Королевство в нагрузку

– Как что, сдачу даю. Или тот богатый господин велел оставить сдачу мне? – глаза подавальщицы алчно блеснули.

– Богатый господин? – сегодня точно день странных и непонятных событий.

– А кто же ещё. Нечасто к нам заходят столь роскошно одетые клиенты.

– Роскошно одетые, – послушно повторила Шер. – И во что же он был одет?

– А то сама не запомнила, – усмехнулась подавальщица. – Ни за что не поверю. Это ж куда нужно было смотреть, чтобы не заметить серебряную вышивку на сюртуке. Рубашка – чистый шёлк, точно тебе говорю! А сапоги какие! М-мм. Пусть я и не разбираюсь в дорогой обуви, но точно скажу, не на фабрике шитые. Не делают на нашей фабрике набойки серебром.

Какую обувь шьют на фабрике, Шерил знала прекрасно. И на Мейде была одна из таких пар. Изрядно истоптанная, немного запачканная, но серебряных набоек на ней точно не было. И кожа самая дешёвая.

Нехорошая догадка неприятно шевельнулась в груди.

– Арси, – осторожно начала Шерил, – ты неправильно дала сдачу.

– Что? Да я… да никогда! – возмутилась подавальщица, но поймав строгий взгляд, замялась. – Всё равно же деньги не твои. Не додала-то всего два дубовичка.

– Проверь монету, которую ты взяла, – сдерживаясь из последних сил, попросила Шер.

– А что её проверять, – начала Арси, но послушно вытащила из кармашка монету. – Колос? Но как же так? Я же сама видела коронал!

– Ты устала. Устала и ошиблась. Вот, возьми. И впредь будь внимательнее, – Шерил вытащила все деньги, которые выручила сегодня, выложила на стол, поднялась и пошла к выходу.

– Эй, Шерил, подожди, здесь лишнее. Мне чужого не надо, – подавальщица нагнала почти у дверей и втолкнула в руку два дубовика.

***

Зарядивший дождь полностью соответствовал настроению Шерил. Как же холодно. Холодно не телу, а душе. Посидеть бы сейчас у камина в холле, но лина Туаш обязательно будет донимать своими вопросами и нравоучениями. Как будто чувствует, когда её беседы особенно назойливы. А ведь Шер как-то в сердцах сообщила ей, что не заводит молодого человека, потому что ищет своего старого приютского друга. И вот нашла.

Мейд. Кем же ты стал, Мейд? Можно было ещё поверить, что звал Шерил в орден из лучших побуждений. Но зачем он так поступил с подавальщицей? Зачем обманул её?

Колос, который Арси приняла за полновесный коронал. Богатая одежда, таковой не являющаяся. Мейден не был магом огня, как Шер подумалось в тюремном экипаже, когда, защищая её, создал на ладони огонёк, ещё тогда показавшийся странным. Вот и объясняется разница между огнём лина Кертена и огнём Мейда. Мейд – маг иллюзий. Иллюзий, которые на саму Шер не действуют. Мало того, она видит сквозь иллюзии. А ведь магические линии могут видеть только маги родственной стихии. В Шер тоже дремлет маг иллюзий? Лучше бы он никогда не просыпался. Не хочет Шер быть рабыней ордена. Лучше уж так. Нищей, но свободной.

Глава 7. Болезнь

Почему так получается, стоит случиться какой беде или основательно испортиться настроению, как тут же наваливаются всякие хвори и болячки. Вроде бы Шерил особо не промокала и не замерзала, она и в лес-то последнее время не ходила, ан нет, слегла с жесточайшей простудой. Голова заболела ещё с вечера, сразу после того, как рассталась с Мейдом, а ведь в этот раз почти совсем не пользовалась ненавистным даром. Головная боль стала объяснимой, когда к утру к ней присоединилась боль в горле и заложенный нос. Нужно бы подняться и, воспользовавшись кухней лины Туаш, заварить себе травки, которые оставила на всякий случай. Вот этот самый случай и настал.

