Проклятие Персефоны

Глава 8

Познав всю прелесть манипуляций, ты будешь не в состоянии остановиться.

Проспав весь день, я проснулась от жуткого чувства голода.

Сирена, вырвавшаяся из-под контроля, вдоволь напиталась мужским желанием и теперь крепко спала. Не помня, как оказалась в кровати, да еще и без одежды, тут же поднесла руку к шее и облегченно вздохнула, нащупав пальцами шероховатую поверхность ракушки. Живот скрутило; подступавшая к горлу тошнота заставила глубоко и медленно дышать, и я пыталась унять дрожь, прикрыв глаза. Подождав несколько минут и убедившись, что головокружение прошло, медленно поднялась с кровати и нагая подошла к шкафу. Достав из него атласное платье бежевого оттенка, очень простое и удобное, надела его, осторожно открыла дверь и вышла на палубу.

Корабль медленно плыл по волнам, отчего возникло ощущение невесомости, будто мы парили среди перистых облаков. Море хоть и позволяло судну ласкать блестящую под взглядом луны и звезд гладь, но в любой момент могло сомкнуть гигантские смертоносные объятия над самой высокой мачтой и утянуть корабль в чернеющие глубины.

Море, словно падшая женщина, позволяло делать с собой многое, но и плату порой требовало слишком высокую.

Внезапно я услышала громкий звук и резко обернулась: мальчик лет пятнадцати пытался осторожно пройти мимо, но задел ногой ведро с водой и опрокинул его. Сирена во мне сразу встрепенулась, желая пересечь разделяющее нас расстояние и, схватив юнгу за горло, вонзить длинные когти в цыплячью шею. Треск позвонков, безжизненный взгляд, обмякшее тело – вот чего требовала моя истинная сущность. Но я натянула улыбку и жестом позвала мальчишку к себе. Он затравленно оглянулся в надежде, что кто-нибудь придет ему на помощь, затем перевел взгляд на меня и медленно подошел, остановившись в нескольких метрах с какой-то обреченностью.

Передо мной стоял невысокого роста юнга, худощавый, рыжеволосый, чье лицо покрывали многочисленные веснушки. Маленький нос с небольшой горбинкой – полученной, как я подумала, в ходе неудачной драки – на удивление ему шел, выдавая бойцовский и задиристый характер. Светлая хлопковая рубашка и широкие штаны – единственная одежда мальчишки – обдувались легким ветерком. Босые ноги были покрыты слоем грязи и пыли.

Испуганный взгляд скользил по моему лицу, явно пытаясь найти какой-то подвох, который позволит ему в любой момент дать деру. Почувствовав его волнение и страх, я приоткрыла завесу для сирены и незаметно оплела цыплячье тело юнги тонкими нитями, словно нежными объятиями.

Успокойся. Я не причиню тебе вреда. Доверься мне.

Увидев смятение на лице мальчишки, я легонько наклонила голову набок и улыбнулась, после чего задала вопрос:

– Мы… я очень голодна, не ела уже больше суток. Не подскажешь, где здесь можно подкрепиться?

Лицо юнги моментально просветлело, и он по-детски улыбнулся в ответ.

– Конечно, мисс, конечно, знаю! – Понизив голос, заговорщически прошептал: – Честно говоря, я тоже иду набить брюхо.

В ответ я тихо засмеялась, прикрывая рот ладонью, чтобы не разбудить команду, и последовала за мальчиком, который скакал впереди доверчивым олененком.

Спустившись на несколько пролетов вниз, мы оказались в камбузе корабля, где можно было найти все: сыр, вино, хлеб, картошку, овощи, фрукты. Окутывающий помещение холод заставил поежиться. Я обхватила себя руками, чтобы немного согреться. Наблюдая за тем, как юнга набирает полные карманы еды, спросила:

– Кто вы такие?

