– Стёпа! – в уши проникает приторно-сладкий женский голос.
Из тренерской выходит Мымра и направляется к Санычу. Она ростом примерно как я, может чуть выше, но комплекция у неё, как у настоящей физручки. Стройная, подкачанная где надо, словом – мечта. Мне такой никогда не стать.
Учительница поглаживает нашего физрука по предплечью и что-то ему втолковывает. Вот он, мой шанс, уйти незамеченной, пока Ильин занят разговором, но я стою, как вкопанная и пялюсь на длинные ногти физручки.
– Завтра соревнование у девятых классов, ты же едешь? – доносятся обрывки фраз. – Меня захватишь? – спрашивает, напоминая и тоном, и действиями мурлыкающую кошку. Впивается коготками в кожу учителя и продолжает: – А то мне машину завтра в автосервис нужно отогнать.
Что отвечает Степан, я не слышу, но судя по короткому кивку головой, он соглашается.
Меня охватывает возмущение. Ни разу не слышала, чтобы учителя друг ко другу на «ты» обращались посреди учебного дня. Что за фамильярности? Прямо при учениках, фу!
Стараясь слиться со стеной, крадусь к выходу. Очень не хочу, чтобы физрук меня заметил и устроил разборки на виду у целой кучи народа. Сомневаюсь, что Саныч решит скрыть мой позор и предложит поговорить наедине, ведь субординацию между ученицей и учителем никто не отменял.
Но Ильин про это сложное понятие, кажется, не слышал.
Едва касаюсь пальцами дверной ручки, физрук разворачивается. Он что, кожей спины почувствовал, что это именно я?
А иначе как объяснить что до того, как повернуться, он грозно прорычал:
– Мышкина!
Неловко подпрыгнув на месте, медленно разворачиваюсь. Сначала натыкаюсь на скривившуюся физиономию Мымры и только потом перевожу взгляд на Саныча.
– Ладно, Стёп, я пойду. У меня ещё тренировка по гимнастике, – томным немного извиняющимся тоном произносит училка. Но Ильин даже бровью не ведёт, точнее ведёт, но не так, как этого следует ожидать.
Густые брови двигаются навстречу друг другу, но глубокая поперечная морщинка возникает на их пути и не даёт соединиться. Залипаю на этой удивительной картине и даже жалею несчастные бровки, которые не могут воссоединиться из-за внешних препятствий.
– Ты куда уставилась, Мышкина? – выдыхает возмущенно физрук.
Проводит ладонью по лбу, словно стирая мой взгляд, и я отворачиваюсь.
Убегать бессмысленно. Я попалась. А всё потому что…
А почему, собственно, я не ушла, когда была возможность? Любопытство сыграло со мной злую шутку, но зато я, кажется, заполучила весьма ценную информацию.
И я использую её против вас, господин физрук.
– Ох, и что же с тобой делать, Мышкина? – устало потирает переносицу одной рукой, а вторую упирает в твёрдый бок.
Уверена, что твёрдый, потому что мне иногда кажется, что Ильин целиком состоит из одних сплошных мышц. Такой накачанный, сильный…
– В тренерскую за мной! Живо! – выдёргивает из размышлений грозный бас, заставляя меня сжаться в комок.
Внутренне. Внешне я при всём желании сжаться не в состоянии. Как пончик из дрожжевого теста, его сжимаешь, а он через пятнадцать минут возвращается к исходному размеру. А может и ещё больше стать.
При мысли о пончике желудок предательски урчит.
Захожу послушно вслед за учителем в тренерскую. Прикладываю руку к животу, чтобы угомонить разбушевавшуюся какофонию. Мне плевать на мнение Саныча, но всё равно как-то неловко. Подумает ещё, что я вечно только о еде и думаю.
Правда, я сейчас действительно ни о чём другом думать не могу, даже мысли о чужой борцовке отошли на второй план. А всему виной мама, которая с утра пораньше целую гору пирожков с картошкой нажарила.
