Не потеряй меня

– Мадемуазель де Монти?

В этот момент его узкие, плотно сжатые в полоску губы, вокруг которых пролегли глубокие складки, лишь на мгновение посетила едва заметная хищная улыбка.

– Добро пожаловать в мой дом, месье. Чем обязана вашему визиту? – и, приготовившись выслушать гостя, она присела на расположенный у окна диван.

– Позвольте представиться, виконт Пьер де Лоран и двоюродный брат ныне покойного Джона де Монти, – сообщил мужчина поразительно низким и сильным голосом, не скрывая восхищения молодой особой, впорхнувшей в комнату, словно сказочная фея.

– Ах, какая приятная неожиданность! Какие же дела привели вас ко мне, дядюшка? – всплеснула руками Хлоя, искренне удивленная этой трогательной новостью, поскольку до последней минуты была абсолютно убеждена, что близкой родни у нее уже не осталось.

– Я человек деловой и не обладаю в полной мере свободным временем, посему, если не возражаете, перейдем непосредственно к цели моего визита, – довольно холодно произнес Пьер, словно был вовсе не рад радушному приему племянницы.

Недоброжелательный тон, которым он заговорил с ней, и пронзительный, колючий взгляд вмиг охладили душевные порывы Хлои, и спокойствие ее было окончательно разрушено.

«А ведь она могла бы быть моей дочерью», – с ноткой сожаления подумал Пьер, но, тут же одернув себя, продолжил:

– Я довольно недурно осведомлен о плачевном состоянии дел в вашем поместье, мадемуазель. Поэтому посмею предложить вам некое соглашение, которое позволит наилучшим образом устранить эту досадную неловкость, – сообщил он, изучая правильные черты лица стоявшей перед ним девушки.

– В чем же оно заключается, месье? – насторожилась Хлоя, подсознательно ощущая в его речах присутствие скрытого смысла.

– Оно заключается в следующем. Я готов помочь обрести достаточно выгодного покупателя на владения, дабы вы сумели покрыть те многочисленные долги, что скопились за довольно продолжительное время. Ну а поскольку поиски могут затянуться и придется отменить ряд важных встреч, сулящих моей семье немалую прибыль, надеюсь, вы проявите в отношении меня некое… великодушие, – с намеком произнес виконт, напустив на себя самый деловой вид.

– Простите за дерзость, но я склонна считать, что вы что-то недоговариваете, – осторожно озвучила она собственные подозрения. – И какого же рода щедрость вы от меня ожидаете?

– Сочту за честь получить от вас пусть даже самую малую часть тех денег, что сумею выручить с продажи вашего имущества. К примеру, треть, – и Пьер утвердительно закивал пышным париком. – К сказанному могу лишь добавить, что на правах ближайшего родственника готов посодействовать поиску выгодной партии для вас.

– Выгодной партии? Честно признаюсь, в ближайшее время в мои планы никак не входило замужество, – едва выдавила из себя Хлоя, мысленно преодолевая приступ глубокого возмущения, поскольку ясно осознала, что «дядя» хочет продать не только владения, но и пустить с молотка ее саму.

– У вас, милочка, нет времени на раздумья, поскольку поместье невероятно быстро приходит в упадок, а земли, хочу отметить, весьма плохо содержатся. Им необходима хозяйская рука, тогда как вы еще совсем ребенок и не в состоянии присматривать за ними должным образом.

Только сейчас Пьер невольно обратил внимание на столь явную схожесть сидящей перед ним девушки с ее покойной матерью, и сердце его болезненно сжалось. Он не переставал любить Сильвию так же страстно, как если бы она была еще жива. Долгими вечерами, сидя у камина, он перебирал в памяти те счастливые немногочисленные мгновения своей жизни, в которых она когда-то присутствовала. Воспоминания, которые, как он уже понял, долго будут преследовать его. Возможно, всю жизнь.