Как же крута лесенка, по которой раньше Шер поднималась и сбегала без проблем. Как резок свет за окном.

– Что это ты? Расхворалась? – в своей ворчливой манере поинтересовалась домовладелица. – Только не зарази меня! Люди в возрасте ой как тяжело болячки переносят.

– Мне бы кипятка, лина Туаш. Заварю травки и сразу уйду к себе.

– Кипяток бери, – милостиво кивнула вдова. – Бери и иди отлёживайся. Выздоравливай быстрее! Вот они чем хождения по лесам заканчиваются, – привычно начала ворчать она. – Ничем хорошим не заканчиваются. Замуж тебе надо. Мужик и согреет, и позаботится, и по лесам шастать не надо будет. Детками займёшься.

Шерил перелила в глиняную кружку кипяток, накрыла тарелочкой и вышла. Всё-то правильно лина говорит, но… не получилось у Шерил с замужеством. Мейден заботится о другой.

Не стоило и надеяться, что одна кружка целебного отвара поднимет на ноги. Идти на кухню и делать ещё не было ни сил, ни желания. Лина Туаш женщина добрая и понимающая, но верилось, что в случае угрозы для её драгоценного здоровья выгонит Шер на улицу. И что тогда? Погибать в канаве? Лучше уж полежать. Организм молодой, справится сам.

Странно чувствовать себя огромной горячей тыквой, в которой пульсирует болезнь и отчаяние. Есть уже давно не хотелось. Вода выпита. Ведро, используемое, как ночная ваза, не то, чтобы пахнет – нос у Шер основательно заложен, – но глаза режет. Или это свет, пробивающийся свозь небольшое оконце? Не всё ли равно, глаза и сами почти не открываются. Наверное, завтра к утру они не откроются совсем. И это тоже уже не важно. Кому будет хуже, если Шер не станет? Если только лине Туаш. Бедной женщине придётся возиться с телом. И, пожалуй, всё.

Если бы рядом была мама. Раньше Шерил удавалось пресекать подобные мечты в зародыше, но сейчас сил не было даже на это. Над ускользающим сознанием мы не властны.

– Мама…

Как не поняла раньше, стоит только позвать, и мама придёт. Не может не прийти, когда ребёнку так плохо.

В дверь вежливо постучали. Странно, раньше домохозяйка не имела привычки стучать перед тем, как войти. Сейчас крикнет из-за двери, чтобы больная жиличка убиралась из её дома, и спокойно вернётся к своему камину, креслу-качалке и бесконечному вязанию.

Стук раздался вновь. Нет, точно не лина Туаш.

– Мама! – Шерил казалось, что она прокричала столь желанное и столь запретное слово, но на самом деле из её горла вырвался лишь жалкий хрип.

Дверь распахнулась. В комнату кто-то решительно вошёл.

– Мама.

Теперь можно закрыть глаза и уплыть в блаженное небытие.

Слышался разговор. Причитания и оправдания вдовы Туаш пресекались резким уверенным голосом. Мама. Даже в беспамятстве Шер улыбалась. Мама не даст в обиду.

К пересохшим губам поднесли стакан с горькой жидкостью. Шерил с жадностью стала глотать. Пить хотелось так, что даже горечь не была помехой, ибо остановиться было невозможно. Затем на лоб легла прохладная влажная тряпица. Другая пробежалась по липкому от пота лицу, потом по груди. Пропахшие болезненным потом сорочка и постельное бельё заменены на свежие. Даже дышать стало легче.

…«Глупая девчонка, ведь могла умереть!», – чужие мысли пробивались сквозь затуманенный болезнью разум. Надо же, оказывается, освобождённый от сознания мозг принимается самовольно читать чужие мысли, и остановить это не получается. Попросту не хватает сил.