Дом детства №3

Мы, детдомовские мальчишки, дружили между собой, а «домашние» – своей компанией. Только с Юрой Соколовым я позже подружился. На переменах много бегали, боролись и просто дурачились. Школьной жизнью не интересовались, в какие-то кружки или секции не ходили. Помню, был кружок юннатов, но это было для нас чем-то далеким. Да если бы кто-то и захотел, как его потом домой вести? Нет, после уроков мы стремились домой, в свой уютный и веселый мирок. И если какие-то обстоятельства, например больница, временно вырывали нас из него, то было очень тоскливо.

Я левша, но меня взялись переучивать писать правой рукой. И получилось! Но чистописание перьевой ручкой мне давалось очень тяжело. Вот отрывок из моей характеристики: «Мальчик старательный, но у него есть недостаток – пишет левой рукой». К тому же я еще и дальтоник, не все цвета различаю. И никак не мог понять, что от меня на уроке рисовании требуют. А вот ложку держать и есть я могу одинаково и правой, и левой рукой.

После обеда был «тихий час», на самом деле – часа полтора. Усыпить нас при свете дня было нелегко, галдели, но и просыпались с трудом. Иногда, когда удавалось не уснуть, разговаривали на разные темы. Отлично запомнил, что именно в младшей группе говорили о жизни и смерти. Вовка Старков говорил, что одноклассница Света Б. краше солнца и луны, а мы над ним дружно смеялись. Один раз я даже расплакался: жалел самого себя, что когда-то умру и меня не будет. Потом был полдник – булочка или коржик с киселем или еще чем-то.

С 4 до 6 часов по распорядку дня подготовка домашнего задания. Нас разбили на звездочки по четыре – пять человек. Как только все выполнят домашнюю работу, можно было идти гулять. С троечниками воспитатель засиживалась допоздна, хотя жизнь показала, что некоторые из них по жизни далеко опередили отличников. Нам с Людой Бузмаковой и друзьями в звездочке хватало полчаса, и мы бежали первыми на ГИГАНТЫ, «гигантские шаги» – самое популярное развлечение, которое никогда не пустовало, даже очередь занимали. Это простое незатейливое сооружение, которое почему-то я больше нигде не встречал. Деревянный столб высотой метров пять, вкопанный в землю. На верхнем торце закреплена, видимо, на подшипнике, металлическая крестовина, к которой привязывали четыре веревки. Каждая веревка на конце заканчивалась жестко завязанной петлей, которая, собственно, и служила «сиденьем». Продеваешь эту петлю через голову или ноги под свою попу, а рукой (или руками) держишься за веревку выше петли. Садишься в петлю не лицом к столбу, а боком, чтобы разгоняться вокруг столба. Особо нежные подкладывали себе дощечку или фанерку. Лучше кататься вчетвером, но можно втроем, вдвоем и даже одному. Все разбегаются и при достижении определенной скорости отрываются от земли, изредка отталкиваясь для поддержания полета. Кто полегче – отрывался от земли метра на два! Это сейчас мне ясно, что работала центробежная сила. Делали и так по обоюдному согласию: один человек обгонял другого, и две веревки начинали перекручиваться. Тот, которого обогнали, первоначально был снизу, но потом постепенно взмывал вверх и обгонял своего визави. Тут возникал дополнительный эффект за счет массы партнера, и подъем над землей мог достигать уже, кажется, до трех метров. Покружившись несколько минут в одну сторону, следующий заход раскручивались в другую. Тут уж фантазии хоть отбавляй. Цеплялись друг за друга и крутились на пару, разворачивались головой вниз или параллельно земле и парили в полете, отталкивались от земли вверх, и действительно делали гигантские шаги. Чтобы сменять друг друга, тот, кто первый на очереди, кричал: «Замри!» Все переставали шевелиться. Скорость постепенно падала, и кто первый касался земли, тот и освобождал место. Это я вспомнил сейчас, а вот что еще забыл: веревки иногда обрывались, но серьезных травм не было.