Хлоя же в эту минуту горела от стыда и негодования от такого унизительного предложения. В ее памяти всплыли слова горячо любимой матушки, которая называла поместье не иначе как «любовное гнездышко», поскольку в нем жили многие поколения влюбленных друг в друга людей. И это было истинной правдой, ведь даже цветочный сад, созданный заботливыми руками ее прабабушки, неизменно оставался идеальным прибежищем для свиданий большинства прислуги. Глубоко погрузившись в дорогие сердцу воспоминания, которые вдруг красочно ожили в ее сознании, она невольно улыбнулась.

Пьер же, напротив, не видел причин для столь явного выражения радости и, узрев в ней этакую завуалированную провокацию, заговорил с едва сдерживаемым раздражением:

– Судя по вашей милой и многообещающей улыбке, мадемуазель, вы пришли к правильному решению. В противном случае вас ожидает печальное будущее. Еще немного – и вы кончите долговой ямой, если не соизволите платить по счетам. Я уже не говорю о той горстке слуг, которые сбегут при первой возможности, не плати вы им достаточно денег для существования.

Болезненное беспокойство заставило Хлою в очередной раз глубоко задуматься. Она действительно не вправе держать свою и так немногочисленную прислугу, не оплачивая им за работу, но пошлины были столь непомерно высоки, что едва покрывали приносимую прибыль от суконных мануфактур, дела в которых после смерти родителей шли, по правде говоря, довольно неважно. Этот факт вынуждал ее все чаще мучиться бессонницей. Сидя ночами в кресле, она вновь и вновь предпринимала бесчисленные попытки отыскать возможный выход из положения, но в голову ровным счетом ничего не приходило, и от этого она все больше впадала в уныние. Вот и сейчас, глядя на этого грозного мужчину, Хлоя была на грани отчаяния, и лишь его сверлящий взгляд каким-то непостижимым образом сдерживал ее порывы.

– Вы правы, месье, поместье действительно переживает тяжелые времена, и, как следствие, я и мои слуги находимся в весьма стесненных обстоятельствах. Но прошу не забывать, что помимо принадлежащих мне земель я имею хоть и небольшой, но стабильный доход с мануфактур, – довольно уверенно произнесла Хлоя, не узнав собственного голоса.

– Да, мне известен этот факт, хотя подозреваю, что и там не все так гладко. Взимаемые налоги съедают вашу прибыль столь стремительно, что та даже не успевает приумножиться. Поэтому совершенно очевидно, что вы скоро будете вынуждены продать имение, желаете вы этого или нет. Вопрос лишь в том, чьей помощью вы воспользуетесь, – это было сказано убедительным, не терпящим возражений тоном, лишающим ее всяческих иллюзий.

– Но, месье, не зная меня и тем более моих предпочтений, как сможете вы определить для меня человека, которого я смогла бы назвать своим мужем? – ее руки, которые никак не желали лежать спокойно на коленях, выдавали едва скрываемое внутреннее волнение.

– Должен сказать, мне известны в свете честолюбивые молодые люди, у которых есть средства и необходимые связи, не хватает только аристократического имени и желаемого титула, – довольно жестко и хладнокровно подытожил Пьер.

Глядя в его пустые, не выражающие никаких эмоций и чувств глаза, Хлоя понимала, что все старания тщетны и ее намеренно поставили перед выбором, который не оставлял за собой ничего, кроме положительного ответа.

– Надеюсь, вы предоставите мне возможность все хорошо обдумать, поскольку это непростое для меня решение, – спросила она дрожащим голосом, всячески пытаясь сохранить душевное равновесие, но сердце стучало так, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.

– Две недели, которые я проведу за границей, решая деловые вопросы, – подытожил господин де Лоран и отвернул взгляд в сторону сада, тем самым давая понять, что разговор окончен.

