Заказное проклятие

Когда ему позвонила начальница, чтобы откомандировать для разговора с Прибыловой, то заодно сообщила сведения, добытые Сашей Михалычем за утро. Со слов гражданки, заявившей на Ягина, тот обладает уникальной способностью воздействовать на людей внушением, причем посредством телефонной связи. Ей известен случай, когда колдун подобным образом отправил на тот свет чью-то престарелую свекровь. Проверить данный факт нет возможности: то ли из-за проклятия ягинского старушка отошла в мир иной, то ли натурально, от старости. Однако опрашивать свидетелей нужно, искать потерпевших надо, а не отмахиваться от ситуации как от заведомо бредовой. И если факты наберутся и подтвердятся, суггеста нужно срочно изолировать и держать под неусыпным присмотром, чтобы не натворил дел.

Аудиозапись его речи может пригодиться в качестве обвинительного аргумента – хотя бы в телефонном хулиганстве, если они всей командой ничего другого не нароют.

И вообще – любопытно послушать.

Стоп. Но не умерла же Прибылова! Ягин ее колданул, она его услышала, однако ничего фатального с ней не произошло, несмотря на то что на тот момент здоровье ее было подорвано поносом.

А заказчицу он уверил, что успех гарантирует.

Может быть, для нужного результата какое-то еще действие требовалось проделать? Например, пшикнуть из баллончика чем-то вроде «новичка», когда дамочка в автобус будет садиться по дороге на работу? Пшикнуть и по-быстрому улизнуть. Она и не заметит. А потом и не вспомнит.

С другой стороны, ни при чем может быть «новичок», ни при чем и суггестия, а факт смерти чьей-то там свекрови после его звонка не что иное, как совпадение событий, не имеющих между собой никакой связи. А Ягин – психически больной старик, который вжился в сочиненный им самим образ могучего темного мага. А его объявления, про которые рассказала Путято, и кодовые слова, про которые узнал Пастухов, – фрагменты игровой реальности, где Ягин обосновался и существует.

Но распоряжение командира нужно выполнить, и Лева Скоморохов проявил добросовестность.

– Долго вас в больнице продержали?

– Сутки. Убедились, что не аппендикс, не дизентерийная палочка, а просто серьезное несварение. Препарат какой-то прокапали, и все. А потом я сама ушла под расписку. Да они с пониманием. Мне мужа выхаживать надо, тут не до восстановительных процедур.

– А как вы узнали, что с ним произошло? Вам кто-то позвонил?

– Как же мне могли позвонить? Я сама ему звонила с сестринского поста, как только меня от капельницы отсоединили. Обнаружила, что при мне нет мобильника, поэтому решила ему напомнить, чтобы вместе с халатом и тапками еще и телефон прихватил. Набрала его номер, он не ответил. Потом набрала свой собственный, чисто на всякий случай. Трубку сняла незнакомая женщина. Это была больничная медсестра. Так я и узнала.

– Вы сейчас к нему? Давайте поступим так. Я вас туда подброшу, подожду, когда вы вынесете телефон. Например, в больничном холле побуду. А потом в присутствии понятых… Не пугайтесь так, Римма Борисовна! В присутствии двух медработников я скачаю нужную мне аудиозапись на свой смартфон. Мы оформим протокол, понятые подпишутся, а потом я отвезу вас домой. Соглашайтесь, хороший план. Не хотелось бы вас оставлять без телефона на сутки. Я так понял, он вам необходим для работы. А изъять-то понадобится, если мое предложение вы отклоните.

– Нормальный план. Только вам подождать меня придется минут пятнадцать. Или я не согласна.

– Хоть двадцать, – улыбнулся Скоморохов. – Я вас в машине подожду. У меня «Нива Шевроле», серый металлик, не ошибетесь.

