Все они прекрасно знают, что по ночам я рисую голых женщин. Я достаю альбом и показываю ему рисунок танцовщицы. Он присвистывает.
– А лица почему нет?
– Их лица мне неинтересны, мой друг, – я улыбаюсь и прежде, чем он успевает спросить еще что-то, проскальзываю внутрь.
Дворец уже оживает. На кухне начинается готовка, слышны крики поваров, сонные служанки снуют по коридорам.
– Мастер Сентек, – одна из них мне улыбается, я смутно ее припоминаю, кажется, я как-то ее рисовал.
Голой, само собой. Ну да, прекрасные плечи, просто произведение искусства, которым она и стала в моем альбоме. Я улыбаюсь в ответ и поднимаюсь по лестнице. Налево, потом направо, снова налево, мимо этих жутких росписей на стенах, которые мне каждый раз хочется содрать, потом вниз, снова налево, по галерее, с которой виден внутренний сад, такой геометрически правильный, что от него сводит зубы, несколько ступеней вверх, поворот, тупик и, наконец, моя студия. Это огромная ярко освещенная комната, словно бы выпирающая наружу из здания дворца. Такое расположение позволяет свету проникать в нее под разными углами почти весь день кроме вечера, потому что единственная глухая стена обращена к закатной стороне. Я затеняю окна, ставлю будильник на час дня, даже не интересуясь, сколько мне осталось до пробуждения, и падаю на кровать прямо в одежде.
Моя голова гудит, но не от вина, а от пережитых впечатлений. События вчерашнего вечера начисто стерлись из памяти, но перед глазами все еще стоят икры этой продажной девки, на которую я потратил кучу денег. Прекрасные икры. И тень, которую отбрасывала ее грудь. Потрясающе. Поднявшись с кровати, я сразу же достаю альбом и смотрю на рисунок. Великолепно. Живая иллюстрация к анатомическому театру. Но это удовольствие, сегодня же мне предстоит работа, а, как известно, счастливцев, для которых работа и удовольствие – это одно и то же, можно пересчитать по пальцам одной руки. Я принимаю душ, чищу зубы, полощу рот, чтобы вытравить запах дешевого вина, и надеваю парадный костюм, в котором мне всегда неудобно работать. Как я уже говорил, работа и удовольствие – это не одно и то же.
Четверть часа спустя я стою у дверей святая святых дворца – покоев Великого Царя Вейта Ритала, да живет он вечно, и ожидаю приглашения войти. Это занимает еще четверть часа. Великий Царь не торопится, а, может, и вовсе забыл, что сегодня мне позирует. За спиной раздается шорох платья. Я узнаю ее по походке и чуть заметно улыбаюсь.
– Ждешь? – чуть резковатый высокий голос.
– Моя Царица, – я разворачиваюсь и почтительно кланяюсь.
Она хмыкает, я поднимаю глаза. Великая Царица Миртес едва достает мне до плеча, ее плотная фигура всегда напоминает мне о чем-то приземленном, вроде запаха спелых яблок или шума на деревенской кухне. У нее широкое лицо, раскосые глаза, не слишком правильный нос и пухлые губы. Темные вьющиеся волосы распущены и падают на крепкие плечи, которые, скорее, пристали пловцу, а не Царице. Она напрочь лишена гармонии, но мне никогда не приходило в голову оценивать ее с этой точки зрения. Зеленые глаза Миртес излучают такой свет, что даже я не вижу шероховатостей в ее совершенстве.
– Да ладно тебе, Сентек, – она шутливо бьет меня по руке. – Великий Царь так и не соизволил тебя впустить?
– На все воля Великого Царя, – я снова кланяюсь.
Миртес качает головой, раздраженно машет рукой стражникам, и те открывают перед ней двери. Я остаюсь снаружи, но Царю Вейту я не завидую, потому что Миртес чертовски не любит, когда ее заставляют ждать. Изнутри доносится шум, я с трудом сдерживаю улыбку. Все затихает, проходит еще минут пятнадцать, и раздается короткий приказ войти. Передо мной открывают двери. Я поднимаю с пола мольберт и свою сумку и вступаю в покои Великого Царя Альрата Вейта Ритала.