От брошенных им в лицо слов веяло таким могильным холодом, что Хлоя вдруг почувствовала, как предательски затряслись коленки, а к горлу подкатил тугой комок, который никак не удавалось сглотнуть. Она присела на стул и дрожащими пальцами разгладила невидимые складки своего наряда.

«Бог мой, две недели!» – промелькнуло у нее в голове, но, силой вернув утраченное самообладание, резко встала.

– На этом и расстанемся… как там вас?… – это было явным проявлением бестактности, но деликатничать она была не намерена.

– Виконт Пьер де Лоран, смею откланяться, – сверкнул он глазами, едва сдерживая ярость от столь дерзкой выходки в его адрес, и быстрым шагом поторопился из гостиной.

Хлоя продолжала сидеть неподвижно, не в силах поверить в то, что только что услышала. Потрясенная и испуганная, она вцепилась руками в ножки стула так отчаянно, что побелели костяшки пальцев. И, когда шаги в коридоре наконец стихли, она закрыла лицо ладонями и громко разрыдалась, погрузившись в пучину глубокого отчаяния от осознания собственной беспомощности и невозможности что-то изменить. В эту самую минуту в ее затуманенной голове не оставалось места для размышлений. Лишь на мгновение, словно из жалости к себе, всплывали отрывки счастливого детства, и от этого становилось еще хуже. В таком состоянии и застала ее Софи.

– Ну, что наговорил вам, лапушка, этот скверный человек? Вижу сама, даже отвечать нет надобности, – служанка предусмотрительно вынула из кармана поношенного, но чистого накрахмаленного передника носовой платок и с сочувственным видом протянула его. – Утрите нос, мадемуазель, иначе он превратится у вас в сморщенную красную виноградину. С таким вот носом ни один жених на вас не посмотрит! Хлоя печально улыбнулась в ответ и, по-детски шмыгнув носом в платок, позволила себе окунуться в ее мягкие объятия.

– Ну а теперь, когда ты перестала, наконец, плакать, поведай мне, кто этот напыщенный болван и чем тебя обидел, – заложив руки в округлые бока, проговорила она.

– Он мой дядя и намерен в скором времени выдать меня замуж, – словно оглашая собственный приговор, бесцветным голосом произнесла Хлоя.

– А что в этом плохого? Не будь упрямой, тебе уже скоро семнадцать. Да и потом все девушки когда-то выходят замуж, ведь у большинства из тех, кто все же остается старой девой, со временем непременно развивается склонность к унизительной бедности. Надеюсь, это достойный молодой человек?

– Откуда мне знать! Ведь даже господин де Лоран не имеет понятия, кому меня предложит. Ты представляешь меня с бесконечной чередой детей от того, кто совсем меня не знает и, что еще хуже, не любит? Вот и я не представляю!

– Постой, ты же не хочешь сказать, что он не позаботился о том, насколько ты будешь обеспечена и счастлива с будущим мужем? – сдавленным от волнения голосом произнесла Софи, нервно закусывая губу.

– Еще немного, и я бы не сдержалась и отослала его, ведь совершенно очевидно, что моему «дяде» абсолютно безразлично, буду я довольна его выбором или нет. Он не любезничал и не притворялся, что я дорога ему как родственница. Для него имеют значение только деньги, которые он получит с продажи моего поместья и… меня! – с этими словами Хлоя вскочила с места и бросилась прочь.

– Продажа поместья?! – недоуменно бросила ей вслед взволнованная Софи, и ее внушительного размера грудь тяжело взметнулась вверх.

Закрывшись в комнате, Хлоя без сил упала на кровать. Ее положение было действительно плачевным. Средства, которые оставались после гибели родителей, неумолимо таяли. Ей и так пришлось распустить большую часть слуг, а те, которые оставались верны, жили исключительно за кров и пищу. Она и сама понимала, что так не может долго продолжаться и вскоре придется заложить мануфактуры, а там и поместье в уплату по счетам. Но готова ли она выйти замуж за человека, которого совсем не знает? Сможет ли полюбить его так, как желали ее родители, как мечтала сама? Как сохранить родовой замок? Уже в который раз она сложила руки в молитве, мысленно обращаясь к небесам, но необходимого ответа не поступало.

