Тридцать ударов плетью

Я усиливаю ласкание ее губ, пробираюсь дальше, и она внезапно, то ли поощряя, то ли от неожиданности обхватывает его губами, дотрагивается языком.

А! что ты делаешь со мной, детка? Полегче! Едва семя в штанах удержал!

Ее лифчик съезжает с полушарий, так что я вижу едва открывшийся сосок во всем своем великолепии. Красивый сосок! Темно-розовый. Словно маленькая вишневая косточка! Такой же твердый и ароматный! Он так бесстыдно торчит, так и требует чтобы его вобрали в себя, прижали, поперекатывали на языке!

– Ты меня прости, малышка! – шепчу я ей, – Все, больше не могу сдерживать себя!

Глава 10

Я беру ее в объятия как мне кажется бережно, но все равно выходит собственнический захват. Поднимаю ее с софы. Черт, подлокотники слишком низкие, чтоб перекинуть ее через них, поставить в позу поудобнее. Поэтому подталкиваю к стене. Разворачиваю спиной.

Треск и трусики за несколько сотен баксов превращаются в порванную тряпочку. Похер. Потом буду разгребать нанесенный в страстном угаре ущерб.

Алина не произносит ни слова. Позволяет делать с собой все, что я задумал. Будто отрешилась от всего. Но я понимаю, нутром чую, что ее это в некоторой степени даже заводит. Похлеще меня заводит!

Ее ягодицы белые, упругие, округлые. Я склоняюсь к ней, чтобы впервые попробовать ее на вкус, начиная с плеч, и по позвоночнику, целуя, облизывая и прикусывая каждый позвонок, спускаюсь вниз. Туда, где заветные полушария так призывно стремятся приподняться, не осознано желая моей ласки, моих губ и поцелуев.

Красивая, роскошная попка. Маленькая и упругая. Такая, как нравится мне! Она-то меня и добивает. Вжикаю ширинкой, освобождаю свою истосковавшуюся длину. Алина заметно напрягается. Даже пушек на ее коже приподнимается, точно от испуга.

Конечно, ей страшно. Представляю, что она должна думать, когда огромный двухметровый мужик прислоняет ее к стене, разворачивает спиной к себе и рвет последний оплот между ножек.

– Не бойся! – выдыхаю ей в висок, тянусь к мочке ухе. – Я не сделаю тебе ничего плохого!

Отстраняюсь слегка. Кладу ей руку на затылок, принуждая прогнуться немного, чтобы великолепная попка вздернулась еще сильнее. Вот так, отлично! Обхватываю себя рукой.

***

Алина

Что это с ним? Ворвался ко мне, словно узнал что-то плохое! Словно резко передумал быть хорошим, на глазах превращаясь в подобие Азамата или Джамаля… На шрам мой смотрит волком. Не понравился ему… а у меня все заходится изнутри от страха. Надо было сказать! Предупредить! Показать, в конце-концов!

Потому что я не дура! Не дура я… прекрасно понимаю, зачем он помогает мне. И какую плату за это попросит. У меня есть только мое тело. Но и оно основательно подпорчено этим уродливым шрамом. Он ведь должен был догадаться, что после операции у меня не может быть цельной идеальной фигуры, как раньше. Он же взрослый мужчина. Не глупый ведь! Ну почему он не понимал, когда брался помогать, что увиденное под одеждой ему не понравится?! И почему я не сказала, тоже ведь взрослая!

– Он вам не понравился, да? – в ужасе шепчу я, плохо соображая, что именно.

Потому что он уже стенку разбил, матерясь. А следующий удар будет по мне…

–… он ужасен! – отдаленно слышу свой голос, неужели еще в состоянии что-то говорить? – Ужасен! Но… пожалуйста, не бейте! Я говорила вам о шраме раньше. Или нет, не говорила. Да, дура я, знаю, надо было сразу сказать, чтобы вам не было так противно, но я… не думала, что вы решите взять меня… Но бить не надо, я потеряю ребенка…

Мои слова немного отрезвляют его. Идет ко мне. На меня. Широкоплечий, огромный! Его член так ясно обозначился во вздыбленном бугре под ширинкой, что я осознаю, прекрасно осознаю, что меня просто так отсюда, из этой комнаты не выпустят. Пока не поимеют хорошенько.

Но… это пугает и возбуждает одновременно. Это не так как с Джамалем, когда нож ему в бедро всадила. Это совершенно иные ощущения. Ощущения тяжелого томления в груди, сладких простреливаний нервных окончаний между ножками. А его запах… он меня просто одурманивает, забивает сознание, затрудняет мыслительный процесс. Какие к черту мысли, когда я готова в черных его очах раствориться? Когда готова довериться ему? Когда хочу доверять?!

Боже, когда я в последний раз доверяла мужчине?! Азамату? Нет, никогда! Ашотджану? Джамалю? Этому шакаленку-недоноску? Нет, ни на мгновение… Отцу если только… и то, до того момента, пока он насильно не выдал меня замуж, выписав тем самым путевку в ад…

А вот Льву хочу довериться… чтобы если не спасет и окажется таким же подонком как Джамаль и компания, окончательно разочароваться в мужчинах, чтобы броню нарастить и никого больше не подпускать ни к сердцу, ни к разуму.