Махнув рукой в мою сторону и немного засмущавшись, юнга задорно улыбнулся во весь рот, и я увидела, что у него отсутствовал один передний зуб. Голос, подобный свисту соловья, заставил меня улыбнуться.

– Помогаем всем нуждающимся продовольствием, деньгами. Мы не отбираем, мы отдаем. – Сделав особый акцент на последнем слове, он состроил довольное выражение лица и, сев на ступеньку, начал откусывать большие куски от хлеба и сыра. – Но все почему-то нас называют отбросами и хотят повесить. – Протолкав кусок еды в горло, он отрывисто задышал, стараясь не выдать волнения. – Может, все боятся нас из-за флага? Видала? Абна. уа… ю – и не выговоришь, рыбья головешка! А ведь он означает…

«Ты еще услышишь обо мне, –в это время долетали отголоски прошлого. – Я обязательно к тебе вернусь, только дождись меня. Я люблю тебя. Я люблю свою Эмилию».

Почувствовав, как путаются мысли, сильнее сжала ракушку на груди, наблюдая за мальчиком сквозь густые ресницы.

– Скажи, как тебя зовут?

– Крис, – ответил мальчик, не переставая при этом жевать. Кажется, все внимание юнца теперь занимала еда, а не странная пленница капитана.

– Скажи, Крис, как ты оказался здесь, среди этих, – стараясь подобрать более подходящее слово, я свела брови к переносице, – мужланов?

Я тоже выбрала несколько ломтиков сыра и фруктов и присела рядом с мальчишкой, чтобы утолить голод. Странный непривычный запах немытого человеческого тела и рыбы, конечно, смущал, однако я надеялась завести с мальчонкой доверительную беседу и разузнать, где нахожусь и кем стал за эти долгие годы разлуки Уильям.

Мальчик недоуменно почесал голову, откусывая еще один большой кусок сыра.

– Уильям… он выкупил меня у торговца. Гадкого, мерзкого старикашки – вечно слюни подтереть не мог… У-ух, рыбья моя голова, я бы ему сейчас!.. А я, знаете ли, это… как его… не из робкого десятка! Я сопротивлялся, пару раз даже смог заехать ему по котлу! Правда, мне больше досталось, эх. – Он неосознанно потер нос и поморщился, будто воспоминания были еще свежи в его памяти. – Потому что для настоящего моряка свобода превыше всего! – Мальчишка гордо ударил себя кулаком в грудь. – Во время очередного побега Уильям спросил торговца, за сколько тот отдаст мальчишку, но хозяин к тому времени уже собирался извести меня и скормить рыбам – такой гад! – поэтому получил ответ, что я не продаюсь. В этот же момент перед ногами старикашки упал мешочек с золотом, после чего меня швырнули в сторону капитана, а я и рад был оказаться на воле. Собирался дать деру, но… – Юнга запнулся.

Я слегка наклонила голову набок, чтобы встретиться с ним взглядом, но Крис упорно отворачивался. Спустя несколько секунд услышала, что он шмыгает носом и вытирает слезы рукавом рубашки. Я лихорадочно начала думать, как проявить свои эмоции и выразить человеческую заботу, чтобы себя не выдать. Поэтому положила ладонь рядом с Крисом и затаила дыхание в надежде, что он заметит мой жест и не оттолкнет.

Крис грустно улыбнулся и накрыл мою ладонь своими костлявыми пальцами, предварительно стряхнув крошки. Я ответила ему самой искренней улыбкой, которую только была способна из себя выдавить. Спустя несколько минут Крис продолжил рассказ:

– Но прежде чем я успел удрать, Уильям спросил меня, хочу ли я быть под его защитой, хочу ли я чувствовать себя частью команды и жить по своим правилам? Рыбья моя голова, понимаешь?! – Сам того не замечая, мальчишка начал быстро тараторить, хватая ртом воздух: – Я почувствовал! Нутром почувствовал! Веришь мне?! А-а-ай, тьфу, и не надо! Я-то знаю, какой он, капитан наш! Он не схватил меня и не повел на корабль против воли, а спросил, желаю ли я жить под его руководством. Я незамедлительно ответил, что да. Я что, дурак какой, от такого подарка судьбы отказаться?! И вот мы уже три года ходим под одним парусом, и ни на секунду я не пожалел о своем выборе. Жаль, что он не нашел меня раньше. Мы бы с ним такие открытия сделали! Мы бы с ним столько островов обогнули! Страшно даже представить!

