Пламя на тлеющих углях

– Может, заодно и свидетельство о разводе заберешь? – ёрничаю, прикусывая губу, оборачиваясь в прихожей.

Зачем я это ляпнула? Закомплексованная курица, лишь бы уколоть! Мы не вместе… но я так и продолжаю думать о нем, будто он рядом. Притягательный здоровяк с добродушной мальчишеской улыбкой и маленькой ямочкой на подбородке. Обожаю ее. Проводить пальцем, дотрагиваться губами…

– Оно мешает тебе? Лежит себе, пылью покрывается, – отвечает лениво, прислоняясь к дверному косяку. – Все, как прежде… – задумчиво, оглядывая комнату.

Вернувшись к маме, я не делала ремонтов и перестановок. Для чего? Всегда казалось, что начни я этим заниматься, и все тут же скажут, что стираю следы собственного фиаско. А мне нравятся следы моих прошлых поступков, даже если я не могу объяснить их цели.

– Сертификаты найди, пожалуйста. Мне завтра их сдавать, – добавляет, не давая мне растечься в воспоминаниях.

– Д-да… конечно, – бодро подскакиваю к серванту, сбрасывая туфли.

Мы оба как вошли в мою квартиру, так и пялимся друг на друга, не сговариваясь. Тим встретил меня на вокзале, созвонившись и попросив срочно выдать ему документы на тренажеры, купленные Steinline неделю назад. Я как раз проводила маму, обитающую все лето на даче, в двадцати километрах от города. Будь она сейчас тут, ухлопоталась бы. Тимофей ей очень нравился, и наш развод она не поняла. Даже смотрела какое-то время на меня, как на дуру набитую, качая головой.

– Это все? – недоверчиво спрашивает Тим, хмуря брови, от чего над переносицей образуется небольшая морщинка. Как запятая, смешная и знакомая.

– Ну, да. На обратной стороне их инвентарные и чеки. – протягиваю ему бумаги, случайно касаясь тыльной стороны ладони.

В горле пересыхает и внутри все переворачивается, словно и не было этого развода. Не было этих ночей, наполненных тоской и преодолением себя, рвущейся обратно, к нему, лучшему на свете, моему первому, но по одной мне известной причине ставшему обычным. Сейчас вижу, понимаю, что бред, нет для меня родней, но проклятое время наполнило пустотой дыру в груди…

Не искрило, а просто швырнуло друг к другу, заставляя прижаться до хруста костей и мышц. Тим целует глубоко, но нежно, так, что забываю, как дышать. Соскучилась по его сильным рукам и умелым губам, горячим и требовательным. Стону ему в рот, запуская руки под пояс брюк. И дело даже не в том, что я несколько месяцев одна. Дело в том, что это Тим. Мой Тим… Знакомый и родной запах, хотя немного другой одеколон, и рубашка, которую я бы не купила ему, и ботинки так себе…

Он остался прежним, моим замечательным бывшим мужем-другом, сочетанием, которое в женской компании нельзя произносить в слух. Это мечта похлеще красавчика-жеребца в стрингах. Много ли вы встречали бывших мужей, с которыми сохранили дружбу? Верно, ни одного не припомните. И я не знала, что так бывает. Но сейчас руки моего «друга» стягивают мои легинсы, отодвигая трусики и пробуют мои губы, постыдно влажные, становящиеся такими только от одного мужчины. И он раздевает меня сейчас, требовательно потираясь собственной эрекцией.

Оказываюсь прижата спиной к стене в прихожей, и Тим подтягивает мои ягодицы ладонями. Для него мой вес не больше котенка. Головка члена дразнит мое лоно, упираясь и скользя. Но Тим медлит, оглаживая грудь, доводя до призывного стона, болезненного желания.

– Тим… – у меня получается низко.

Он откликается, входя в меня, растягивая и рыча от удовольствия. Ему не нравится болтать, отпускать шуточки и заигрывать. Всегда ровно, но неизменно пошло, нежно. Из нас двоих избытком эмоций страдаю только я, позволяя себе постанывать, а когда-то и плакать, истерить. Наверное, достала мужика в конец… Но не похоже, чтобы очень уж сильно, судя по тому, как меня подбрасывает в его руках. В промежности разгорается пожар, стирающий краски благопристойности и робости. Впиваюсь в шею Тима пальцами, удерживаясь, но он уходит со мной на руках в спальню, укладывая на кровать, как сокровище.

Жадный взгляд быстро оглаживает мое тело, с которого умело снимает и топ с бюстгальтером. Возбуждение гасит стыд, и я призывно выгибаюсь ему навстречу, не в силах терпеть измождающее томление, требуя ласку, проникновение.