Царский дворец, а уж Царские покои тем более, никогда не были просто жилищем. Это центр великой империи, центр великого Альрата, олицетворение его власти и могущества. Каждый Царь, даже если он не меняет столицу, обязательно переделывает под себя дворец. Великий Царь Вейт Ритал не стал исключением. Взойдя на трон Альрата два года назад, он полностью изменил интерьеры дворца. Если бы его отец, Великий Царь Лаир Тарт, каким-то образом воскрес из мертвых и смог попасть в свои собственные покои, он бы очень удивился тому, что предстало его глазам. Потому что даже для Лаира Тарта это было слишком. Я хорошо помню эти комнаты при старом Царе, хотя побывать здесь мне удалось всего лишь один раз. Это было, несомненно, впечатляющее зрелище. Полы в приемных украшали прекрасные мозаики, прославляющие военные подвиги Царя Лаира, а внутренние покои были чуть ли не полностью сделаны из золота. Золото – главный символ Альрата, его богатство, залог его власти и авторитета во внутренних мирах. Золото было везде. Даже посуда была сделана из золота. Сложно представить, что такой уровень можно превзойти. Но, знаете, Вейт Ритал смог это сделать. У него, безусловно, обнаружился талант превращать «слишком» в «чересчур». Помимо совершенно естественного заполнения нескольких стен собственными подвигами – состоявшими всего лишь в подавлении незначительного восстания в Агломерации Радор – он украсил внутренние покои своими золотыми статуями в полный рост, а славные дела Лаира Тарта, дабы оставить место для будущих Царских свершений и не смущать посетителей памятью отца, завесил картинами в огромных золотых рамах. Картины, прямо скажем, весьма низкого качества, в интерьер они совершенно не вписываются и выглядят как мазня какого-нибудь подмастерья, коей они, собственно, и являются. Но это еще не самая большая беда. Как только проходишь парадные залы и оказываешься во внутренних покоях, вот здесь и начинается истинный кошмар человека, имеющего хотя бы отдаленное представление о стиле. Зеркала. Много зеркал. И золото. А там, где не удается сделать что-то из золота, в ход идет мирраерский хрусталь. Каждый раз, когда я вхожу сюда, мне приходится останавливаться на несколько секунд, чтобы разобраться, где пол, а где стены. Это не комнаты – это внутренности шкатулки с драгоценностями.
Великий Царь и Великая Царица ждут меня во второй личной приемной. Они сидят на огромном красном диване, цвет которого провоцирует у меня зубную боль. Я почтительно кланяюсь.
– Мой Царь, моя Царица…
Миртес небрежно машет мне рукой, я разгибаюсь, ставлю мольберт, раскладываю свои принадлежности для рисования. Я придирчиво смотрю на сделанный во время прошлого сеанса набросок. Тогда я рисовал утром, а сейчас – день. Поди заставь этих людей позировать в одно и то же время… Раздражает, конечно, но Сентек на то и мастер своего дела, чтобы такие мелочи не могли встать у него на пути. Я снова кланяюсь, подхожу к окну и раздвигаю шторы. Лучше так, чем ломать глаза в полумраке. Остается еще одна проблема, которую уже решить не так просто.
– Великий Царь, – я склоняю голову, – мне дозволено просить?
Великий Царь Вейт Ритал поворачивается ко мне. Черт возьми, если бы я даже искал лучшего натурщика, то не нашел бы. У него масса недостатков, но внешний вид к ним никогда не относился. Выражаясь нашим плебейским языком, Великий Царь Вейт Ритал чертовски красив. У него правильные черты лица, большие серые глаза с пушистыми ресницами, прямой нос и изящный подбородок. Густые светлые волосы сегодня в беспорядке, что придает ему вид живого божества, слишком стремительно спустившегося с небес. Кого уж точно не придется приукрашивать после посмертного обожествления, так это Вейта Ритала.
– Да? – спрашивает он.
Голос у него тусклый и безжизненный.
– Если Великий Царь простит мне мою дерзость, то дозволено ли будет мне просить Великого Царя посмотреть на Великую Царицу, как это было задумано для портрета Великого Царя и Великой Царицы Альрата?
Вейт со вздохом поворачивает голову, и их взгляды с Миртес скрещиваются. Счастье, если эти двое просидят рядом спокойно хотя бы пятнадцать минут.
– Благодарю за милость, Великий Царь, – тихо говорю я и наклоняюсь к мольберту.
Я начинаю рисовать, но работа меня на этот раз не увлекает. Да и что может быть интересного в том, чтобы рисовать уже восьмой за год парадный портрет Царственной четы? Видят Боги, легче было бы сделать снимок. Впрочем, как можно доверить изображение Великого Царя неодушевленной технике? Вдруг она позволит себе какой-то изъян? Я прорисовываю фигуру Миртес. У меня она получается коренастой, но стройной, с длинной шеей и изящными маленькими руками. Эта шея принадлежит одной из танцовщиц, а руки достались Миртес от продавщицы фруктов. Миртес всегда смеется над тем, что я рисую не ее, а какой-то конструктор, но ей это нравится. Любая женщина хочет выглядеть лучше, чем она есть на самом деле.