Двор нашего детского дома назывался «ТЕРРИТОРИЕЙ», ему я пою отдельную песню, без него трудно представить нашу жизнь. Его размеру и содержанию могли позавидовать многие. Есть где размахнуться для игр, реализовать свои фантазии. То был свой мирок со многими возможностями и практически полностью защищенный от внешних факторов. Тесно для примерно 90 человек не было. Каждый находил занятие по душе.

Начнем с БОЛЬШОЙ ПЛОЩАДКИ. С одной стороны она граничила с соседями Лопаткиными, с другой стороны были чьи-то огороды, вечно засаженные картошкой (других насаждений соседи не могли, видимо, себе позволить). Третья сторона выходила на нашу внутреннюю дорогу и маленькую площадку. Четвертая сторона была самой примечательной: частично она соприкасалась с нашим огородом, а частично ограничивалась кирпичной стеной. Эта стена принадлежала комплексу хозяйственных построек, который мы условно называли «конный двор». Это была стена прачечной, но для нас она была просто СТЕНОЙ. На фото видна дыра между стеной и крышей. Ее почему-то долго не заделывали, и мы могли легко проникать через нее на чердак прачечной, а оттуда на сеновал. Один из путей подъема на крышу проходил по правой части стены. Торец ее хоть и был отвесным, но имел естественные выступы из кирпича. То была наша первая покоряемая вершина. Со стороны огорода мы тоже проникали на крышу – уже по выступающим торцам бревен. На большой площадке располагались деревянная ГОРКА, ГИГАНТЫ, КАЧЕЛИ. Был и небольшой спортгородок. Яма с песком для прыжков в длину и высоту. Имелся еще П-образный снаряд из металлической трубы с металлическим шестом, наклонной лестницей, крюком для каната, которого никогда не было, и турником. Качелей было двое, их использовали и зимой – для прыжков в сугроб.

Зимой на большой площадке заливали КАТОК. Воду возили бочками на лошади из колонки, которая стояла на другом конце квартала по ул. К. Маркса, около дома «Общество слепых». Для малышей были коньки-снегурки с двумя полозьями под валенки. Еще лепили крепости из снега с пещерками и играли в снежки. Излюбленным снежным городком была горка.

МАЛЕНЬКАЯ ПЛОЩАДКА была пониже, тенистая и уютная. Основная ее часть представляла собой совмещенное волейбольно-баскетбольное поле. Главная достопримечательность – это большие тополя по периметру. Воспитатели говорили нам, что они были посажены в 1913 году к 300-летию Дома Романовых. Получается, что им больше 100 лет. Хоть и было расстояние от края поля до главного здания метров пять-шесть, но в окна мы мячом никогда не попадали – загораживали тополя, да и играли мы на этой площадке только руками. Очень редко мяч вылетал за высокий кирпичный забор территории, построенный вместе со зданием еще до революции, – тоже не давали тополя. С третьей стороны находился невысокий, до полуметра, забор садика. Стояли скамеечки. В дальнем углу площадки был деревянный домик. Туда малыши могли свободно зайти, посидеть, у домика были окошечки и даже чердак. Мы иногда отсиживались в нем во время дождя. Перед домиком была песочница с дощатыми краями. Хорошо помню, как я играл в ней черной грузовой пластмассовой машинкой, подаренной мне за хорошую учебу в классе втором или третьем…

Схематический план детского дома № 3 в 1940–1970-е годы

Как правило, на маленькой площадке летом ежедневно проходили ЛИНЕЙКИ, которые устраивал директор А. Ф. Шестаков. Было у них две цели – проконтролировать наше присутствие в середине дня, объявить новости по детскому дому, заодно кого-то похвалить, а кого и поругать за проступки и нарушения. И еще директор проводил с нами «политинформации»: рассказывал о мировых новостях с газетой «Правда» в руках. Мы мало что понимали из его речей. Запомнилось только, что почему-то обстановка в мире всегда была сложной и напряженной.

