Измена. Тест на отцовство

Из динамиков доносится приглашение на посадку на рейс Москва–Пхукет, и мы с Машей чуть ускоряемся.

– В следующий раз и мы окажемся в Таиланде.

– Полетим, когда там будет не сильно жарко. – Тяну чемодан за ручку и а другой держу Артемку.

Сынуля болтает с Евой, но внимательно следит за окружением.

– Похоже, нам пора задумываться о свадьбе.

Дети быстро растут, быстрее чем мы когда–то. Время и обстоятельства иные. Ева и Артем одного поля ягода и находят общий язык, выстроив один совместный замок из песка.

Маша сомнительно кивает и выходит из раздвижных стеклянных дверей.

На парковке с десяток такси выстраиваются в ряд, а водители, словно галчата всматриваются в лица пассажиров, вымаливая у них жалость.

– Ну что, на чем поедем? – Маша незаметно указывает на водителя в синем жилете. Мы все морщимся. Подозрительный тип. И по мне от него на километр разит тухлятиной.

– Может этот? – намекаю на парня в спортивном костюме и серьгой в ухе.

– Давайте. – Соглашается Маша и мы, взяв детей за руки, идем к выбранному авто.

Парень с полинезийскими татуировками без проблем утрамбовывает наш багаж и любезно открывает нам двери в салон. Маша сразу же садится вперёд, а я с детьми на заднее сиденье. Предусмотрительно пристегиваю всех и касаюсь Машиного плеча.

– Как и решили? Доезжаем до моего дома, пьем чай и я отвожу вас с Евой?

– Да. Отличный план.

Я говорю водителю точный адрес, и он заводит двигатель. Конкуренты злобно косятся на него. Хорошо, он не срывается на них, хотя из ушей пар валит. Понимает, в салоне дети и не реагирует на их дерзкие выпады.

Дорога от Шереметьево до элитного загородного комплекса неблизкая. Зато можно любоваться пейзажами. На деревьях набухают почки, кое–где проглядывает молоденькая трава. Природа оживает и дарит божественные виды, плавно прогоняет сон.

Но я рано радуюсь. Через полчаса начинается проливной дождь. Тучи обволакивают небо плотным саваном, и по окнам такси течет мутная вода.

– Мам, а гроза будет? – Артемка до ужаса боится грома и молний. Всегда прибегает к нам с мужем в постель и устраивается посередине, пока непогода не отступит.

– Не думаю. Смотри, вон там за облачком уже солнце проглядывает.

– Где? – Ева загорается неподдельным интересом.

– Да вот же. – Я рисую солнышко на стекле, и они хихикают.

– Ты умеешь ладить с детьми, никогда не хотела себя попробовать в качестве педагога? – Маша зевает время от времени.

– Я? Нет. У меня всего один ребенок, а там их целая орава. Я сойду с ума. Да и образование нужно. А у меня неоконченное высшее и всё.

– Согласна. Ева, порой, превращается в маленького дьяволенка. А будь таких как она тридцать? Бр–р–р. И диплом не поможет.

Маша встряхивается и просит водителя включить радио. Он долго настраивает волну, ищет подходящую песню, а я не нарочно устремляю взгляд на перекресток и оглушительно кричу:

– А! фура!

Визг тормозов, свист резины и наша машина летит в кювет. Я закрываю детей руками, а Маша ударяется головой о пластиковую панель. В тумане слез и истерики, успеваю поймать взглядом Машины передвижения. Она выбирается на воздух, толкнув дверь изо всех сил.

Жуткий момент разрезает этот день на до и после. Крайнее воспоминание перед потерей сознания: мужские крики, детский плач, запах жженой резины, скрежет металла и стоны Маши.

Мое тело принимает приятное тепло, а болезненный кашель нашего водителя размывается в обрывках памяти. Я отключаюсь под песню, летящую с самих небес: скоро рассвет, выхода нет, ключ поверни и полетели…

***

Я мертва и попадаю в рай? В висках бесконечно пульсирует. Не слышу сердцебиение, а лишь короткие однотипные сигналы. Медленно открываю глаза и сразу же щурюсь от яркого света одинокой лампы под потолком. Я всё–таки жива…Во рту так сухо, боюсь шевелить языком и поранить им нёбо.

Аккуратно сглатываю и поворачиваю голову влево. Большое окно, закрыто жалюзи, в углу аппарат, показывающий сердечный ритм. Я в больнице. Сомнений нет.

Прошлое выдает фрагменты аварии. Я зажмуриваюсь от приступа удушья. Горло будто опухает, ребра пронзают легкие, и я умираю. Снова.

– Вот так, – медсестра входит в палату и надевает мне кислородную маску. – Дышите. Ровно, глубоко и спокойно.

Вдох и затянутый выдох. Лёгкие горят, будто я в задымленной комнате.

– Немного легче?

Я моргаю. Больше никак не могу ответить ей. Она проверяет показатели на приборах и уходит. Мгновение спустя в палату залетает Вова. Взъерошенный, уставший, падает на колени возле моей кровати, целует мои ослабшие руки, пальчики и шепотом читает молитву.

– Вов…– еле живым голосом привлекаю его внимание.

– Что моя любимая? Ты чего–нибудь хочешь? Или тебе больно? Я позову врача, сделают анестезию.

– Тёма…

– С нашим мальчиком все хорошо. Отделался легкими ушибами. Ты тоже скоро поправишься. Моя хорошая.

Щекочет колючей бородой кожу моих ладоней и запястий.

– Да что же такое! Я же вас к жене отправил десять минут назад, а вы здесь.

Доктор с посеребренными висками, беспристрастным выражением лица смотрит на Вову, а я на него.

– Что? – переспрашивает мой муж, стирающий колени в кровь у моего изголовья.

– Я сказал, что ваша жена в реанимации, третий этаж, левое крыло. Прискорбно сообщать, но ее шансы ничтожно малы. Состояние крайне тяжелое.

Я срываю маску с лица.

– О чем вы говорите? – хриплю на выдохе. Жаль, не могу разглядеть имя и фамилию доктора, перед глазами мутная пелена.

– Лескова Мария Петровна, девяносто пятого года рождения. Дочь Ева, которая в данный момент так же находится в реанимации в детском отделении.

– Ч–что? – плевать на боль и ушибы. Отбираю руку от губ Вовы и пытаюсь приподняться на локти.