Мамуля моя – поваром работает. Дома всегда полно еды и свежей выпечки. И раньше я считала, что именно поэтому страдаю лишним весом. Но Надюха смогла меня убедить в том, что всему виной моя сила воли, а точнее полное её отсутствие.
С тех пор я над этим усердно работаю.
Ильин закрывает за мной дверь и, легонько коснувшись ладонью спины, подталкивает пройти вперёд. Кожу будто обжигает от этого прикосновения, а следом за мнимым ожогом проносится табун мурашек.
Странный он. Уединяться с ученицей в тренерской – это надо большую смелость иметь. Уверена, что ни одна девчонка из моего класса не упустила бы эту возможность. Те же Маши спят и видят, как вдвоём соблазняют учителя. Я такие разговоры стараюсь не слушать и тем более не поддерживаю.
Но неужели Ильин сам не понимает, что дискредитирует себя таким поведением? Или он настолько уверен в том, что я не поставлю его в неловкое положение?
Вполне возможно, ведь из всего класса я одна единственная не вздыхаю по физруку. Точнее вздыхаю, но совершенно не так, как остальные девчонки. Надю и Любу я в расчет не беру. У Скворцовой есть парень, и об этом все знают, даже учителя. А Люба до сих пор за Никитой Чернышевским бегает, особенно после того, как его бывшая девушка ушла из нашей школы.
И в сторону Саныча Фирсова не смотрит.
– Что ж, Вера, давай начистоту, – произносит физрук устало, разворачиваясь ко мне лицом и становясь напротив грозной каменной стеной.
Глава 4
Стёпа
– Что ж, Вера, давай начистоту, – произношу устало.
Разворачиваюсь лицом к девчонке и пытаюсь поймать её бегающий взгляд.
Взгляд человека, который провинился и знает, что должен понести заслуженное наказание.
Как моя борцовка оказалась у Мышкиной, я даже думать не хочу. Знаю только, что это моя вещь. Почему? Да потому что справа на груди красуется логотип известного зарубежного бренда, который у нас в стране не особо популярен. И я сомневаюсь, что парень Веры так же, как и я, специально заказывает доставку этого бренда из-за рубежа.
Я обычно неприхотлив одежде, но вот борцовки и футболки – моя слабость.
Кстати, о парне… Надеюсь, что Вера просто солгала, чтобы выкрутиться, но я всё же хотел бы убедиться в этом наверняка. Главный вопрос: как?
– Степан Ал-лександрович, – лепечет Вера сбивчиво, – из-звините меня, – шмыгает носом и густо краснеет.
Пухлые щёчки наливаются ярким румянцем, и теперь приходит моя очередь отводить взгляд.
Когда я пришёл работать в школу три месяца назад, то сразу решил установить границы. Нам в университете на уроках педагогики ясно дали понять – никакого панибратства с учениками быть не должно. В лучшем случае поблажки заканчиваются увольнением, в худшем – решёткой.
Возможно, я перестарался, когда с первого дня начал жестить и изображать из себя великого педагога. Думал, на старшеклассников, а в особенности старшеклассниц, это подействует безотказно. Но стало хуже.
Девчонки в итоге превратили уроки физкультуры в показы мод, и только одна Вера и парочка её подружек вели себя прилично. А Мышкина даже переплюнула остальных, прогуливала уроки и в итоге негласно объявила мне «холодную» войну.
Я тоже хорош, так увлёкся приобщением ученицы к спорту, что в итоге стал её жёстко троллить. Меня раздражало, когда в стройной шеренге учеников одиннадцатого класса я не находил взглядом Веру.
Дальше – больше. Я понял, что крепко влип, причём именно в то, от чего нас предостерегали в универе.
Радует, что мучиться мне осталось недолго. Учебный год через пару недель закончится, а в сентябре я планирую устроиться тренером в спортивный детский центр и заниматься исключительно с дошкольниками.