Самым притягательным для нас, мальчишек, местом был КОННЫЙ ДВОР, объединявший в себе целый комплекс помещений. Прачечная находилась как бы в глубине – к ней можно было попасть по проходу, справа от которого было загороженное досками с зазорами помещение, я так понимаю, сушилка для белья. Дальше с большим отдельным входом без каких-либо ворот шел сам конный двор: открытое помещение, где стояли сани, телега и другие нужные или отслужившие свое вещи (уже и не помню – какая-то рухлядь, но мы часто использовали ее при игре в кинжики и войняшки), свинарник с отдельной выгородкой для лошади и склад. У конного двора была двускатная железная крыша, захватывавшая примыкающий с противоположной стороны дровяник. Пространство под крышей, фактически чердак, вплоть до дровяника, представляло собой СЕНОВАЛ. Хоть это и было запретное для нас место, но мы туда все равно проникали и играли. Запах сена не забыт по сю пору.

В СВИНАРНИКЕ стоял полумрак, включалась только тусклая лампочка под потолком. Свиньи находились в отдельных клетках, часть деревянного корыта была выдвинута наружу, в него из ведра наливали животным еду – остатки с нашего стола и вареные картофельные очистки с чем-то еще. Там было грязно и немного страшно. Водились огромные крысы, за которыми мы тихонько наблюдали и даже пытались их поймать, редко успешно. Нам объясняли, что свиньи позволяют устраивать нам праздничные столы и турпоездки.

ЛОШАДЬ. При нас это был Воронок, которого мы кормили с рук и гладили. Его место было выгорожено слева от входа в свинарник. Одна-две собаки у нас были всегда. Запомнилась бело-пятнистая Стрелка и полупородистая, похожая на бульдога, Роня. Она всегда при вылазках в город увязывалась за нами. Если же на нее нападали другие собаки, то, несмотря на свой относительно небольшой рост, она неизменно выходила победительницей. Излишне говорить, что собаки отлично знали всех воспитанников и рычали на чужих взрослых.

Рядом со свинарником был СКЛАД со всякими хозяйственными предметами, а с одеждой – другой. Замыкал конный двор ДРОВЯНИК. Там хранились дрова для кухонных печей и для отопления всех зданий. Дрова привозили чурками, их кололи приглашенные со стороны рабочие, а вот складывали дрова в поленницы сначала на улице, а затем переносили их в дровяник уже практически все дети. Поленницы были высотой метра четыре. Здесь тоже было одно из мест наших битв. В дровяник было легко попасть с разных сторон. Во всех поленницах и в дровянике мы любили устраивать пещеры. Убирали часть дров на соседние поленницы, а образующееся углубление перекрывали палками, фанерой, поленьями подлиннее и другим подручным материалом. Образовывалась замкнутая полость – пещерка. В ней могло помещаться до четырех человек, получалось своеобразное маленькое жилище.

Рядом со входом в конный двор была помойка. Туда выливали отбросы с кухни, грязную воду и т. п. За помойкой стоял ЛЕТНИЙ ТУАЛЕТ.

КРОЛЬЧАТНИК я застал в младших классах, уже на закате разведения кроликов. Было несколько зверушек в специальных клетках. Летом мы их кормили травой, выгуливали на лужайке. В сороковые-шестидесятые годы это было поставлено серьезно. Кроме кроликов, раньше разводили и кур. Они были важным подспорьем в хозяйстве в те непростые годы. В ОГОРОДЕ росли большей частью кусты смородины и крыжовника, но ягоды никогда не вызревали – мы их поедали зелеными.

Дошла очередь до большого САДИКА С БЕСЕДКОЙ. Беседка была красивая: деревянная, резная, со скамейками внутри. Вход в садик был тоже с деревянной резной арочкой. Садик одной стороной примыкал к маленькой площадке, противоположная выходила на небольшой пустырь, где тоже складировали дрова, наверное, для печки канцелярии, чтобы таскать не так далеко. Вход был через арку со стороны внутреннего проезда. С четвертой стороны располагался забор на ул. Володарского: частью большой кирпичный, шедший от главного здания, а в основном из досок, существенно ниже, но все равно не перелезешь. Для входа-выхода на территорию были двое ворот: у главного здания и канцелярии. Маленькими в садике мы играли в спокойные сидячие игры: «Царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной, кто ты будешь такой…» Играли в фанты, что-то про розы. Цветами, видимо, больше занимались девочки. Примечательностью садика была скульптура маленького Володи Ульянова. Еще помню, что весной в садике и на маленькой площадке разливалась огромная и глубоченная лужа. Мы где-то доставали оцинкованные тазики, корыта и целые ванны, видимо, включая и те, в которых надо было мыть обувь, и плавали по этому «морю». Использовали и доски-плоты. Перевернешься – вода выше, чем по колено, холоднющая, бр-р-р!..