Глаза мальчика блестели, когда он с таким пылом рассказывал о том, что дорого его сердцу. Я была благодарна за эту наивную открытость, но понимала, что нужно выведать больше полезной информации.

– Ваш капитан, – не сдавалась я, – кто он? Мне интересно было бы узнать о нем как можно больше. – Натянув смущенную улыбку, мысленно представила, как глупо выгляжу со стороны, и едва удержалась, чтобы не фыркнуть.

– А ты никому не расскажешь?

Я активно замотала головой в разные стороны и прикрыла рот ладонью, показывая, что нема как рыба.

Крис пожал плечами и, скрепив руки в замок, начал рассказ:

– Да я бы рад, да вот никто не может точно сказать, как корабль достался капитану – вместе со всеми этими наполненными бочками, сундуками, книжонками. Правда, тогда еще корма серебристого цвета была, капитан заставил перекрасить. Зачем? Кто знает! Поговаривают, что он продал душу дьяволу взамен на то, что имеет! Хотел бы я посмотреть на этого дьявола… Да я бы его!.. – Я демонстративно кашлянула, намекая Крису на то, что он отошел от темы. – Ах да, о чем это я… Рыбья моя голова, да это единственное судно, которое ни разу не разбилось и с которого никто не пропал. Команда, набранная несколько лет назад, помнит Уильяма еще мальчишкой. Я часто пробирался к каютам старших по званиям и слушал их рассказы. Но я не шпион, не подумайте! Это просто так все захватывающе, опасно, по-геройски, рыбья моя голова. Но никто не может сказать, сколько точно прошло лет с момента первого плавания, – возможно, лет пять, а может, и все двадцать, потому что время на корабле будто замерло. Ходят слухи, что дьявол уничтожил всю команду, оставив в живых только капитана, заключив с ним сделку…

Набрав в легкие побольше воздуха, Крис хотел было продолжить, но внезапно дверь в камбуз открылась, и на пороге появился Уильям. Он встал в проходе и, скрестив руки на груди, молча наблюдал за нами.

Юнга вздрогнул и, вскочив на ноги, начал оправдываться, но я жестом заставила его замолчать и, поднявшись, взглянула прямо в глаза капитану:

– Было весьма опрометчиво с твоей стороны не предложить мне даже кусок хлеба с водой. – Выплевывая каждое слово, я с презрением смотрела на человека, который когда-то был мне близок. – Скажи спасибо Крису, он не дал мне подохнуть на этом корабле от голода.

Сирена, почувствовав мою злость и ненависть, осторожно заскребла когтями изнутри, вызывая нестерпимую боль. Мысленно приструнив ее, я взяла ошарашенного мальчика за руку и повела за собой, ясно давая понять, что на этом все разговоры окончены. Поднявшись по лестнице на палубу, мы быстро простились с Крисом и разошлись по каютам, пожелав друг другу спокойной ночи.

Оказавшись в одиночестве, я заперла дверь и подошла к графину, омыв лицо и тело прохладной водой. Коснулась пальцами амулета и осторожно сняла его, кинув на кровать. Приятная нега, растекающаяся по коже, заставила издать тихий стон. Я будто после изнурительного боя сбросила броню. Когти, удлинившись, царапали платье, оставляя на нем затяжки и борозды. Поддев бретельку, резко дернула за нее, разорвав, оголяя плечо и небольшой участок груди. А затем и вовсе скинула ненавистную мне ткань. Прохладный воздух ласкал тело и вызывал приятную дрожь, внизу живота заныло.