– Спасибо, – бесцветным тоном поблагодарила Римма Борисовна и, размышляя вслух, невесело произнесла: – Не понимаю, как такое с ним могло произойти… Крепкий мужик, непробиваемый. Хотя понимаю, конечно. Добегался. Разорвали его бабы на части. Вы знаете, я ведь разводиться с ним собралась. А теперь не буду.

– Почему? – угрюмо спросил Левка.

Она удивленно вскинула голову.

– Я ж не падла.

«Ты, Римма, не падла, это точно, – думал Скоморохов, спускаясь в лифте. – А вот мужик твой – козел».

– Правильное решение, Лев Алексеич, молодец. Когда запись будет у тебя, скинь мне ее тут же. Или знаешь, не обязательно сразу же. У меня к тебе просьба такая… – Она замялась. – Заезжай сюда, рулончик бумаги привези. Какой, какой… Туалетной. Нет, салфеток не надо. И полотенец не надо. Только туалетную бумагу. Ну, можно и два. Спасибо, Лева. Сейчас адрес продиктую. Не скину, а продиктую, мне некогда текст набирать. Кстати, у меня свежая информация тоже есть, нужно все в кучку собрать, а потом уж с визитом к магистру.

Лева сказал, что никаких проблем, просьбу командира выполнит, и отсоединился.

Вообще-то Марианна собиралась домой смотаться за вещами первой бытовой необходимости. Душ принять хотелось яростно, вот же он, рядом. Однако время на поездку терять не стоило. Ей нужно было с мыслями собраться, а в транспорте она думать не могла, все мешало и отвлекало. Недостаток, между прочим. Не должно быть так. Но вот.

Она вышла на широкий балкон, куда можно было попасть и из кухни, и из смежной комнаты. Свесив руки с парапета, осмотрела пестрый и немноголюдный по дневному времени двор. Пейзаж думать не помог.

Марианна уселась на теплый пол, покрытый ламинатом, прислонилась спиной к стене, принялась мысленно перебирать свежую информацию и анализировать.

Любовь Тихоновна Панченкова из квартиры сто семнадцать оказалась молодухой тридцати шести лет. Работает продавцом-кассиром в супермаркете, проживает в двухкомнатной квартире вместе с пожилой матерью и сыном-подростком.

Марианна представляла себе ее иначе. Она рисовала в воображении пятидесятипятилетнюю тетку, сварливую, нудную и истеричную, как высказался о ней гражданин Соколик из квартиры сто восемьдесят пять.

Любовь Тихоновна оказалась в движениях быстра, в общении резка и эмоциональна, но без агрессии и мрачной злобы, а в силу врожденных свойств. Она сказала, что «можно Люба», протянула руку, которую Марианна пожала, пригласила пройти в комнату.

Марианна сообщила, что она новая соседка, назвав квартиру Алинкиных друзей своей, сказала, что сегодня зарегистрировалась в домовом чате, прочитала диалоги и ужаснулась. Мол, начала жалеть, что решила приобрести жилплощадь в их доме. И не знает ли Любовь Тихоновна, по какой все-таки причине решили отсюда съехать прежние хозяева? Люба ответила, что нет, их мотивы ей неизвестны.

– Понимаешь, Марьян, дом у нас, сама видишь, многоквартирный, мне, к примеру, даже не все лица известны, хоть наша семья два года уже тут. Тех, с кем раньше в хрущевке жили, знаю, но как-то мы все здесь растворились и друг друга из виду потеряли. В чате общаемся, в лифте встречаемся, а с соседями по этажу едва знакомы. Кто в других подъездах живет, вообще загадка. Ну, и когда мне, допустим, личные контакты устанавливать? Едва ноги дотащишь с работы, а дома опять дела. За ночь едва выспишься, шесть часов – если повезет. Доживу до пенсии, тогда и буду с людьми общаться. Но этот персонаж шуму наделал. К нам в дом они с Регинкой въехали года два назад, заняли смежные квартиры на четвертом этаже. В одной Паша Тимонин до них проживал, в другой – Верунчик Лунина. Ребята пожениться решили и съехались, а откуда на нас эти свалились, никто не знает. Недели не прошло, как про нового соседа разговоры пошли. Начал с того, что принялся свои объявления жуткие расклеивать. Ну, неприятно же читать, согласна? Ты ведь видела? У каждого подъезда развесил. Соседние три дома тоже обошел. Поначалу к этому так отнеслись: придурок. Из ума выжил пенсионер. А потом дядя Митя, консьерж, говорит: «Шмыгают к нему. Но говорят, что к Регинке на стрижку. А та-то еще и не возвращалась, как с утра на работу ушла». Племянница у Витольда в салоне красоты работает и на дому тоже. А мы вот задумались: а что делает на дому-то? Может, не стрижет, а дядьку прикрывает?