МАЛЕНЬКИЕ САДИКИ с клумбами были разбросаны везде, где можно было их приткнуть. У главного здания один садик примыкал к воротам; два других – с обеих сторон входа в кухню. Два садика располагались у здания младшей группы. Не помню точно, вроде садик был и у канцелярии. Мы их так называли – садики, а вообще-то это были клумбы с цветами, отгороженные от маленьких проходов-дорожек фигурно уложенными кирпичами или еще чем-нибудь. От остальной части территории их отделяли малюсенькими деревянными заборчиками из штакетника.

Еще я не рассказал про ДВОР, образованный главным зданием, помещением для младшей группы, крольчатником и конным двором. Он был частично покрыт травой, частично посыпан гравием. В нем мы практически не играли. После дождя там была грязь, поэтому основные пункты нашего перемещения (канцелярия, кухня, вход в главное здание) были связаны деревянными тротуарами. Три доски вряд укладывались на деревянные же поперечины, иногда в виде бревнышек, и все сколачивалось гвоздями. Получалась приподнятая над землей конструкция. От хождения, бегания и катания на велосипедах она расшатывалась, и шляпки гвоздей частично высовывались, что было неприятно. Был еще один закуток за зданием младшей группы. Там был запасный выход, как с первого этажа, так и со второго – с деревянной лестницей.

На природу не часто, но выбирались – в лес за ягодами. В полях рвали горох, объедались «от пуза». Самой радостной для нас была ежегодная поездка на машине в Пакли. На лужайке расстилали скатерти и расставляли праздничную еду. Пели песни, устраивали разные соревнования. После второго или третьего класса мы ежегодно ездили в пионерский лагерь «Чайка». Там тоже было весело!

Когда на улице была плохая погода, мы играли в группе. Было множество игр, большей частью недорогих, как сказали бы сейчас, «развивающих». Точно помню, что уже в первом классе научился играть в шахматы, видимо, от ребят 2–3-го класса, которые тоже были в нашей группе. Шашки («Чапаев», естественно), домино. Помню лото с бочонками и бумажными карточками, разные игры с кубиками с пронумерованными гранями – их надо было кидать, а потом двигаться по какой-то карте или лабиринту, полным ловушек. Книжки читали – у нас была своя небольшая библиотека. У каждого были свои сокровища, которые могли переходить от одного к другому: марки, значки (без застежек ценились меньше), монетки, красивые камушки, ракушки и т. д. Кто-то спичечные коробки и этикетки коллекционировал, фантики от конфет. Плохо припоминаю кукол у девчонок, если и были, то мало. Машинок у нас тоже было очень немного, если только самодельные от старших. Телевизор («Радий-Б» назывался) стоял в старшей группе, куда мы изредка ходили смотреть мультики или кино.

Нас целенаправленно, с первого класса, приучали к труду. Кроме ежедневных бытовых обязанностей, по выходным и летом у нас были обязательные работы – после завтрака, по одному-два часа в день. Это и уборка территории, и поливка цветов, и переноска дров и пр. Мы, конечно, поначалу ворчали, но и веселились. Сейчас понимаю, как это было важно.

Вот, скажут, нарисовал идиллию. Не может быть, чтобы старшие совсем малышей не обижали. Две вещи помню. Старшие организовывали борцовские схватки между нами. Причем не силой заставляли, а делали мы это добровольно: как-то нас убеждали словами. Наверное, самое мягкое из них было «слабак». Разновидностью схваток были такие: два малыша забирались на шею или спину двух старших. Задача была в том, чтобы один малыш стянул второго на землю – кто упал, тот и проиграл. Старшие служили только «конями» и руками старались удержать только своего малыша, но бегать и вертеться можно было как хочешь. Еще старшие нас «катали» в автомобильной покрышке (шине). Я залезал внутрь ее, сворачивался калачиком, а старший катил. Я был горд, что выдерживал, но голова потом кружилась. Меня дразнили «Квашня», и было обидно, но это худшее, что со мной было. Старшие иногда дружили с малышами. У меня был такой друг – Миша Ромодин.

