Три цветка и две ели. Второй том

Внезапно Вьён с криком бросился на него, пытаясь ударить. Рагнер его поймал, обхватив за плечи со спины, но тот стал пинаться.

– Ты драться не умеешь! – оттолкнул его от себя Рагнер. – Остынь! Ты смешон!

– Она мне сказала, что любит тебя! – закричал Вьён и, пригибая голову, словно баран, понесся на Рагнера снова.

Тот, не желая причинить другу вред, снова попытался лишь обхватить его, однако не удержался на ногах после столкновения с «бараном» и упал вместе с ним на пол, опрокинув ногой столик. Печенье разлетелось по гостиной, а молоко пролилось мужчинам на одежду, но они не перестали кататься и елозить по полу – Рагнер никак не мог усмирить Вьёна или сбросить его с себя. Наконец, ему это надоело и он больно схватил того за волосы, но тут же получил кулаком по скуле. С ревом Рагнер ответил тем же, а затем добавил еще раз – и уже после этого спокойно встал, обозлено сбивая рукой с черных штанов крошки и вытирая молоко. Вьён, зашевелившись на полу, неуверенно попытался сесть и, зажимая рукой окровавленный нос, осоловело глянул на бывшего друга.

– Чеевь, – гнусаво простонал Вьён.

У Рагнера пылала левая щека. Зеркал в гостиной Аттсогов не имелось, но и без них он понимал, что Вьён тоже неплохо приложил к нему кулак.

– Не был я с ней на ложе! – громко говорил Рагнер, снимая с плеч свой черный плащ с соболиным подбоем и встряхивая им в воздухе, чтобы избавиться от крошек. – А еще я не раздевался перед ней – ни выше спины, ни ниже! Обычный крест, просто не очень обычный! А ты всё за ум взяться не можешь?! Из-за дамы, которая даже не твоя, да из-за своего хера, ты чуть дочь не лишил родового имени, оскорбляя мой род и оскорбляя тем самым короля! Надоели мне твои детские выходки. Давно надо было тебе врезать как следует!

– Я и правда позабыл тогда в горячности, что подвергаю опасности не только себя, – поднимаясь и отворачиваясь к окну, горько изрекал Вьён. – И не из-за хера я выступил против тебя – а ради справедливости! Но тебе понять этого не дано – ты, как хищный зверь, знаешь лишь про хер и как убивать. Вы даже о потомстве заботитесь, как звери, – прогоняете сынов с их отрочества от себя. А ведь люди так не живут! Матери заботятся о своих детях до смерти, но не аристократы, не Ранноры… О, зачем, проклятая звезда, ты свела меня с этим волчонком ровно двадцать шесть лет назад?! Будь проклят тот день!

Рагнер молча поднял с пола свой берет и быстро вышел из гостиной. Только на заснеженном дворе, гневно выдыхая пар из ноздрей, Рагнер надел плащ и берет. Пиная снег и вымещая на нем свою злобу, он направился к конюшне и вскоре уже погнал Магнгро прочь от этого дома.

Но в лесу дорога испортилась, и конь, то проваливаясь в сугробах, то оступаясь, перешел с быстрой рыси на шаг. Немного остыл и Рагнер, однако обида пробудила иной вид его гнева – не бешеный, зато праведный.

«Пьянь ты, Вьён! – продолжал он ругаться с бывшим другом. – А еще слабак! Даже дряхлую старушенцию убить не смог, чтобы стать богатым астрологом! Верно, что отец погнал тебя из дома! На мою беду погнал! Думаешь, я рад той нашей встрече? Твой гумноизм и из меня слабака в итоге сделал! Но я на то и Раннор – я исправился, хотя это было непросто, и я перестал быть слабаком! И вовсе не только о хере я знаю и как убивать! Тоже мне друг! Даже не спросил! Заранее решил, что и как было у меня с Лилией! А ведь я мог! Мог! А из-за тебя бегал от нее! А щас сам к нему приехал, опять унизился… А он сразу драться! Пьянь! Весь разум себе пропил!»

Сняв перчатку, он дотронулся до скулы и с досадой посмотрел на окрашенные красным подушечки пальцев.

«Мои люди поймут, что это ты по моей герцогской морде проехался! Позор! Но это было в последний раз! Довольно с меня такой дружбы и такого друга, – растер он кровь пальцами и вздохнул. – Надо лед, что ли, найти…»

Пока же он приложил к щеке рукоять Анарима, и так, с кинжалом у лица, выехал к Пустоши. На заснеженном лугу Рагнер увидел свежие людские следы – и, повернув голову вправо, не поверил своим глазам, заметив среди острых валунов светло-серый плащ Лилии Тиодо. Молодая женщина зачем-то бродила там, в кругу за камнями и в полном одиночестве, а гнедая кобыла Арла Флекхосога стояла за Пустошью, у дороги в город, привязанная к дереву.

– Что вы здесь делаете? – подъезжая к валунам и убирая кинжал в ножны, удивленно спросил Лилию на меридианском Рагнер. – И снова одна? В такой глуши? Одна ехали через лес?!