Проходит двадцать минут, потом еще двадцать. Миртес сидит с закрытыми глазами, Вейт пытается зацепиться взглядом хоть за что-нибудь, а потом начинает ерзать.
– Успокойся, – шипит Миртес.
Я критически осматриваю рисунок. Еще бы, конечно, пару часов, но, кажется, сеанс близится к финалу.
Так оно и есть, потому что Великий Царь Вейт Ритал резко встает и заявляет:
– На сегодня достаточно!
Он вытягивает руку и указывает на дверь. Жест не для меня, а для Миртес, но я принимаю удар на себя.
– Благодарю, Великий Царь, прошу простить мою нерасторопность… – я начинаю собирать вещи.
Миртес не шевелится, она пилит Вейта таким взглядом, что тот вот-вот вспыхнет. У меня мало желания присутствовать при очередном скандале, а скандалить Миртес мастерица…
– Останься, Сентек, мы еще не закончили.
Ну вот, пожалуйста. Царь встает и идет к дверям.
– Стой! – приказывает ему Миртес.
Ах, дорогая моя, ну к чему все это? Я вполне могу рисовать только тебя, а нашего благородного Царя нарисую как-нибудь при случае. Да, вообще-то, могу и по памяти, благо я на него уже насмотрелся до тошноты.
Вейт Ритал останавливается и медленно оборачивается. Пусть меня покарают Боги, но в этот момент мне кажется, что перед нами истинный правитель Альрата. Эта посадка головы, надменное выражение лица… Однако, кое-чего Вейт все-таки лишен.
– Сядь обратно, – приказывает Миртес.
Губы Царя сжимаются, глаза горят, кажется, что сейчас весь его гнев обрушится на Миртес, которая смеет ему перечить, но… Вейт Ритал покорно садится на диван. Этот царственный лев под взором настоящей царственной львицы оказывается вовсе и не львом. Вейт смотрит на Миртес, но взгляд его становится пустым.
– Продолжай, Сентек, – мурлычет Царица Альрата.
Ну что с тобой поделать, Миртес? Я снова распаковываю свой скраб.
Великий Царь Вейт Ритал и Великая Царица Миртес. Идеальная династическая пара, блестящий союз, который укрепит мощь Альрата и навсегда положит конец внутренним дрязгам. Но то, что выглядит идеальным с точки зрения политики, на практике очень часто оказывается самой плохой из возможных идей.
Было в истории Альрата такое время, когда им правил величайший из Великих Царей. Царь Царей, как он сам себя называл, и поэтому не взял себе второго имени, как того требовали древние обычаи. Этого Царя звали Хмас. Хмас оставил в истории выдающийся след. Он стал тем, кто изгнал Хольг из внутренних миров. Альрат-то всего лишь одна из планет, есть и другие – Инсонельм и Мирраер, а за ними внешний пояс астероидов, и он не чета внутреннему поясу Радор, где царит относительное спокойствие. Там, за гранью изученного пространства, проживают полудикие создания Хольг. Как-то раз эти создания набрались сил, оказались вполне себе людьми и взяли, да и завоевали по очереди сначала Мирраер, потом Инсонельм, а потом и Альрат. Их господство длилось недолго, и именно Царь Царей Хмас стал тем, кто изгнал их сначала с Альрата, а потом и из остальных миров. Именно в его правление был заключен договор о единстве внутренних миров, по которому Альрат, Инсонельм и Мирраер обязаны объединиться, если Хольг еще когда-нибудь посмеют вылезти из своей мрачной холодной пустыни. Осуществив свои великие подвиги, Царь Хмас славно правил еще добрый десяток лет, а потом умер, чем вызвал скорбь всего народа Альрата.
У Хмаса был один сын и две дочери. Его сын Ракс Гриал и стал следующим Великим Царем. Этот Царь, как по мне, так и был настоящим Царем Царей. За тридцать с лишним лет его правления не произошло ни одной военной стычки, Альрат возносили за освобождение от Хольг, а сам Ракс Гриал сделал все возможное, чтобы от присутствия Хольг на Альрате не осталось и следа. Человеком он был скромным, любил литературу, хотя к другим искусствам был равнодушен. Его столица и его дворец были одними из самых сдержанных за всю историю Альрата. Из всех наших Царей Ракс Гриал всегда вызывал у меня самую большую симпатию, хотя бы потому, что не стремился изобразить себя лучше, чем он есть на самом деле. У Ракса Гриала было два сына, и оба умерли до него. В самом конце правления в весьма преклонном возрасте у него родилась дочь, единственная из его детей, кто остался жив. Эту дочь звали Миртес. Да-да, это и есть наша Миртес, хотя кажется, что я рассказываю о делах давно минувших дней.