Добравшись до кровати, я быстрым движением заползла на середину и, сладко потянувшись, закрыла глаза. В голове непроизвольно закрутилось воспоминание.

Прошло два года, как я сбежала от матери и переселилась к Генри. После смерти отца она, подобно одержимой, не могла контролировать свои вспышки гнева, сменяемые недельной депрессией. Страшное событие послужило крайней точкой: проснувшись посреди ночи от шума, я увидела плачущую мать, стоящую около моей кровати с тесаком. Боясь оказаться разрубленной на куски, подобно рыбешке, я не помнила, как мне удалось сбежать, но дикий вопль женщины, вы́носившей меня под сердцем, долгие месяцы преследовал в кошмарах.

–Зачем, зачем ты ее убила?!

Слова, подобно приговору, разрушали меня каждый раз, когда всплывали в памяти. Я не могла заставить себя вернуться домой, поговорить с ней, поскольку знала, что мое сердце разобьется в одночасье, стоит лишь взглянуть на безумную мать.

Но судьба подарила мне Генри: в его доме дни летели в беззаботности, и вот через неделю мне должно было исполниться четырнадцать.

Я неслась по ромашковому полю, подхватив подол платья, и дико визжала в попытках улизнуть от лучшего друга. Волосы золотисто-рыжим флагом развевались за спиной, платье шуршало и цеплялось за каждый куст. Остановившись, чтобы перевести дыхание, я мысленно попыталась представить, как далеко находится старый дуб. Затем снова рванула вперед, босыми ногами чувствуя каждую попадавшуюся на пути веточку или ямку.

«Только бы не споткнуться и не упасть! – билась мысль в голове. – Я не позволю ему прийти первым!»

Добежав до дерева, я нырнула под его раскидистую крону, точно под шапку гигантского гриба, и, не в силах больше стоять, шлепнулась животом на траву. Зеленый ковер послужил мне подушкой, и я раскинула руки и ноги, наслаждаясь каждым мгновением. Выровняв дыхание, подползла к стволу дуба, села, облокотившись на него спиной, и прислушалась.

Никого.

Почувствовав неподдельную радость, вскинула руки в победном жесте… и тут же испуганно вскрикнула.

Заливистый юношеский хохот потревожил птиц на ветках, заставив пернатых разлететься в разные стороны. Уилл, сидевший все это время на ветке, игриво помахал рукой и, ловко спрыгнув, уселся рядом со мной.

–Эмилия, тебе кто-нибудь говорил, что ты невыносима? Неужели ты думала, что я уступлю? – Юноша смотрел на меня, не мигая, из-за чего мое лицо залила краска смущения. – Запомни, я всегда буду на шаг впереди тебя.

Рядом со мной сидел мальчик… нет, юноша семнадцати лет. Высокий, худощавый, с выраженными скулами и черными волосами, обрамляющими узкое бледное лицо. Он постоянно изгибал тонкие губы в хитрой усмешке. Небесно-голубые глаза скрывали нечто особенное, будто в них навсегда замерли солнечные блики. Заправленная в просторные штаны белая рубашка, из-под которой торчали ключицы и тонкие руки, приобрела цвет сырой земли. Босые ноги были покрыты слоем пыли и грязи от бега. Единственное, что он никогда не снимал, – это браслет на запястье, по цвету напоминающий шкуру змеи. Я бесчисленное количество раз пыталась разузнать, откуда он у него и для чего, но он лишь отводил взгляд и молчал.

Юношу нельзя было назвать богачом, но его семья не прозябала в нищете. Самое главное, что он стал для меня родным человеком, которому можно доверить все.

Ну, почти все.