– Мой обидчик понес наказание, разве нет? – спокойно ответила темноглазая красавица, рассматривая его разбитую щеку. – Я же не могу всю жизнь прятать себя в четырех стенах.

– Но одной вам точно не стоит ездить по лесу.

– Я собиралась пойти туда, где всё случилось… Посмотреть в лицо своему ужасу и, конечно, я должна была быть там одна. Но, – тяжело выдохнула Лилия. – Я не смогла… Сошла здесь пока. Меня всегда манило это место, да до сегодняшнего дня я к нему ни разу не подходила близко…

– А мне здесь не нравится, – с высоты окинул он взором тринадцать острых глыб, что встали неровным, редким кругом возле неглубокого оврага, в каком притаилась Саагра или Лешийка – извилистая, как пятиглавая змея, тихая речка. Внутри круга из камней и была та самая Пустошь – глинистый пустырь, на каком не росли травы – пустырь всего в десять шагов по длине вдоль оврага и в девять шагов по ширине.

– И мне это место не нравится, – огляделась Лилия. – Но здесь есть что-то… загадочное. Эти огромные камни зачем-то притащили сюда, на край оврага, но зачем? Не знаете?

– Не знаю. Когда мои предки завоевали эти места, почти тысячу лет назад, то эти камни уже здесь были – и уже тогда никто ничего о них не знал.

– А с вами что случилось? И почему вы тоже один? Без двенадцати стражей Дьявола?

– Стражи ищут бандита и убийцу моего брата. Это сейчас важнее. А я поехал к Вьёну. Зря сделал. Получил от него из-за вас… – усмехнулся Рагнер, спешился и прошел за валуны. – Госпожа Тиодо, – приблизившись к ней, поглядел он в бархатные глаза, ставшие при сером свете дня карими и теплыми. – Крест, что вы вышивали… У меня такой же есть на спине. Вы знали про это?

– Такой же крест? – искренне удивилась Лилия. – Извините, герцог Раннор, но это какое-то весьма странное совпадение. Откуда я могла знать? Такой крест являлся мне во сне. Лет… кажется, с двух, еще с младенчества. Когда я до него дотрагивалась, то просыпалась. Мне всегда было любопытно: дотронуться, не проснуться и узнать, что дальше… вот я и вышила такой крест.

– Зачем вы сказали Вьёну, что любите меня?

– Я сказала всё, как есть, начистоту. А он должен смириться с тем, что я никогда не смогу отдать ему свое сердце, ведь отдала его другому.

– И вы меня правда любите? Даже после того, как унизили себя в Суде, а я отпустил вашего насильника с десятью золотыми ронами в кошельке? Всё еще любите меня?

– Я хотела бы вас ненавидеть, но я понимаю вас: вы пожертвовали справедливостью ради любви, – нежно говорила она, а Рагнер вновь начинал дуреть – проникаться наваждением от ее красивого голоса, гордого лица, вишневых губ и темных глаз. – Помните, я говорила, что любовь это самое жестокое из чувств. Так вот, любовь требует на свой алтарь жертвы. То маленькие жертвы, то большие… И если мы хотим ее сохранить и удержать, то можем пасть низко… Я тогда не в Суде была, а лежала на вашем алтаре. И я оставила на нем честь и достоинство… Хочется надеяться, что это того стоило: что мои страдания и мои унижения надолго продлят ваше лучезарное счастье и сладкую любовь. Меня это утешает. Я радуюсь, что вы счастливы и что безразличны к моему горю. Пусть… Я упиваюсь своим позором, своим мученичеством, но не питаю гнева и не поддаюсь обидам…

– Позор с вас той же ночью смыло море, – не выдержал мук совести Рагнер. – В бурю, что неистовствовала. Я не нарушил клятвы, данной вам и Вьёну. Выродок теперь рыба – я покарал его своим судом.

– Рагнер… – прошептала Лилия, – …я не зря так тебя люблю…

Она нежно дотронулась до его горящей, побитой щеки, обжигая ее сильнее своим прикосновением. Налетел ветерок, бросив мелкий снег Рагнеру в лицо, будто пытаясь образумить его. На короткие мгновения сизая туча скрыла и без того невидимое солнце – серое небо потемнело, день стал сумерками, а глаза Лилии превратились в бездонные, гибельные, черные… Глубокий колодец, в какой Рагнер хотел пасть, опять позвал его. Одной рукой он обнял хрупкую талию, притягивая к себе белокурую красавицу, а другую руку завел за затылок Лилии и жадно поцеловал ее сладкие вишневые губы.

Стоя, прижав ее спину к большому валуну, Рагнер навалился на Лилию и целовал ее так, будто не мог напиться ее нектаром. Его руки забрались под ее просторное платье – одна нашла ее мягкую ягодицу, другая – маленькую, упругую грудь, дразнящую тем, что она не давалась в руку.

– Да? – тяжело дыша, спросил он Лилию, собираясь расстегнуть поясной ремень.