Тянусь к его ширинке руками, но он не позволяет, вжикая молнией сам, снимая белье. Мы начали в повисшей и расстегнутой одежде, как обычно, набросившись друг на друга, как дикари. Всегда так. Я обожаю эти моменты, со своей особенной короткой прелюдией, перерастающей в нечто уже на ходу. И зачем она мне? Сердце ускоряет ход от одного только взгляда любимых глаз, и тело помнит каждый поцелуй.

– Ты такая нежная… – хрипло басит, прикусывая шею и тут же зализывая свои укусы.

Твердый и горячий член бьется внутри меня, приближая нашу развязку. Грубо, властно и в то же время обезоруживающе нежно сильные руки сжимают меня, требовательные губы терзают грудь, словно высекая искры в сознании. Мой! Пусть на эти мгновения, но мой! Во мне! Океан удовольствия, обжигающий тела внутри и с наружи накрывает нас с головой, до полукрика, с надрывом вытягивая взаимные эмоции. Замираем, пытаясь отдышаться. Реальность, однако, не долго терпит негу волшебства, и комната в моей с мамой квартире возвращается обратно, демонстрируя обычные стены, разбросанные вещи, здоровенную крассулу на подоконнике.

– Ник… – он поднимает на меня свои виноватые шоколадные глазищи. – Не шипи, ладно?

Он знает, что этот спонтанный секс моя натуральная тоска по нему. И с другими у меня клеится, и желания особо нет. Так вот мы развелись, называется, не расставшись, и как к этому относиться я сама еще не решила.

– Что, Ника? Ты снова появляешься… как снег на голову! И снова все летит к чертям! – запоздало накрывает меня, но делаю глубокий вдох. – У меня есть манты и борщ вчерашний.

Как же удобно, когда есть мамуля! Моя самооценка цветет и пахнет от того, что могу вот так запросто выдать «борщи и манты!» Мы оба знаем, откуда в этом доме еда. Я в состоянии только испортить продукты и спалить посуду. В глазах Тима загорается голодный огонек, и он довольно улыбается, чмокая меня в щеку и перекатываясь по кровати. Бесценное для мужчины качество – уметь закончить то, чему и начинаться-то не стоило.

Смотрю ему в спину. Все также чертовски обаятелен, красив, подкачен. Спина столом и грудь колесом, говорила, бывало, мама. Мне всегда нравилось его тело, и даже то, сколько времени он проводит в зале, как следит за собой, не давая просочиться и жиринке сквозь подтянутые кубики. Ни химии, ни витаминов, обычная пища, по расписанию, правда, зато результат! В свои неполные сорок Тимофей неотразим! Мое мнение, а других это мало касается. Еще неизвестно, сколько мне задолжал памятников при жизни SteinLine за то, что уговорила Тима остаться работать с ними, когда сама уходила на запасной путь…

На черта я это сделала два года назад, сейчас сказать сложно. Взяла и оставила стабильную офисную работу, уйдя на удаленку с кучей мелких проектов, хотя и Steinline не бросала. Амбиции поутихли, как ни странно, желание развиваться по всем направлениям улеглось, а кроме того, захотелось совсем другого. Того, что не прельщало до этого, казалось скучным, пресным и грустным. Захотелось хоть недельку посидеть дома с вязанием или чтением. Даже научиться что-то готовить… Нет, я вовсе не приболела, но впервые после разрыва мое желание отчетливо кольнуло где-то внутри.

Глава 2

Ника

Память отказывается всерьез рассуждать, как мы пришли к разводу, но помню, что Тим согласился сразу. Просто взяли и разъехались со съемной квартиры. Не жилось мне в его доме, считала его чужим. Я вернулась к маме, а Тим продал свою квартиру и переехал за город. Не интересовалась, как он устроился, но по работе мы иногда пересекаемся. У него своя фирма в составе холдинга по продаже спортивного оборудования, визиткой которой и являются его отменные мышцы, подтянутая фигура. А я занимаюсь рекламой всего, что связано со спортом – тренажеров, инвентаря, залов, площадок и комплексов питания, хотя сама поддерживаю себя разве что «ленивым» фитнесом пару раз в неделю.

Всегда была лентяйкой и покушать люблю. Особенно жирненькое, выпечку, но Тим не пытался приучить к другому. Наоборот, я удивлялась его силе воли, готовить мне одно, а самому по-прежнему напихиваться грудкой и овощами. Вот и сейчас, он уплетает мамин борщ, за ним манты, а я вижу, как страдает его самооценка.

– Отбегаешь, не переживай. Твоя форма в отличие от моей не страдает. – брякаю кастрюлей о раковину.

– Спасибо, – низко проговорил, не отрываясь.

Мы взрослые люди, но после случайного секса, спустя время, немного неловко. Я бы даже сказала, как-то стыдно… что ли. Наверняка, у Тима кто-то есть и угрызения совести не дают покоя. Он верный и честный, несмотря на внешность обласканного женщинами подкаченного ловеласа. Я точно знаю, а вот я… Поверхностная, рассеянная, бесконечно влюбленная в образы, а не в суть.