Закатив глаза и нервно цокнув языком, я ударила локтем парня в бок, и он наигранно согнулся пополам, задыхаясь. Удовлетворенная маленькой местью, хотела встать, но он удержал меня за руку и мягко притянул к себе. От неожиданного приступа нежности стало неловко, но, чтобы не обидеть друга, я не стала спорить и покорно села, положив руки на колени. Спустя несколько минут поняла, что пауза затянулась, и решила сама начать разговор:

–О чем задумался? – Немного повернув голову, я украдкой посмотрела ему в глаза.

–Я? – слегка удивленно спросил Уилл, аккуратно поглаживая большим пальцем мою ладонь. Когда, казалось, ответа не последует, он тихо произнес: – Как повезет тому человеку, которого ты сможешь полюбить. – Уилл мягко приобнял меня за талию, по коже побежали приятные мурашки.

В наших отношениях, дружбе и прикосновениях не было ничего интимного. Мы нашли друг в друге ту спокойную гавань, в которую всегда можно причалить в случае надвигающейся бури. Тех чувств покоя, защищенности и любви, которые дарил мне Уилл, хватало на нас двоих. А я так нуждалась в этом, потому что… была другой. Сирена, совсем еще юная, лишь изредка требовала свободы, а в моменты буйств убаюкивалась сладким томным голосом Уилла. Он – моя родственная душа, с которой я встретилась именно в тот момент, когда нуждалась в этом больше всего.

Я люблю его. Как брата. Как друга. Как товарища. Но как мужчину никогда не смогу его полюбить. Не этого желает мое сердце. Не его.

Сколько человек должен вынести страданий, чтобы обрести счастье? Задумавшись, не заметила, как Уилл провел ладонью по моим волосам, словно зачерпнул пятерней расплавленное золото.

Я размышляла о своем, поэтому услышала лишь обрывок фразы:

–Если бы ты только могла сказать… дать ориентир… если бы я только мог все рассказать… если бы я не стал искать тебя, то все было бы по-другому… у меня был иной план…

Стараясь скрыть неловкость и утихомирить разволновавшуюся сирену, обхватила его шею руками и притянула к себе друга, коснувшись губами его лба.

–Главное, не бросай и не предавай. Я не прощу подобное. Никогда.

Судьба будто услышала мой шепот и решила сыграть злую шутку.

На следующий день я побежала к Уиллу и, громко постучав в дверь, смиренно ждала на пороге. Никто не открывал. Занесла кулак для повторного стука, но дверь отворилась, и я увидела мать Уилла, хотела войти в дом, но внезапно остановилась. Глаза женщины опухли от слез, волосы цвета спелой ежевики отливали на солнце красивым блеском. Карие миндалевидные глаза, заостренный нос и пухлые губы – эта женщина могла выйти замуж за любого, но после смерти мужа она целиком и полностью посвятила себя любимому сыну – приемному мальчишке, который сумел склеить ее разбившуюся вдребезги жизнь.

Испуганно моргнув, я сглотнула ком в горле и тихо произнесла:

–Что случилось, миссис Грей? – Не в силах больше сдерживаться, крепко ухватилась за руку женщины, которая уже содрогалась от горестных рыданий.

Неужели с Уиллом что-то случилось?!

–Он… мой сын… он… – Слезы душили женщину, не позволяя ответить. Она крепко сжала мою руку и, глубоко вздохнув, протянула маленький листок, на котором было написано прощальное послание.

«Ты должна меня понять. Не как мать, как женщина, как человек, когда-то любивший. Ты еще услышишь обо мне. Я обязательно к тебе вернусь, только дождись меня. Я люблю тебя. Я люблю свою Эмилию. Все, что я делал и делаю, – лишь для того, чтобы она полюбила меня, стала моей. Она сказала, что есть место, где Эмилия сможет меня полюбить. Мне нужно лишь найти его. Моих чувств хватит на двоих. Не лишай меня последней надежды, останавливая и разрушая все своей любовью, которую я никогда не заслужу».