– Да, я хочу, – чуть слышно прошептала она, целуя его в шею. – Если ты остановишься, то я буду умолять тебя на коленях…

Золоченый Анарим полетел в снег вместе с цепью, кошельком и беретом. При свете дня, никого не таясь, охваченный звериным желанием и позабыв про стыд, Рагнер страстно, жестко и даже жестоко подминал своей мощью чужое хрупкое тело, вжимая его в каменную твердь и содрогаясь от удовольствия каждого момента. Лилия тихо постанывала ему на ухо, обнимая его за плечи и тормоша его волосы. Закрыв глаза, Рагнер чувствовал себя то в жаркой, то в ледяной черноте, сводящей с ума его плоть и дарующей всему его естеству наслаждение с новыми и новым движением ей навстречу. Грозовые разряды, убыстряясь, прокатывались по двум соединенным телам. Мужчина и женщина учащенно дышали в окружающем их безмолвии, не видя ничего, не замечая ничего – только свое удовольствие, переносившее их в таинственный, поблескивающий, черный, словно черный бриллиант, мир, созданный темными божествами для них двоих. В те минуты Рагнер желал пропасть в этом мире навек.

И вдруг мир стал ослепительно белым. Очнувшись, Рагнер успел отстраниться, даже скорее отшатнуться, и оставить свое семя на камне, у его подножия. Тяжело дыша, он упал спиной на валун, встав рядом с Лилией, взлохмаченной и тоже тяжело дышавшей паром в морозный воздух.

– Не знаю, что сказать, – застегивая пояс и оправляя одежду, сказал Рагнер. – Я как с ума сошел…

– И я рада этому, – улыбаясь, ответила Лилия и тоже начала приводить себя в порядок. – Не надо ничего говорить. Я сама так хотела. Спасибо… Иначе я помнила бы только того зверя…

Отойдя на шаг, Рагнер заметил на валуне каплю крови, попавшую туда с его щеки. Он не стал ее стирать – вместо этого умыл снегом лицо, после чего поднял и отряхнул свой берет, надел его на голову и стал застегивать ремень с кинжалом и кошельком. Он молчал. Дикая похоть, что минуту назад им владела, теперь бесследно исчезла и, прогорев, оставила после себя золу. Зато разрастался стыд: и перед Маргаритой, и перед Вьёном, который оказался прав насчет него, и перед самим собой тоже, за слабость. Но почему-то не перед Лилией. Он не знал, что ей сказать, а сказать что-то надо было.

– Я, похоже, запутался… – пробормотал он. – Никогда не думал, что такое со мной случится… Я редко влюбляюсь. И никогда до этого не любил сразу двух женщин. Я не знаю, что мне сейчас с тобой делать…

– Спасибо за то, что тоже любишь, – с надеждой в голосе произнесла Лилия. – И я не знаю… Но мне было важно слышать, что ты тоже любишь.

– Пойдем быстрее отсюда, – махнул он головой в сторону дороги. – Я в город еду. Провожу тебя…

Лесной дорогой до города, Рагнер задумчиво молчал, Лилия же ни разу его не потревожила. И за эту чуткость он был ей очень благодарен. Приближаясь к городским воротам, он поймал себя на мысли, что хочет пригласить Лилию в Вардоц, в свои покои, где есть спальня… Отругав себя, он решительно изгнал заманчивый соблазн, что можно еще разок, а Маргарита ничего не узнает.

– Здесь мы расстанемся, – внезапно заговорила Лилия. – Лучше мне одной заехать в город… Рагнер, раз ты не знаешь, – смело говорила она и столь же смело смотрела на него, – то я скажу. Пока мы ехали, я поняла, что на многое готова ради счастья, ради любой любви с тобой, хоть тайной, но у меня есть черта, какую я не смогу переступить… Я должна стать дамой твоего сердца, как и она, баронесса Нолаонт. Иначе, я не смогу…

– Ааа… – простонал Рагнер. – Рыцарь из меня – дрянь, уж прости. Затем тебе такой рыцарь, самый презренный в Меридее?

– Потому что ты не такой. Не презренный и не дрянь. И я не презренна, и не дрянь… Ты почти каждый день в Вардоце, а я каждый день бываю в храме – мне просто больше нечем заняться, читаю там «Книгу Гордости»… дошла до тридцать восьмого цикла лет… Потом буду читать «Книгу Позора», – усмехнулась она. – Буду ждать весть от тебя, а если не дождусь, то досаждать тебе не стану.

И, не прощаясь, она поехала на гнедой лошади вперед, к городским воротам. Рагнер смотрел: оглянется ли Лилия – она не оглянулась. Он свернул влево, к деревянному мосту через Йёртру на холм.

– Нет, Рагнер, нет! – приказывал он себе по дороге. – Даже не думай, хоть сейчас не будь слабаком. Плохо всё это кончится: в двух дамах запутаться – хуже, чем меж двумя демонами оказаться – они тебе душу на мелкие тряпки изорвут… и сердцем обе закусят. Нет!

Глава XX

Сатурналий