Он наваливается на меня, придавливает к дивану. А у меня лифчик съехал и соски так бесстыдно торчат! Он смотрит на них, а они сжимаются, твердеют, горят лишь от одного его взгляда, словно сваркой их выжигает, или лазером. И грудь наливается вся, набухает, так что дышать тяжелее и тяжелее. Уже хрип какой-то из горла вырывается ненормальный, уж точно не обычное дыхание! И новенькое кружево меж ножек все промокло! Насквозь! Как же девочки на кассе теперь паковать его станут? Ведь стыдно же! Но теку! Как самка течная какая-то теку!

А он сгребает меня в охапку! Так собственнически! Так брутально. Поднимает с софы. Прижимает к стене лицом. Он говорит что-то но я не слышу. Лишь треск трусиков, сообщающий что моя проблема с упаковкой решена чисто по-мужски, стоит в ушах, да то, как вжикает ширинка вниз, и как пряжка ремня клацает о паркет.

Его опаляющие губы на моем виске, на мочке уха, на спине, на попке, все горит огнем, каждое местечко, куда они прикасаются.

Он снова что-то хрипло рычит, прикусывая мочку уха, и начинает движения.

Я стою к нему спиной и попой, и не могу видеть, что именно происходит сзади, но по характерным рывкам и звукам могу догадываться, что он толкается к себе в кулак. Мощно, рыча, размашистыми движениями. Его огромная звериная лапа придавливает мой затылок ниже, так чтобы моя попка оттопыривалась к нему. Его кулак, куда он сейчас вбивается упирается мне прямо в поясницу, потому что даже в полусогнутом положении он намного выше меня. Его бедра при каждом движении соприкасаются с моей пятой точкой мощно и равномерно.

– Потерпи, – рваной хрипотой просит он, – потерпи еще немного!

Движения его убыстряются. Приобретают порывистость. Хаотичность. Беспорядок… а потом моя поясница орошается теплым, нет горячим потоком спермы. Её так много, что он заливает мне всю спину, ягодицы. Потоки стекают вниз, по бедрам, льются на пол.

Лев разворачивает меня к себе, вжимает в свое огромное покрывшееся испариной тело и берет в терзающий плен мои губы.

Глава11

– Я устроил беспорядок в примерочной, – Лев достает наличку из портмоне, расплачиваясь за то что с трудом, но все же мы выбрали из вороха принесенных вещей. – Это компенсация. – выкладывает он сверху такую же сумму, а это – девочкам на чай, -кладет в сторону каждой по стодолларовой купюре.

– Благодарим вас, господин Варшавский, – расплывается в довольной улыбке менеджер бутика, – Огромное спасибо, за вашу щедрость, а за беспорядок не беспокойтесь, с кем не бывает?

– Да, вот еще, – страшным тяжелым взглядом смотрит на девушку-менеджера, – если увижу хоть один кадр в сети… – делает многозначительную паузу, глядя исподлобья.

– Не увидите! – тут же расширяет испуганные от страха, глаза описавшегося кролика менеджер. – Их уже удалили.

– Так вот, – Льва не сбить с толку подобными заверениями, – нельзя такие вещи делать. Без бутика можно остаться. И без ног…

И вроде говорит все это спокойным сдержанным тоном, но все продавщицы становятся словно ниже ростом, и кивают как болванчики.

Лев сжимает меня за руку, и это… так приятно, особенно после всего, что между нами произошло, и после того, как я все же оделась в первые попавшиеся под руку джинсы, легкий свитерок и ветровку. Как взял за руку, так и не отпускает. А потом приобнимает меня за плечи, будто отгораживает, защищает от любопытных взглядов продавщиц, выводит меня из магазина.

– В клинику, или проголодалась? – открывает он мне дверцу машины, и придерживает ее, пока я присаживаюсь на сидение.

– В клинику, – смотрю я в его глаза… – узи и другие анализы лучше сдавать на голодный желудок.

– Понял! – гладит Лев меня по щеке.

Его пальцы пахнут мною, и это снова будоражит кровь, заставляя тело вновь наливаться томной приятной тяжестью.

Лев обходит автомобиль, садится за руль. Его широкие ладони обманчиво спокойно обхватываю руль, а я едва ли сдерживаю сладкую судорогу от воспоминаний.

Ведь тогда, в примерочной, на бурной эякуляции Льва, все не закончилось. А как оказалось, только началось.

– Щас, малышка! – тяжело дыша, с расстегнутыми и приспущенными джинсами Лев отошел куда-то в сторону, но вскоре вернулся с упаковкой влажных салфеток.

Он не спеша вытер меня от своего семени. Я замирала и дрожала от этих прикосновений холодного мокрого текстиля к своей коже повсюду, но особенно на внутренней стороне бедер.

– Да, малышка! – прокомментировал мою рефлексию Лев, – Надо было тебе первой сладкого выдать. Сейчас, малышка, вот так, иди ко мне!

Лев берет меня на руки, уже привычным жестом, несет несопротивляющуюся на софу. Я настолько мокрая, что даже его влажная салфетка не помогла, и теперь я наверняка спалюсь, что теку до сих пор, потому что он удерживает меня под попу, почти касаясь лепестков и наверняка чувствует мой водопад.