он испытывал перед сильной грозой.

– Я, пожалуй, пойду, – сказал он. – Послания надо доставлять.

Майкл Варус вытащил меч из ножен.

– Мой отец – Янус, двуликий бог. Я привык видеть сквозь маски и распознавать обман. Ты знаешь, Ир, почему мы так уверены, что полубоги не минуют наш остров незамеченными?

Джейсон молча перебрал в уме все латинские ругательства, какие знал. Попытался прикинуть, сколько у него уйдет времени, чтобы вытащить и зажечь сигнальную ракету. Надо надеяться, он сумеет выиграть достаточно времени, чтобы девушки успели добежать до укрытия, прежде чем эта толпа покойников разорвет его на куски.

Он повернулся к Антиною:

– Слушай, ты тут главный или нет? Может, тебе стоит заткнуть своего римлянина?

Упырь глубоко вдохнул, стрела в его горле задрожала:

– Ах, но это может быть весело. Продолжай, Варус.

Мертвый претор поднял меч:

– Нас выдают желания. Они показывают, кто мы на самом деле. К тебе кое-кто пришел, Джейсон Грейс.

Толпа за спиной Варуса расступилась, и вперед вышел мерцающий призрак женщины. Джейсону показалось, что его кости рассыпаются в прах.

– Милый, – сказал призрак его матери. – Вот ты и дома.

III. Джейсон

Каким-то образом Джейсон узнал маму. Узнал ее платье с запа?хом, в зеленый и красный цветочек, похожее на бордюр вокруг рождественской елки. Узнал разноцветные пластиковые браслеты на ее запястьях, врезавшиеся ему в спину, когда она обняла его на прощание в «Волчьем доме». Узнал ее волосы, чрезмерно взбитый каскад крашеных светлых завитков, и ее запах – лимона и аэрозоля.

Ее глаза были синие, как и у самого Джейсона, но сейчас они поблескивали тусклым светом, как будто она только что вышла из убежища после ядерной войны и теперь жадно ищет взглядом знакомые предметы.

– Милый, – она протянула к нему руки.

Джейсон больше никого не видел, он словно забыл про призраков и упырей.

Туман, изменяющий его облик, рассеялся. Его спина распрямилась, суставы перестали болеть, а палка снова превратилась в золотой имперский гладиус.

Чувство жжения не исчезло. Джейсону казалось, будто пласты его жизни один за другим высыхают и исчезают – месяцы, проведенные в Лагере полукровок, годы – в Лагере Юпитера, его обучение у Лупы, богини-волчицы. Он снова стал напуганным и уязвимым двухлеткой. Даже шрам на его губе, оставшийся после попытки съесть степлер в нежном ясельном возрасте, заболел как свежая рана.

– Мама? – выдавил он.

– Да, милый, – ее фигура замерцала. – Ну же, обними меня.

– Ты… ты не настоящая.

– Конечно, она настоящая, – голос Майкла Варуса звучал где-то вдали. – Или ты думал, что Гея оставит такой важный дух чахнуть где-то в Царстве Мертвых? Она твоя мать, Берил Грейс, телезвезда, возлюбленная владыки Олимпа, отвергшего ее, не единожды, а дважды, в обоих своих обличьях – и в греческом, и в римском. Она заслуживает справедливости, как и любой из нас.

Сердце Джейсона болезненно билось. Женихи столпились вокруг него, наблюдая.

«Я для них развлечение», – понял Джейсон. Вероятно, для призраков такое зрелище повеселее, чем драка до смерти двух нищих.

Сквозь гул в его голове пробился голос Пайпер:

– Джейсон, посмотри на меня.

Она стояла в трех метрах от него, держа в руках свою керамическую амфору. Улыбка исчезла с ее лица, в повелительном взгляде читалась ярость, его невозможно было проигнорировать – как и ярко-синее перо в ее волосах.

– Это не твоя мать. Ее голос оказывает на тебя какое-то волшебное влияние – как мой голос, только опаснее. Неужели ты этого не чувствуешь?

– Она права, – Аннабет вскочила на ближайший стол, ударом ноги отшвырнула блюдо, напугав с дюжину женихов. – Джейсон, это лишь остаток твоей матери, нечто вроде араи или, возможно…

– Остаток! – зарыдал призрак его матери. – Да, посмотри, во что я превратилась. Это вина Юпитера. Он отказался от нас, он мне не помог! Я не хотела разлучаться с тобой в Сономе, дорогой мой, но Юнона и Юпитер не оставили мне выбора. Они бы ни за что не позволили нам быть вместе. Так зачем сражаться за них теперь? Присоединяйся к этим женихам, возглавь их. Мы снова можем стать семьей!

Джейсон чувствовал, что на него устремлены сотни глаз.

И так всегда, подумал он с горечью. Все вечно смотрели на него, ждали, что он поведет за собой остальных. С момента его появления в Лагере Юпитера все обращались с ним как с наследным принцем, которому суждено стать царем. Несмотря на все его попытки изменить свою судьбу – вступление в худшую когорту, попытки изменить традиции лагеря, выбор самых неинтересных заданий и дружба с самыми непопулярными ребятами, – его всё равно сделали претором. Его будущее было обеспечено, ведь он же сын Юпитера.

Он вспомнил, что сказал ему Геркулес, когда они хотели проплыть через Гибралтарский пролив: «Нелегко быть сыном Зевса. Это колоссальное давление. В конечном счете так и с катушек съехать недолго».

И вот Джейсон стоял здесь, напряженный, как тетива натянутого лука.

– Ты бросила меня, – сказал он матери. – Не Юпитер и не Юнона, а ты.

Берил Грейс сделала шаг вперед. Морщинки вокруг ее глаз и страдальчески сжатые губы напомнили Джейсону его сестру Талию.

– Милый, я говорила тебе, что вернусь. Это последнее, что я тебе сказала. Разве ты не помнишь?

Джейсон задрожал. В развалинах «Волчьего дома» мать обняла его в последний раз. Она улыбалась, но в глазах стояли слезы.

«Всё в порядке, – пообещала она. Хотя Джейсон и был совсем еще малышом, он всё равно знал, что ничего не в порядке. – Жди здесь. Я вернусь за тобой, милый. Мы скоро увидимся».

Она так и не вернулась. Вместо этого Джейсон бродил по развалинам – плачущий, одинокий, звал маму и Талию, – пока за ним не пришли волки.