– Что же мне делать? Что делать? – спрашивала она себя, медленно уносясь в сон.

Проснулась Хлоя, лишь когда солнце уже давно покинуло горизонт и одинокая луна полноправно властвовала на небе, усыпанном многочисленными мерцающими звездами. Ночь была довольно прохладной, и, предусмотрительно обернувшись в вязанную из тонкой розовой шерсти шаль, она спустилась на этаж для прислуги. Проходя мимо приоткрытой двери Софи, она прислушалась к ее ровному дыханию и, убедившись, что та крепко спит, бесшумно, словно тень, незаметно проскользнула к лестничному маршу, направляясь в кабинет матери. Там она когда-то, уютно расположившись на подоконнике и обхватив руками худенькие коленки, долгими вечерами часто безмолвно сидела и с поистине детским благоговением наблюдала за мамой, боясь отвлечь даже неосторожными мыслями или неровным дыханием.

Она слегка толкнула дверь и оказалась внутри. В комнате все оставалось на прежних местах, как и при жизни мадам де Монти. Даже незаконченное кружевное вязание лежало на маленькой атласной подушечке в кресле так, словно она только недавно его оставила. Ее сердце болезненно сжалось от невосполнимой утраты, но, уняв щемящую боль в груди, она все же подошла к письменному столу матери.

Это было искусно отделанное сукном старинное бюро из черного дерева, украшенное золоченой чеканкой на углах и ножках. Под крышкой имелись два небольших ящичка. Хлоя осторожно выдвинула один из них, вынула стопку аккуратно сложенных, перевязанных красной ленточкой бумаг и на миг затаила дыхание. Это была переписка ее родителей! Прошел почти год со дня ужасной трагедии, казавшийся теперь вечностью, но она все это время никак не решалась нарушить покой этой комнаты, словно опасаясь, что с ее появлением безвозвратно исчезнет дух горячо любимой матушки.

Хлоя предусмотрительно вслушалась в темноту, но нет, дом спал спокойным сном, лишь неугомонная сова во тьме ночи издавала свои гортанные ухающие звуки. Она присела на краешек резного стула и дрожащими руками развязала ленту. Содержимое посланий очаровало ее. Это были письма отца к матери, когда тот находился в длительной поездке по делам поместья. Неровные и местами прерывистые строки выдавали безумное волнение и были наполнены таким сильным чувством и страстью, что у нее мурашки побежали по коже. Окончив читать, Хлоя отложила его в сторону и невольно всхлипнула, почувствовав, как душевная боль от столь тяжкой утраты вновь захлестнула все ее существо.

Ее родители погибли, когда совершали морской круиз на очередную годовщину свадьбы. Позднее интендант представил ей заключение о том, что судно попало в полосу тумана недалеко от пролива Ла-Манш, на полном ходу ударившись о встречную волну, дало трещину и пошло ко дну. Ей даже не удалось похоронить их подобающим образом, чтобы потом иметь возможность оплакать. Их тела теперь навечно укрыты в холодных глубинах бесконечного океана.

– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы родители даже на небесах гордились бы мной! – поклялась себе Хлоя, положила на место письма и на цыпочках вышла из комнаты.

В эту ночь она долго не спала, беспокойно ворочаясь в постели. Образ улыбающейся матери так и стоял у нее перед глазами.

На следующее утро Софи приготовила завтрак, который состоял из яиц перепелки, бутерброда с тонко нарезанной французской ветчиной и чая, но Хлоя даже не притронулась к пище. Безмолвная, она сидела, задумчиво глядя в распахнутое окно. Ее бледное и утомленное лицо, обрамленное густыми беспорядочными прядями, вызвало у служанки нешуточное беспокойство.