Но даже Цари смертны. Ракс Гриал умер, стал божеством храма Аним, и теперь его дух живет вечно. С претендентами на трон оказалось туговато. Миртес было всего несколько месяцев от роду, и она была женщиной. И тут права на трон Альрата заявил некий Лаир Тарт. Он был сыном младшей сестры Ракса Гриала, в нем текла кровь Царя Царей Хмаса, так что с некоторой натяжкой его претензии можно было назвать обоснованными. Тогда была еще жива Великая Царица Иренес, жена Хмаса и мать Ракса Гриала, она поддержала кандидатуру Лаира, что и сыграло решающую роль. Впрочем, злые языки поговаривали, что Иренес к тому времени уже была в глубоком маразме и мало что понимала. Как бы то ни было, Лаир Тарт стал Великим Царем Альрата. Этот Царь оказался не таким сдержанным, как его предшественник. Дабы показать, что Царем он стал не по чистой случайности, Лаир сразу же развязал войну с Инсонельмом за пояс Радор, который до этого два мира весьма успешно делили между собой. Пояс Радор – это пояс астероидов между Мирраером и Инсонельмом, его ценность заключается в том, что он богат металлами, которых нет на Инсонельме и Альрате. Мирраер имеет свои ресурсы, так что благородно предлагает двум другим мирам соперничать между собой. Лаир решил, что довольно терпеть притязания Инсонельма, и устроил настоящую космическую бойню. Результат оказался неожиданным – шахтеры Радора подняли бунт против обоих: и Царя Альрата, и Императора Инсонельма – в результате чего образовалась так называемая Агломерация Радор. Считай, что четвертый мир на карте звездной системы, ну или даже пятый, если все-таки принимать Хольг за людей. Война между Инсонельмом и Альратом на этом закончилась, и началось противостояние Инсонельма и Альрата с одной стороны и Агломерации – с другой. В итоге Лаир за спиной Инсонельма предложил Агломерации не терять свою независимость, а стать суверенным миром под протекторатом Альрата. На том и порешили. Конечно, в истории своего правления Лаир преподносил все несколько по-другому, но кто верит в эти истории? Так или иначе Лаир своего добился, и пояс Радор стал полностью подчиняться Альрату. На этом закончилось первое десятилетие его правления, началось второе, а так как Лаир был совсем не юн, когда сел на трон, то пришло время позаботиться о наследнике. Сын у Лаира был, тот самый Вейт Ритал, которого я сейчас так тщательно вырисовываю. Юноша умом не блистал, но в Цари годился. Дело было не в нем, дело было в девочке Миртес, которая росла где-то на окраине столицы, и хоть с ней и обращались как с дочерью Царя, но вспоминали о ней редко и неохотно. В какой-то момент Лаир понял, что все-таки придется обратить на нее внимание, потому что Миртес взрослела, в один прекрасный день она выйдет замуж, у нее могут быть сыновья, и эти сыновья будут внуками самого Великого Царя Ракса Гриала, а значит, однажды смогут предъявить права на трон и выступить против потомков Лаира Тарта. Такой вариант его не устраивал, и Лаир придумал изящный ход: поженить Миртес и Вейта. Две линии династии объединились, и все будущие неприятности были пресечены. Брак был заключен за семь лет до смерти Лаира, когда невесте был двадцать один год, а жениху семнадцать. В первый же год совместной жизни у будущей царственной четы родилась дочь, Нефис, но это, скорее всего, их единственный общий ребенок. Если при жизни Лаира Тарта они еще изображали некое подобие симпатии друг к другу, то сразу же после его смерти и восхождения на трон Вейта Ритала, ситуация изменилась кардинально. Больше не было смысла скрывать очевидное и разыгрывать перед кем-то спектакль: Царь Вейт Ритал и Царица Миртес ненавидят друг друга до глубины души. Она презирает его, считает недалеким и мелочным, всячески намекает на то, что хоть она и женщина, но на троне должна сидеть она, как представитель более старшей линии потомков Хмаса. Он называет ее некрасивой, необразованной и слишком наглой, по его мнению во всех мирах не найдется мужчины, которого она могла бы привлечь. Самое смешное состоит в том, что развестись они не могут, потому что Царь не может развестись с Царицей, а Миртес именно Царица, а не какая-нибудь там второстепенная Царская жена. Так что придется им терпеть друг друга, пока смерть их не разлучит.
На этой мысли я не выдерживаю и хмыкаю. Царь бросает на меня раздраженный взгляд.
– Я закончил, Великий Царь, – я кланяюсь.
Вейт тут же вскакивает и выходит из зала, громко хлопнув дверью. Миртес выглядит как кошка, только что съевшая мышь.