– А зачем его прикрывать? Ну, расклеил он объявления, так ведь, может, он псих, безобидное существо.

– Про то, что псих, – это ты в точку. Когда нашему участковому те объявления на глаза попались, он решил разобраться. Хороший пацан, дотошный. Магическими услугами теперь никого не удивишь, всякие предлагают, однако не на смерть, правда же? Не вот так в открытую? А Ягин, видно, думал, что хитрый очень, в своих бумажках адрес не указывал, но соседи-то видели, кто их расклеивает. И уполномоченному доложили. Ну, пришел он к колдуну, спросил, что за дела, а Регинка выплыла из своей квартиры – в общем холле разговор происходил – и говорит: «Господин полицейский, все уладим. Сама лично обойду все подъезды, бумажки эти посрываю и прослежу, чтобы дядя впредь их не расклеивал. А привлечь его никак нельзя, он на учете в психдиспансере, вот и справка имеется». И документ предъявляет.

– А диагноз какой?

– Да хрен его разберет, какой. Что-то вроде биполярного расстройства психики, а что это значит конкретно, я представления не имею. Про диагноз Алла Гудкова слышала и в чате потом написала. Ей как раз Регинка мелирование делала, а кресло – в прихожей, а дверь Регинка не затворила, когда с полицейским разбираться пошла.

– А говоришь, никто к ней не приходит. А как же эта Гудкова?

– Ну, может, я и преувеличила слегка, но в чате девки бузили, что больше туда ни ногой.

– Понятно, – проговорила Марианна, вставая. – Спасибо, Люба, ты меня успокоила.

– Это как это? – поразилась Любовь Тихоновна.

– Ну как… Колдун – просто псих с подтвержденным диагнозом.

– Погоди, Марьян, я не досказала. Садись. Рано тебе успокаиваться. Когда колдун – по жизни псих, это еще страшнее. Слушай, что дальше было. Прошло около месяца с первого его объявления, а бумажки эти, скажу тебе, то исчезали, то снова у подъездов появлялись, так вот, через месяц в чате траурная новость: умерла Наталья Игнатьевна из сорок седьмой. От инсульта. Бабе сорок два. Не жаловалась, на больничных не сидела, пахала как лошадь. Вчера мы с ней в чате рецепт шарлотки обсуждали, а сегодня старшая по дому сообщает о ее смерти.

– Кем работала?

– Преподавала в школе.

– Нервная работа, довели ученички.

– Ну да. Мы тоже так решили. Посочувствовали семье, деньги какие-то на карту вдовца насобирали. А в скором времени Регинка путешествовать отправилась. Знаешь куда?

– И куда же?

– В двухнедельный тур по Европе. Через месяц примерно еще одна траурная новость. Пенсионер Болотин Петр Фомич коньки откинул. Здоровяк, каких мало. Каждое утро бегал по часу вокруг дома. Сунет в уши наушники и рысит трусцой. И на уличных тренажерах качался, заметь, даже зимой. А тут в одночасье откинулся.

– Инсульт?

– Инфаркт.

– Не рассчитал сил, вот и добегался.

– Не зли меня, Марьяна. Слушай, что дальше было.