Скрываюсь в ванной, чтобы привести себя в порядок. Растрепанная, с горящими глазами и зацелованными губами. Так хорошо мне только с ним. После развода я пробовала строить отношения с коллегой, но это было жалким подобием тех бурь, которые разгорались между нами с Тимом. Вроде и общение, интересы, интеллект не отбойного молотка, а все не то. Кислятина до оскомины. Не те руки, не тот запах, даже волосы не те, мягкие. У Тима что щетина на подбородке, что волосы на голове – щетка, грубые, раздражение от них бывает, но как же сладко они скользят по коже бедер…

Черт! И куда я в таком состоянии? Кажется, я даже застонала сейчас… Стыдно-то как! Хоть и бывший муж, а все равно мужчина! Заворачиваюсь в полотенце, и принимаюсь яростно чистить зубы, словно от этого зависит что-то жизненно важное.

– Ник, – голос Тима раздается из-за двери.

Все же услышал…

– М-мм? – спрашиваю мычанием.

В один легкий хруст дверь срывается с крохотного замочка и Тим смотрит удивленно на меня, замершую с зубной щеткой во рту.

– Мычишь? Я думал, что с тобой плохо… ну, или…хрен знает, Ник… – он делает шаг ко мне, а я собираюсь попятиться назад, но там же ванная. Успевает подхватить меня за талию и всматривается в глаза. Его лицо так близко, что дернуться и убежать нереально. Грубой ладонью проводит по моим губам, стирая остатки пасты и начинает целовать. Зубная щетка валится из моих рук, будто перестает ощущаться. И верно, я перестаю воспринимать что-либо вокруг, кроме Тима и его сумасшедшего языка. Пол под ногами кружится, и Тим уносит меня в комнату, на диван, распластывая на нем и удерживая руки над головой. Его язык снова хозяйничает у меня во рту, по груди, мучая соски и вынуждая стонать. Горячее тело прижимает мое, вызывая легкую лихорадку. Я обожаю ее! Словно невесомое пламя лижет, опаляя, и знобит, колотит, морозит там, где язык оставил влажную дорожку.

Тим погружается в меня мягко, потому что водные процедуры мне не помогли. Между ног все влажно и жаждет его. Тела бьются друг об друга в неистовой гонке, шлепая в утреннем свете, заряжаясь от него энергией, напитываясь собственным безумством. Много, дико, правильно… С чего правильно? Яркая вспышка раскатывает тело в маленькие осколки, подрагивающие в горячих ладонях.

– Ника… – низкий шепот и завершающий аккорд, член глубоко достает меня там, внутри, и пульсирует жаркой влагой.

Тим переворачивается на спину, утягивая меня за собой и удерживая. Он еще не расслабился, и мягко толкается снизу, поглаживая меня по спине. Помнит, что я кайфую от этого. Губы целуют меня в макушку. Молчим, наслаждаясь друг другом. Тишина и спокойствие сейчас особенные, притягательные. С ними так жаль расставаться.

– Нам пора, Ника. – тихо говорит Тим, подтягивая меня выше, чтобы поцеловать в губы.

Открывая глаза, я принимаю его ласку с благодарностью, но взглянув в темные омуты, вижу огромное сожаление, почти физическую боль. Это наша встреча несет столько негатива?

– Извини меня. Дала слабину… – говорю, сползая с дивана и прикрываю грудь комком из полотенца.

Дурацкий вид, все равно все видно, да и что он там не видел, но хочется отгородиться хоть чем-то от этих виноватых глаз. Если он изменяет своей женщине, то я тут ни при чем. Я же никому не изменяю! Разве только самой себе… в который раз.

– На этот раз – точно! – скручиваю пальцы средний на указательный, принося одной мне известную клятву и сбегаю в ванную снова.

Дверь больше не захлопывается, но я просовываю сложенную вчетверо салфетку между притвором и косяком. Слезы капают в воде, и их будто нет. Очень удобно. Знаю, что выйдя, не найду его в доме. В такие моменты, когда нечего сказать, Тим предпочитал уйти и «отдышаться», или дать эту возможность мне. Не знаю, кому из нас это было больше нужно. Сейчас нужно мне.

Мое одиночество в последнее время как плацебо. Принимаешь, ждешь эффект, а его просто нет, или он настолько надуман, что не чувствуется в полной мере. Расставшись с Гродиным, я не думала о нем более ни дня, а вот о Тиме – очень часто. Не позволительно часто! Клин клином не вышибался, хоть убейся, и от того становилось на душе погано. Только вот такая уж у меня натура непутевая, как бы ни сложилось, а неправоту признать – слишком просто и обидно, поэтому пусть босиком по стеклам, зато права!

Слышу разрывающийся телефон и выбираюсь из своего убежища, завернувшись в халат.