Перечитав эти строки несколько раз, я, сама того не замечая, вцепилась ногтями в бумагу, желая разорвать эту последнюю весточку. Злилась не на него, а на себя, такую наивную и глупую, доверившуюся человеку, одержимому изысканно сотканной ложью, название которой – любовь.

В порыве гнева я надорвала край листа, когда услышала рядом дикий вскрик:

–НЕТ!

Мать Уилла вырвала прощальное письмо и, прижав дрожащими руками белый клочок к груди, мотнула головой:

–Уходи. И больше никогда не появляйся.

Я сделала неуверенный шаг назад, все еще ошарашенная колкими несправедливыми словами женщины. Дверь резко захлопнулась перед моим лицом, обдав порывом ветра, и у меня в груди в этот момент что-то щелкнуло. Я неслась через лес обратно домой, выпуская сирену на волю. Когда она вспарывала кроны деревьев заостренными когтями, я мысленно представляла, что это моя боль, жгучая, невыносимая, горькая, от которой нужно навсегда избавиться.

В тот день я потеряла родного человека, любовь и нежность женщины, которую могла смело назвать матерью… Они с такой легкостью отказались от меня, навсегда разрушив веру в то, что человек с лучшими побуждениями не может предать. Все те чувства, которые эти люди питали ко мне, были фальшью, игрой, которую они мастерски вели, стараясь заманить в сети, чтобы потом растоптать мои чувства и вырвать эмоции с корнем из души. Возможно, они хотели, чтобы я, ведомая человеческими пороками и страхами, стала другой: сильной, волевой.

Любое желание ничто без действий, лишь наивные помыслы.

Тот вечер внес ясность, и я изменилась – стала ненавистной к любым человеческим чувствам, лишенной сострадания и жалости. Единственное, что у меня было, – это желание стать той, кем я поистине являлась, не боясь осуждения.

Я навсегда стала другой.

Глава 9

Любая тайна, ложь и одержимость имеют драгоценное свойство – раскрываться.

Опершись ладонями о стену по обе стороны от зеркала, я внимательно всматривался в отражение: черные волосы, раньше ниспадавшие до плеч, сейчас оказались взъерошены, в голубых глазах читался укор и насмешка. Осторожно проведя пальцем по шраму, непроизвольно улыбнулся краем губ.

Интересно, Эмилии он понравился? Стоит ли ей знать, от кого я его получил? Она удивится…

Улыбка моментально погасла на моем лице. Оттолкнувшись от стены, я отступил назад, сдернул с себя рубашку, кинув ее на кровать, и уселся на столешницу, прихватив бутылку рома. Не с первого раза справившись с крышкой, начал злиться – по телу пошла волна противной мелкой дрожи. Открыв бутылку, облегченно выдохнул и, отпив два больших глотка, закашлялся: ром был слишком крепким, горло обожгло. Жар растекался по всему телу, медленно накатывало чувство эйфории и расслабленности.

Образ Эмилии плотно засел в моей голове и мыслях. Вспоминая ее облик, непроизвольно сжал горлышко бутылки, чтобы хоть как-то вернуться в реальность.

Но ко мне пришли другие воспоминания.

Ранним утром, когда отец еще был жив, он позвал меня на рыбалку и шепотом поведал о том, что в наших водах видели сирену. Едва сдерживая волнение и недолго думая, я собрал все, что могло пригодиться: затычки в уши из плотной ткани, заостренный кремниевый кинжал, соль и обычные осколки стекла. Охотники очерчивали вокруг жертвы круг, ставили коленями на битое стекло, чтобы она не смогла сбежать. После такой пытки она становилась довольно послушной. Отец удивленно спросил, откуда я все это знаю. Сглотнув, я понял, что совершил оплошность, но лишь махнул рукой, стараясь скрыть волнение, и ответил, что прочитал это в какой-то книге. Отец, не поверив моим словам, тактично промолчал, подхватил все собранные мною вещи и, выйдя за порог, поманил за собой.