Не все в норме было и с безопасностью. Одно время у нас водилась ртуть, и мы натирали ею медные монетки – 2, 3, 5 копеек, так что со стороны герба они становились похожи на серебристые 10, 15 или 20 копеек.

Скучать нам было некогда. Жизнь была насыщенной и быстрой. Думаю, выражение «Что наша жизнь? Игра!» буквально подходило к нам лучше всего. Постоянное общение между собой давало колоссальный толчок к развитию. Не было только ласки от воспитателей, редко-редко приобнимут – и то больше девочек. Но похвалы за хорошие дела были. И тут я единственный раз не согласен с поэтом: «Все вам дадут, / Все вам споют. / Будьте прилежными, / А за оклад / Ласки дарят / Самые нежные». Что хотел сказать В. Высоцкий, я, фанат его творчества, не понимаю.

Три года пролетели. И мы перед четвертым классом переехали со второго на первый этаж, в среднюю группу (4–5-й классы). Освободили место новым первоклашкам.

2. Жизнь в старшей группе детдома

Мы жили на втором этаже шикарного кирпичного особняка купца Мансурова на улице Володарского. Пытался найти о нем информацию в интернете, но ее там практически нет. Центральным был ЗАЛ – просторное светлое помещение с окнами на две стороны. Потолки высокие, больше четырех метров. Я еще застал время, когда с потолка свисала большая старинная латунная люстра. Потом ее сняли, и она еще долго лежала на складе. Передняя часть зала представляла собой сцену – пол был приподнят сантиметров на 40. На сцене был своеобразный «красный угол», только вместо иконы в специальной деревянной конструкции, сделанной в монументальном стиле, стоял фанерный Ленин во весь рост со своим призывом «учиться, учиться и учиться». Справа и слева от него были две ниши поменьше с досками, на которых развешивали праздничные лозунги и другие агитационные материалы. С левой стороны сцены стояло старенькое расстроенное пианино, на котором мог играть любой желающий. «Собачий вальс» все знали. Были и талантливые исполнители, к примеру, Вова Вяткин, игравший позже в ресторане «Кама» в Перми.

Во время собраний или концертов сцена использовалась по прямому назначению – для выступления ораторов, певцов и танцоров. К праздникам мы готовили разные номера. Гвоздем любого концерта было выступление хора под руководством В. В. Суханевича со своим баяном. Меня тоже записали для количества, разучивали песню «То березка, то рябина, куст ракиты над рекой…». Из-за отсутствия музыкального слуха я не понимал, чего от меня хотят, да и песня скоро стала ненавистна. Как следствие, вскоре был с треском исключен из хора, чему несказанно обрадовался. Для детей-зрителей притаскивали стулья из всех комнат и даже из столовой. По окончании сбора надо было все перетаскать по местам. В обычные будние дни зал был учебной комнатой для занятий и подготовки домашних заданий двух, а то и трех классов. Кроме зала, была еще одна классная комната, но существенно меньше.

Репетиция хора под руководством В. В. Суханевича. В первом ряду: Валя Назарова, Галя Казанцева, Люба Брюхова, Валя Антипина, Домна Мальцева, Зоя Дульцева, Маша Волкова, Валя Щукина, Рая Лось, Аня Тюнягина, Света Амирова, Галя Бакланова, Галя Шестакова. Во втором ряду: Вова Кузьминых, Стасик Дурницын, Аркадий Широков, Витя Баумбах, Ваня Филипьев, Саша Строев, Сережа Новожилов, Сережа Полыгалов

В группе было две спальни мальчиков – большая и маленькая. Маленькая считалась более комфортной, и ее занимали самые старшие. Спали на железных кроватях с панцирными сетками. Спинки были с откручивающимися металлическими шарами – двумя большими по краям и несколькими маленькими между ними. Ясно, что их всегда не хватало. Дежурные санитары протирали пыль с металлических уголков сеток кроватей и с окон, времени это занимало немного.